– Великолепно, – прошептал Уэстон, отодвинув в сторону тонкую полоску трусов и увидев темные кудряшки, прикрывающие вход в ее лоно.

Он слегка взъерошил волоски, и Эммелина дернулась всем телом, не в силах сдержаться. Невольно. Если бы он связал ее, то она бы сейчас закричала. Честно говоря, ей вообще хотелось кричать, только она считала это… распутством. Впрочем, когда его пальцы, раздвинув волоски, проникли к ее самому сокровенному месту, Эммелина поняла, что долго сдерживать крик она не сможет.

– Восхитительно, – донесся до нее голос Джеффа Уэстона. – Восхитительно…

С ней происходило что-то невероятное. Тело Эммелины вибрировало, в животе разливалось уже не тепло, а разгоралось настоящее пламя. И вдруг что-то изменилось. Это новое ощущение было столь захватывающим и необыкновенным, что Эммелина испугалась. Выгнувшись дугой, она вскрикнула и схватила Джеффа за руку.

– Ты должен остановиться, – простонала она. – Со мной что-то странное происходит.

– Ну и пусть происходит, любовь моя, – отозвался Уэстон.

Он говорил низким, музыкальным голосом, от которого по ее телу побежали мурашки. Бутон лилии в ее теле раскрывался все шире, она словно сквозь сон ощутила, как Уэстон утраивается между ее бедер и медленно опускается на нее. Последние барьеры рухнули.

– Когда я войду в тебя, ты уже никуда не убежишь, – напомнил Джефф.

– Разве что в рай, – шепнула она в ответ.

Уэстон наклонился, чтобы поцеловать ее губы, Эммелина ощутила, как ее тело сотряслось от новой конвульсии. Она почувствовала, как его плоть входит в ее лоно, но не могла поверить в это. Господи, неужели все это происходит с ней? На небесах не может быть лучше! Ничего не может быть лучше…

Эммелина ни разу не была близка с мужчиной, но ее тело было готово к этой близости, жаждало ее. И потому Уэстон почти не ощутил тонкой перегородки, закрывающей вход в глубину ее лона. Да и Эммелина почти не почувствовала боли, потому что ее тело льнуло к нему, стремилось войти в единый с ним ритм. А после первого глубокого проникновения она лишь низко застонала.

– Это называют дефлорацией, – произнесла она, переведя дыхание. – Правда, большинство не занимается такими вещами в одежде.

– Знаю, моя дражайшая Эммелина, знаю, – усмехнулся Джефф. – Но как мужчине сдержаться и тратить время на одежду, когда в объятиях у него оказывается такая восхитительная женщина, как ты?

– Хорошо, что ты мои пуговицы расстегнул, – заметила она.

– Еще не все, не все… – И, крепко взяв Эммелину за бедра, Уэстон стал ритмичными толчками входить в нее. Она чувствовала, как его плоть проникает в ее теплую глубину, а потом, уловив ритм его движений, начала двигаться в такт.

– Я сейчас не выдержу, я… сломаюсь, – задыхаясь, проговорила Эммелина.

– Давай же, ломайся, Эммелина, – хрипло прошептал Джефф. – Ломайся, кричи… Для меня.

Их движения становились все быстрее, Эммелине казалось, что она взлетает все выше и выше, и наконец она достигла вершины наслаждения, обретя ту самую свободу, о которой так много читала в книгах. Может, Уэстон и не знал до сих пор, что такое красота. Но выходит, и она тоже не знала этого. Эммелина больше не представляла себе распускающихся цветов – нет, воображение уже рисовало ей взрывающиеся звезды, неоновые водопады и тому подобные образы. И все они были необычайно красивыми. Необычайно!

Всего этого было достаточно для того, чтобы Эммелина всхлипнула и выкрикнула имя человека, доведшего ее до такого божественного состояния. Она больше не была девственницей. Истинная и безупречная викторианская леди больше не одна, не одинока…

Не успели они отпустить друг друга и передохнуть от изумительного соития, как Джефф внезапно рассмеялся и сказал такое, от чего Эммелина лишилась дара речи.

– Слушай, а ведь я не смогу уехать отсюда, – заявил он.

– Из-за меня?

– Нет, не из-за тебя, – ответил Уэстон. – А из-за того, что здесь меня не мучают головные боли.

– Вы невежа, сэр, – усмехнулась Эммелина, слегка хлопнув его пальцами по голове. – И я буду рада стать причиной вашей головной боли.

Уэстон перехватил ее руку и заключил Эммелину в объятия.

– Ни один невежа не любит тебя так же сильно, как я. Никогда в жизни я не встречал столь удивительной, восхитительной, непонятной женщины, Эммелина. И у меня к тебе есть только один вопрос.

Она подняла на него глаза.

– Нет, я не выйду за тебя замуж, – заявила Эммелина, не дожидаясь вопроса, – ты недостаточно хорош для меня, ты невыносим…

– Конечно же, ты выйдешь за меня, глупышка, – заверил ее Уэстон с улыбкой. – Не забывай, что у меня есть множество способов обуздать тебя, включая перья и шелковые шарфы. Кстати, – спохватился он, – уж коли я вспомнил обо всех этих вещицах, ты не скажешь мне, для чего была нужна лошадь-качалка?

Эммелина удивленно уставилась на него, только сейчас осознав, что понятия не имеет об этом. Внезапно ее охватила необузданная веселость. Шампанского у нее не было, так что ей нужно как можно больше секса, как можно больше Джеффа Уэстона. Эммелине захотелось рассмеяться, но она сдержала себя.

– Ну-у… – протянула она, – думаю, что лошадь-качалка подразумевает, что всадники должны скакать на ней обнаженными, без седла, по бугристым дорогам, а когда лошадь устанет, можно как-нибудь подстегнуть ее…

Уэстон притворился, что серьезно обдумывает эту ерунду.

– С другой стороны, – через некоторое время проговорил он, – лошадь-качалка может подразумевать, что у нас будут дети и ее поставят в детскую.

– Это уже лучше, – промурлыкала Эммелина.

Джефф поцеловал ее в кончик носа, поиграл губами с припухшим от поцелуев ртом Эммелины.

– А пока мне ненавистна даже мысль о том, что ее никак не используют, – шепнул он ей на ухо.

– Да, это ужасно. – Эммелина притворно вздохнула.

– Мне нравится ход твоих мыслей, – проговорил Джефф Уэстон, обнимая ее, – мне вообще все в тебе нравится.