— Ты, Разин, о приличном вообще бы не заикался, растудыт твою туды. — Ответил воспитатель на претензию Ивана.

Так как для того, чтоб сообщить новость о выходе в город, Шипко собрал нас сразу после завтрака, то и стояли мы, конечно, явно не готовые к прогулкам.

— Товарищ старший сержант государственной безопасности, а нам какую одежду выбирать? Нарядную? — С серьёзным лицом поинтересовался Лёнька.

Вот он, кстати, в отличие от Подкидыша реально не глумился. Он спрашивал искренне.

Большой вообще не изменился. Имею в виду, если оценивать его поведение с первого дня нашего пребывания в Школе. Как был дубоголовым, так им и остался. Особенно это бросалось в глаза на фоне остальных детдомовцев, которые росли в плане возможностей и способностей семимильными шагами.

К примеру, тот же Корчагин оказался одарённым пацаном в направлении радиотехники. Просто чертов Кулибин, честное слово. Если его по необходимости закинуть к врагу без средств связи, он за пять минут соберёт передатчик из еловой ветки, сломаной лыжи и оленя. Причем олень будет выступать в качестве антенны.

Стёпа тоже преуспел. Он делал охренительные успехи в гуманитарных науках. Все эти международные отношения, географии и остальная лабуда у него стали самыми любимыми предметами.

Ну, Бернес, понятно. Тот просто изначально соображал лучше остальных, а потому пёр на «отлично» по всем предметам. Теперь еще сошелся с одним из академиков на почве интереса к созданию уникальных шифров, основанных на обычной математике. Седобородый мужичок, у которого научных степеней и регалий было столько, что задолбаешься перечислять, от соображалки Бернеса просто впадал в эйфорию.

Подкидыш, что оказалось вообще неожиданно, запоем глотал книги. Он читал их при каждой возможности. Иногда даже ночью. Пока его соседи по комнате не настучали Шипко. Мол, угомоните вашего любителя мировой литературы, ибо спать невозможно. То фонариком подсвечивает, то по подоконнику лунный свет ловит. Один раз чуть не довел бедного получекиста до инфаркта. Тот встал поссать, а по комнате Ванька, закутавшись в простынь, рассекает. Он просто читал в этот момент «Короля Лир» и решил погрузиться в подходящее состояние, дабы почувствовать всю глубину великого творения Шекспира. Простынь у него выполняла функцию королевской мантии.

— Ты чего орёшь, придурок? — Выдал он бедолаге, который спросонья и с перепугу забыл, что приведений, согласно существующей идеологии, как бы, не бывает.

Получекист, с которым в темноте начало беседовать белое нечто, да еще хриплым голосом, а Подкидыш слишком вжился в роль, вообще чуть в штаны не наложил.

В общем, все изменились. Кроме Лёньки. Большой остался точно таким же, каким был в день приезда.

Мне кажется, я, кстати, начал понимать логику чекистов и тот отбор, который они устроили детдомовцам на начальном этапе. Товарищи нквдещники нашли парней, не имеющих родственных связей. Вообще никаких. У каждого из нашей группы родители уже по какой-нибудь причине умерли и это было известно точно. Даже про мать Корчагина, которая реально его к церкви принесла ребенком. Она потом всплывала пару раз в его жизни каким-то удивительным стечением обстоятельств. Тут Подкидыш, конечно, присочинил, будто Матвей ее никогда не видел. А потом женщина эта замерзла на улице.

То есть, ни один из нашей группы не зависел от любых проявлений чувств или эмоций в сторону хоть кого-то. Мне кажется, в случае детдомовцев, находившихся в школе, вообще говорить про любовь и эмоции глупо. А люди, не имеющий привязанностей вполне способны приобрести эту привязанность к тому, куда им долго и упорно будут тыкать пальцем. Например, к партии. К Родине, опять же.

Смотрим дальше…Каждый из детдомовцев имел некоторые предрасположенности к различным наукам. Как это вычислили чекисты? Да хрен его знает. Может, опрос по детским домам проводили. Не суть. Кроме того, все пацаны из нашей особой группы отличились в тех профессиях, если это можно так назвать, которые уголовно наказуемы, но в некоторых ситуациях весьма полезны.

