Прошло несколько дней. Боль, причиненная Николаем, стала потихоньку утихать, но жажда мести наоборот возрастала, она не давала спокойно жить. Нина с нетерпением ждала прихода в гости Григория, ей хотелось рассказать о своей беде, а он как назло все не приходил. И все же этот день настал. Как всегда Нина хлопотала на кухне, готовила обед, ждала детей из школы, когда раздалось шарканье ногна крыльце, скрипнула дверь и, тяжело отдуваясь, будто нес что-то тяжелое в дом вошел Григорий и сразу произнёс.

— Вчера Мария ездила со сменой в деревню Татарская за клюквой, привезла почти полтора ведра. Я принес вам кастрюльку, приготовь морс ребятишкам, да и Николай с удовольствием попьет после баньки, вернувшись из рейса, — сказав так, он поставил кастрюлю на стол, скинул плащ, прошел в комнату и присел на стул, — Ну, как дела? Что нового? Почти неделю не был у вас, да и вы не ходили. Как здоровье? Никто не заболел?

— Да, нет, все вроде нормально со здоровьем, но у меня есть к тебе очень неприятный разговор. Ты только меня не перебивай, потом сам разберешься в создавшемся положении и поступишь, как знаешь. Должен же ты узнать, что сказал Николай о наших отношениях.

— О каких отношениях? Что ты имеешь в виду? У нас с тобой и отношения уже есть? Ты меня прямо огорошила такой новостью, — Григорий с удивлением и с насмешкой посмотрел на Нину, — Ты знаешь, на наши с тобой отношения мне намекал Николай, правда, туманно, я принял это за пьяный треп.

— Новость такая, Гриша. Я беременна и, как говорит Николай, в этом виноват ты.

Григорий широко раскрыл глаза, хотел что-то сказать, но не смог у него будто язык отнялся— явный признак нарастающего волнения, наконец, он пробормотал заикаясь.

— Я!Я виноват в твоей беременности?

Григорий выглядел смущенным и растерянным, словно его застали за каким-то недостойным занятием. Он как будто собирался покаяться и попросить прощения за поступок, которого не совершал. Прошло несколько секунд напряженной тишины. Лицо Григория вдруг исказилось, напряглось и вытянулось, глаза стали злыми.

— Как ты сказала? Николай обвиняет меня в твоей беременности? Что за глупость? Я считаю Николая своим другом, каким никаким родственником и наши отношения не должны вредить нашим семьям. Ну, я ему все выскажу, а если не поймет морду набью. Надо же такое придумать, и главное так обидеть тебя. Как теперь я буду в гости к вам ходить, терпеть не могу, когда кого-то незаконно обвиняют, — Григорий постепенно стал успокаиваться, но спокойствие, однако длилось недолго, — Как такая чушь могла прийти в голову николая? Догадываюсь. Что у трезвого человека на уме, то у пьяного на языке.

— Ладно, Гриша, ты успокойся. Вины твоей конечно нет, но с Николаем ты все же поговори по-мужски. В воскресенье будем отмечать именины младшенького Шурика, приходите вместе с Марусей обязательно. Только у меня просьба, без мордобоя, я знаю, ты в горячке можешь дров наломать, потом будешь каяться.

И вот наступило долгожданное волнительное воскресенье. Нина, как всегда, с утра хозяйничала на кухне, «стояла в почетном карауле у вечного огня», так она насмешливо называла каждодневную работу по приготовлению обедов для всей семьи. На крыльце затопали ногами. «Идут!»— она обрадовалась и испугалась одновременно. Глаза вдруг стали влажными, застыли в ожидании чего-то нехорошего. Вскоре, нагибая голову, словно мал ему был дверной проем, раздвигая рукой шторы, в дом вошел Григорий, за ним, нервно вздыхая, появилась Мария.

— Привет честной компании. Как себя чувствует именинник?

Нина, взглянув на вошедших, отвела взгляд, и заторопилась на кухню, тем более там зашкварчала сковорода с поджаривающимся мясом.

— Вы одни, без детей? — громко, почему-то удивленно спросило она.

— Да, мы не хотели их брать. Они ушли в кинотеатр «Северный», — Григорий бегающим взглядом окинул комнату, словно никогда здесь не был.

— Раздевайтесь, проходите сразу к столу, — Нину охватило недоброе предчувствие- Впрочем, оно может быть обманчивым, — успокоила она себя.

