И представьте себе… Вчера мой друг Джон МакКриди объявил мне, что получил весточку – в город прибыли те самые люди, ирландец и шотландец, которые хотели обсудить со мной российскую помощь освободительным движениям их стран. И они предлагают встретиться не там, где я обычно это делаю, а в местной пивной «Chez Paul». И да, на второй ее этаж есть отдельный вход с улицы, дабы не светиться в главном зале.

Здание было помоложе, конечно, чем «Ля-Куронн», но ему тоже было не менее пары сотен лет. Как ни странно, находилось оно в квартале от собора; раньше оно было любимым местом сбора местных священников, но во время Французской революции собор закрыли, священников разогнали, и место пустовало. А потом его неожиданно полюбила местная шотландская диаспора. По словам Джона, еда так и осталась французской, и очень неплохой, хоть и классом пониже, чем в «Короне», а вот пиво там теперь варится по шотландским рецептам и ничуть от этого не проиграло.

Кабинет, куда меня привел Джон, выглядел примерно так же, как это обычно бывает во французских brasseries, как здесь именуются пивные. Довольно-таки простой лакированный стол, стулья с удобными спинками вокруг него, посередине – массивный шандал со свечами, на стенах – полки с кувшинами от сидра, некая дань нормандской кухне, и тут же – огромный шотландский флаг – белый андреевский крест на синем поле.

Нас уже ждали трое. Меня представили как «мистера Алана» (вообще-то надо было сказать «мистер Бутаев», но Джон решил не светить мою фамилию, и правильно сделал), а эти трое оказались Фергусом, Кираном и тоже Аланом. Киран – ирландец, Алан – шотландец из клана Грант, а Фергус оказался помесью шотландца и ирландца.

На столе стояли кувшин пива, несколько глиняных кружек, тарелка с устрицами, другая – с papiettes, что-то вроде мясных рулетиков, и третья – с сырами, а также корзинка с хлебом. Устрицы я есть не стал, памятуя страдания животом некого виконта, зато все остальное мне очень понравилось. Но сначала мы выпили действительно великолепного темного пива.

Разговор поначалу не очень клеился, а потом Киран спросил меня напрямую, почему русские хотят помочь двум кельтским нациям. На что я ответил:

– Мы, русские… – я не стал вдаваться в подробности, что я, мол, хоть и россиянин, но осетин, – не любим несправедливости. Да, мы хотим ослабить нашего извечного врага – Англию, но в первую очередь для нас важно, чтобы оба ваших народа жили так, как они хотят. Чтобы не наказывали тех, кто хочет говорить на своем языке. Чтобы земли не отбирали у тех, кому они принадлежали столетиями, и не отдавали помещикам, ни разу не посетившим Ирландию или Шотландию. Чтобы не навязывали свою религию.

Видите ли, – тут я решил признаться, – я тоже принадлежу к малому народу. Когда-то давно мы, осетины, добровольно вошли в состав России и не прогадали. Никто не отбирал нашу землю, никто не заставлял нас забыть свой язык, никто не унижал нас, говоря, что мы люди второго сорта. Вместо этого мы получили все те же права, что и те подданные русского императора, кто русский по происхождению, и те же возможности для военной или гражданской карьеры. Да, мы, как и русские, православные христиане (я не стал рассказывать о наших особенностях, таких, как поклонение Уастыржи[26]). Но другие нации, такие, как, например, кабардинцы или балкарцы, мусульмане, и Россия никогда не заставляла их переходить в православие, и им дарованы те же права. Если бы англичане так же поступали с вашими народами, это было бы хорошо. Но это не так. Или я не прав?

– Вы правы, – сказал Киран, и двое других кивнули, соглашаясь с ним. – Хорошо, мы примем любую помощь от вас с благодарностью. Вот только испанцы и французы не раз и не два обещали нам помощь, а потом либо сдавались англичанам, либо просто бросали нас на произвол судьбы. И не доставляли нам того, что обещали, даже когда это было оплачено.

– Я вас услышал. Мы готовы помочь вам в первую очередь оружием, которое мы добыли у англичан, и не только им. Но в первую очередь мы можем помочь вам научиться воевать так, это делаем мы. Вы знаете, я надеюсь, про разгром английской эскадры у Ревеля?

