Имея такого беспокойного соседа на северных рубежах империи, Россия всегда должна быть начеку. Вполне вероятна такая же ситуация, которая случилась при отце ныне правящего монарха, Густаве III. Тогда русская эскадра готовилась отправиться в Средиземное море, а наиболее боеспособные сухопутные части – на юг. Вот-вот должна была начаться война с Турцией, завершением которой должно было стать взятие Константинополя. Но шведский король напал на Россию, и вместо Средиземного моря нашим кораблям пришлось сражаться со шведами на Балтике.
– Федор Васильевич, – сказал я Ростопчину, – с королем шведским нам так или иначе придется воевать. Только вопросы войны и мира решает у нас император. Как вы считаете, согласится ли государь с нашими рассуждениями?
– Василий Васильевич, император хорошо понимает, с кем он имеет дело. И к королю Густаву он не испытывает никакой симпатии. Только вот причины для объявления войны должны быть основательными. Зная, как государь относится к британцам, неплохо было бы добыть достоверные сведения о том, что Стокгольм вступил в тайный альянс с Лондоном. Учитывая близость Швеции к нашим границам, было бы весьма опрометчиво уповать на благоразумие короля Густава.
– Согласен с вами, Федор Васильевич. Надо будет ориентировать всю нашу агентуру на добывание таких сведений. И потихоньку готовиться к военной кампании. Она должна пройти молниеносно. Желательно все закончить к весне будущего года. Вторжение в шведские рубежи следует провести по льду Ботнического залива. В таком случае ни шведские, ни британские военные корабли ничем не смогут помочь своему сухопутному войску. Король Густав и глазом не успеет моргнуть, как наши егеря и казаки окажутся под стенами Стокгольма.
– Полагаю, чтобы окончательно обезопасить Петербург, во вновь заключенном мирном договоре должно быть заявлено об отторжении от Швеции Финляндии.
– И об Аландских островах не следует забывать. Кроме того, чтобы привлечь к антишведскому альянсу Пруссию, я вижу смысл предложить ей часть Шведской Померании…
– А если мы пообещаем Дании закрепить за ней на вечные времена Норвегию, – подхватил Ростопчин, – то можно прирастить наши владения на севере за счет примыкающих к нашей границе норвежских земель.
– Федор Васильевич, – улыбнулся я, – не будем делить шкуру неубитого медведя. Давайте-ка с вами посидим, подумаем, как нам лучше донести до государя необходимость шведской кампании. Я подготовлю справку о войне со шведами в нашей истории в 1808–1809 годах, которая закончилась свержением короля Густава IV и заключением Фридрихсгамского мирного договора, по которому Финляндия была присоединена к России. Кстати, та война стала последней войной между Швецией и Россией. Более мы со свеями не воевали, хотя взаимоотношения между нашими странами не всегда были дружественными.
– Любопытно, любопытно, – произнес граф Ростопчин. – Я с большим интересом почитаю, чем все закончилось в вашей истории. Может быть, кое-что из произошедшего пригодится и нам. Все-таки хорошо, когда можно заглянуть в будущее и исправить в нем сделанные в вашей истории ошибки, дабы не повторить их в нашей истории…
4 (16) сентября 1801 года. Санкт-Петербург. Поручик Лейб-гвардии Семеновского полка Александр Бенкендорф
Из Астрахани я отправился в Петербург с докладом о положении дел на Каспии. Опять стучали копыта курьерской тройки, опять под дугой звенел колокольчик, а по обочинам российских трактов мелькали поля и села. Я торопливо глотал еду в придорожных трактирах и на постоялых дворах, ожидая, пока мне сменят лошадей или починят упряжь.
Я мчался не только для того, чтобы побыстрее справить государеву службу, но и для того, чтобы наконец увидеть свою любимую Дарью – девушку из будущего. Я очень по ней скучал. Надолго разлучившись с ней, я понял, что не могу жить без нее. Правда, буду ли просить руки Дарьюшки у ее отца, уважаемого Алексея Алексеевича, я пока не решил. Боязно как-то. Да и, похоже, что скоро начнется большой поход русского войска против англичан, в котором я непременно должен буду участвовать.