Григорий снял плащ, помог раздеться Марии, затем повел плечами и стал тереть ладони, будто пришел с мороза.

— Садись Гриша, пока водка не прокисла — произнес Николай.

Григорий, не говоря ни слова, подошел к столу и не торопясь стал усаживаться на скрипучую табуретку. В комнате повисла напряженность и стояла, какая-то нервозная тишина. Неожиданно для всех Николай обратился к Григорию.

— О чем задумался? О доме? Угадал?

— Нет, не угадал. О другом, думаю.

Николай, наполнив стакан водкой, высоко его поднял и, всматриваясь поочередно на гостей произнес.

— За тебя Гриша, за твое здоровье!

— Я с тобой хочу поговорить, тебе не кажется, что тебя далеко занесло в твоих мыслях о Нине и каких-то отношениях между нами?

При этом Григорий смотрел на Николая немигающим взглядом и, казалось, прожигал его насквозь, тот, заикаясь, пробормотал что-то в свое оправдание, словно у него язык отняло.

— Ты идиот! Надо же такое придумать! Чего молчишь? — Злость Григория нарастала, он попытался взять себя в руки, но у него кружилась голова, в висках отдавались бешеные удары сердца, — Скажи, что просто пошутил. Нанес обиду Нине! Меня в ее глазах представил черт знает кем!

— Ничего я не пошутил, сказал правду. Нина беременна от тебя. Это от вранья в душе праздник, а от правды только одни несчастья, никуда от нее не денешься. — Уверено произнес Николай, голосом нетерпящим никаких сомнений.

Не помня себя, почти ничего не соображая, Григорий вскочил из-за стола. На столе что-то звякнуло, опрокинулось, отлетела в сторону табуретка. Схватив Николая двумя руками за воротник рубашки, промычал сквозь зубы.

— Да я тебя за такие слова могу и покалечить.

Не давая опомниться, Григорий головой ударил Николая в лицо, отчего у того сразу брызнула кровь из носа и он потеряв равновесие упал, тут же попытавшись вскочить, но Григорий с размаху нанес следующий удар в голову. Затем ударил еще раз, от этого удара Николай не смог сразу прийти в себя, он опрокинулся навзничь и несколько минут лежал тихо, не шевелясь, как боксер в нокдауне. Когда туман в его голове рассеялся, он закрыл глаза и, тяжело дыша, промолвил.

— Вон из моего дома! Я не хочу тебя больше видеть никогда!

— Уйду, уйду, ноги моей здесь больше не будет!

Григорий стоят посредине комнаты, широко расставив ноги, рубашка его расстегнулась, лицо покрылось красными пятнами. Он тяжело дышал. Не сказав больше ни слова, направился к выходу. В дверях он остановился, повернул голову, несколько секунд смотрел на всех, затем, резко повернувшись, вышел, сильно хлопнув дверью. В комнате наступила гнетущая тишина. Николай продолжал сидеть на полу, размазывая рукой по лицу кровь, сочившуюся из носа, поминутно им шмыгая. Нина с Марусей застыли в оцепенении, растерянно смотрели друг на друга.

— Ну, вот и поговорили, выяснили отношения. Как дальше будем жить? До сегодняшнего дня все было у нас прилично, и вот нужно было разругаться дойти до драки.

Мария облизав вдруг пересохшие губы, и сглатывает слова, которые непроизвольно хотели вырваться.

— Григорий гордый, он слово свое сдержит, не придёт больше в этот дом. Меня- то ты, Николай, я думаю, не выгонишь?

— Конечно, нет! Для тебя и твоих детей дверь моего дома всегда открыта.

— Я домой буду собираться. Вы уж большого зла на Гришу не держите. Прости его Николай, если сможешь. Вы мне оба дороги, я вас глубоко уважаю, не то, что уважаю — люблю. И вы любите друг-друга, живите дружно. Не ссорьтесь по мелочам, у вас целая жизнь впереди. Николай, береги Нину и верь ей во всем, она справедлива и верна тебе. Она просто золото, редкая женщина, такую еще поискать надо. А ты, Нина не суди Николая строго. Он мужик — работяга, хозяин в доме. В любой семье бывают раздоры от этого никуда не деться. Нужно уметь прощать друг друга. И пусть сегодняшние события пройдут как дурной сон и, проснувшись, вы забудете его. Время лечит, оно и вас должно примерить. Простите еще раз меня и Григория за все, что здесь произошло.