Подкидыш — карманник от бога. Бернес — форточник. Да еще и скрипач. Корчагин, как оказалось, в очередной раз сбежав из детского дома, а делал он это постоянно, прибился к какому-то карточному шулеру, гастролирующему по Черноморскому побережью, и год таскался с ним. Видимо, так у Матвея устроен мозг, что всего лишь за двенадцать месяцев он превзошёл учителя. И дело не только в ловкости или реакциях. Корчагин по мельчайшим мимическим реакциям лица понимал, что у игрока на руках. Не в точности, конечно, но тем не менее. Ну, и ловкость тоже никто не отменял. Как и умение феерично блефовать.

Иванов Степан, он же Рысак, удивил меня больше всех. Просто этот пацан всегда был крайне молчалив и особо не выделялся ничем. А выяснилось в итоге, он охренительный мастер перевоплощений. В полном смысле этого слова.

Данный факт вскрылся на очередном уроке актёрского мастерства, где Степану нужно было сыграть роль старухи. И мляха муха…Без грима, без специальной одежды, без подготовки, буквально через пять минут, которые потребовались Иванову, стоявшему к нам спиной, чтоб настроится, он сотвортл чудо. Мы в полном офигевании увидели перед собой…старуху. Уголки глаз Степана опустились. Рот вдруг куда-то втянулся, будто у Рыска исчезли все зубы разом, нос зрительно заострился, а на лице появились морщины.

— Ах ты ж чертяка! — Подскочил от неожиданности на месте Ванька. — Ну ты…фух…Напугал…Чуть не обосрался, зуб даю…

— Это как? — Даже Бернес, который вообще мало чему удивлялся, выглядел растерянным.

— А это, друзья мои, дар, данный Степану свыше. Талант. Искра…– Ответил вместо Рысака наш преподаватель по актёрскому мастерству.

Мы, конечно, после урока начали Иванова пытать, дабы выяснить, откуда такое у него взялось.

— Да года три побирался. — Пожал он плечами. — Все по-разному подают. Кто-то старух жалеет, кто-то калек. Кому детишек жалко. Да и возле церкви просто так не встанешь. Пришлось крутиться…

В общем, у всех пацанов что-то было. У Леньки не было ничего, тем более, очевидного. Так еще и туповат оказался он, на самом деле. Как я вообще мог переживать, будто он способен стать лидером? Да — высокий, крепкий, сильный. Говорил Большой часто с толком, с расстановкой, создавая видимость некой житейской мудорости, но только в тех вопросах, которые житейских дел и касались. С обучением у него тоже особо не задалось.

Однако, оказался же как-то Лёнька в группе. Уже понятно, нас всех не просто так выбрали. Пока что я лично не врубался, в чем «супер-сила» этого парня.

Соответственно, на его вопрос про одежду Шипко даже не разозлился. Воспитатель знает, что Лёнька ни черта не Подкидыш. У него соображалки не хватит Панасыча задеть. Если он спросил про одежду, то именно это имеет в виду.

— Одежду…– Шипко задумчиво пожевал губами. Потом указательным пальцем почесал бровь. — Да, может, и правда… Нарядную…Мы на Красную Площадь поедем. Буду вам, дуракам, Мавзолей Владимира Ильича показывать. И снаружи, так сказать, и внутри.

— Как Мавзолей? — У Подкидыша аж лицо вытянулось после такой новости. — выходной же, товарищ старший сержант государственной безопасности. Я думал, мы в кино пойдём, к примеру. Или в цирк, может. Итак столько времени сидели в четырех стенах, как политзаключенные. Вроде никого не убили, а наказаны.

— Кино — это хорошо. — Шипко кивнул с умным видом. И вроде бы даже не разозлился. Чисто внешне. Но по интонации его голоса сразу стало понятно, сейчас Ваньке хорошо так прилетит. — И цирк неплохо. Только у нас, Разин, своих тут клоунов хватает. Один ты — сплошная клоунада, в рот те ноги. А за сравнение с политическими заключёнными…

Воспитатель шагнул к Подкидышу, затем резко сунул ему под нос кулак.

— Еще раз услышу, едрить твою налево, такие выраженьица, познаешь всю тяжесть крепкой, пролетарской руки.

— Да какой из вас пролетарий. — Не выдержал я. — Главное — нас ругаете, а сами тот же цирк устраиваете. Изображаете тут деревенского простачка. По вам же видно, вы из…