В том, что такой поход состоится, я уже не сомневался. Государь окончательно решил наказать подлых островитян за все их гнусные дела. К тому же вместе с нами на юг двинутся французские полки. Об этом было решено на встрече нашего канцлера графа Ростопчина с Первым консулом в Кёнигсберге. Отправится ли сам Наполеон Бонапарт в этот поход, пока не известно. Не исключено, что и отправится – уж больно неугомонным был этот корсиканец. Во всяком случае, таковым он мне показался, когда я увидел его в Пруссии.
Из записочек моей ненаглядной Дарьи, которые я получал в Астрахани, мне стало известно, что и в Петербурге вовсю уже идет подготовка к походу. Даша тоже помогала нашим солдатам готовиться к нему. Она обучала горных егерей – так теперь стали называть солдат, которые должны были воевать с неприятелем в горах – карабкаться по скалам, уметь находить безопасные пути для передвижения по горным кручам, словом, воевать там, где им раньше не приходилось этого делать.
Моя любимая нигде не терялась. Если нужно, то плавала, как рыба, скакала по скалам, как горная козочка, или дралась, как разъяренная пантера. Повезло мне с невестой. Только справлюсь ли я с такой амазонкой? Нет-нет да охватывает меня робость – не придется ли мне, подобно Гераклу при дворе лидийской царицы Омфалы, исполнять роль ее служанки, облачившись в женскую одежду?
Нет-нет, моя Дарья не такая. Она совсем другая – добрая и ласковая девушка. И я буду ее любить, впрочем, помня, что в случае измены она меня строго накажет. Но надеюсь, что такого не случится…
Чтобы отвлечься от дурных мыслей, я доставал бумаги, которые вез в Петербург, и еще раз тщательно их изучал. Надо сказать, что в отдаленной на две тысячи верст территории творились порой весьма странные дела. В степях, прилегающих к Астрахани, шалили кубанские татары, и потому путешествовать там было небезопасно. Но русские негоцианты были людьми не робкого десятка и, хорошенько вооружившись, везли в Астрахань свои товары, чтобы продать их с выгодой восточным купцам.
До начала смуты, которой была охвачена Персия после убийства Ага Мохаммеда – первого шаха из династии Каджаров, – из Астрахани шли караваны судов в порты персидских провинций Астрабад, Мазандеран, Гилянь. На каспийском побережье города Дербент, Баку, Куба и Шемаха были главными транзитными пунктами в торговле с Европой, Индией и Кавказом. Еще один транзитный путь шел от берегов Черного моря в Грузию, а затем к Кубе, Шемахе, Баку или Гяндже, Ленкорани и далее в Персию. Другой дорогой был Аракс, центрами переправы через который были Нахичевань и Джульфа. Существовал и торговый путь до Тбилиси через Шемаху или Ленкорань к Джаваду, Шуше и далее на Гянджу с Тифлисом.
Энзилинский порт, находящийся в Гилянской провинции, был удобен для торговли купцам из Багдада, Исфахана, Хамадана, Езды и других внутренних районов Персии. Особенно выгодные были стоянки у Астрабада и Мазандерана – это были удобные транзитные пункты для торговых связей с азиатскими ханствами, Афганистаном, Индией и внутренними районами Персии. Сухопутных же караванных путей в Россию к Астрахани было два. Один проходил от Дербента через Кабарду, но здесь торговля велась слабо. Другой связывал Среднюю Азию через Бухару, Хиву и Гурьев с Астраханью. Но караванная торговля по нему была опасной из-за частых нападений кочевников. К тому же торговлю с азиатскими ханствами Россия вела в Оренбурге и Троицкой крепости.
Особенно много азиаты вывозили ткани, изготовленные на российских мануфактурах. Я изучил документы Астраханской таможни и узнал, что за четверть века из Астрахани в ханства, лежавшие к югу от Оренбурга, было вывезено 23 585 аршин тканей стоимостью 632 рубля 48 копеек. Причем только за 1781–1787 годы сюда было вывезено девять десятых всего количества русских тканей. Не менее выгодной была торговля железными и стальными изделиями.