– Да, мы об этом слыхали. Хотя английская пресса и всячески принижает эту вашу победу. Мол, потеряно было не так много, да и русские нарушали законы войны.

– А как они объясняют потерю всей эскадры Нельсона, а также самого Нельсона?

– «Таймс» и «Морнинг Кроникл» написали, что Нельсон умер от болезни, а «Морнинг Пост» и «Морнинг Геральд» – что от несчастного случая. Дескать, во время шторма массивный блок упал на голову сэра Горацио. И ведь никто из моряков пока еще не вернулся в Англию, так что и слухов особых нет. Разве что народ не очень-то верит в то, что потеряна всего лишь дюжина кораблей – и при этом потоплены то ли шестьдесят, то ли семьдесят русских.

«Да, – подумал я. – Все как у Геббельса – или у английской прессы во время Чеченских войн».

– Ну и в определенных объемах можем помочь вам и финансово.

– Очень хорошо, – впервые заговорил Алан Грант. – Но что же хотите вы взамен?

– Главное – это то, чтобы в освобожденных государствах не начали никому мстить по национальному или религиозному признаку. И это не обсуждается.

– Да, мои друзья рассказали мне об этом, – кивнул Алан, а Киран и Фергус в один голос заявили, что так оно и будет.

– Ну и хотелось бы, чтобы ваши страны стали дружественными для России.

– Поверьте мне, ирландцы и шотландцы умеют быть благодарными, – это был уже Фергус.

– Хорошо. И вот что еще. Нам нужно несколько человек, отслуживших в английской армии. Как офицеров, так и сержантов. Зачем, я вам сказать не могу. Но могу пообещать, что эти люди будут первыми, кто увидит, как именно мы воюем.

– Я вышел в отставку капитаном английской армии, – привстал Алан. – У меня даже сохранилась форма моей части. И у меня есть друзья, которые тоже служили там же – двое сержантами, один лейтенантом.

– А вот это хорошо. Форма не понадобится, мы вам сошьем новую. По легенде, скажу сразу, вы – особое подразделение. Все остальное вам расскажут потом. Нужно, чтобы кое-где не заподозрили, что часть эта не совсем английская. И да, у нас есть человек, в котором признают высокопоставленного сотрудника одного английского министерства. Насчет же всего остального… Я передам информацию о вашей заинтересованности по своим каналам, и в самое ближайшее время вам предложат план действий. Надо будет обговорить способ связи, чтобы мы смогли передать вам этот план, а до того сообщить вам, Алан, и вашим друзьям, куда и когда вам следует прибыть.

– Ну что ж, мистер Алан, мы согласны, – сказал Фергус, а Киран и Алан кивнули. – И даст Бог, что русские окажутся более достойными союзниками, чем французы и испанцы. Так что давайте выпьем еще по кружечке и обсудим вышеуказанное.

20 августа 1801 года. Североамериканские Соединенные Штаты. Вашингтон, округ Колумбия. Джулиан Керриган, опять изображающий британского агента

Ну что ж, поколесил я изрядно по родной стране… Хотя, конечно, чем больше времени я провожу в северных штатах, тем больше прихожу к мысли, что люди здесь совсем другие. Они совсем не похожи на нас, южан. Я, конечно, и раньше бывал в Бостоне, и в Нью-Йорке, но география моего пребывания практически всегда ограничивалась портовыми районами и матросскими кабаками, и поэтому я мало знал про то, что находилось за этими местами.

А оказалось весьма презанятно. Да, мне повезло в Бостоне, где я познакомился с Эндрю Адамсом, ставшим моим другом. И тем более в Нью-Йорке, где я нашел Джона Мартинса. Но Мартинс – русский, хоть и прожил столько лет в штате Нью-Йорк. А вот почти все остальные тамошние обитатели казались мне намного более зацикленными на выгоду и намного менее на дружбу, чем жители Чарльстона или, например, Саванны. Даже Балтимор, хоть и расположен на юге, но его близость к северу явственно ощущается.