Но больше всего нервировал мужик в шляпе. Он категорически не давал моей маятной душе покоя. Вернее, конечно, не он сам, на хер мне какие-то мужики в шляпах, а навязчивая мысль, где-то я его видел.

Черт…опять же неверно. Где — вполне понятно. В интернете. Лично мы с ним, конечно, в любом случае встречаться не могли. Думаю, в моем времени он уже помер давно. А знакомым этот тип кажется мне. Конкретно мне. Он не из воспоминаний деда. Да и во снах чего-то данный персонаж не припомню.

Впрочем, после рассказа Бернеса, будто по ночам беседы беседую сам с собой, я уже ни в чем не уверен. Есть весомое подозрение, что бо́льшую часть сноведений просто тупо забываю. Вернее, такое ощущение, будто мое сознание откладывает их в потаённый карманчик. Типа, не торопись, Алексей Реутов. Все по очереди, по порядку. Еще не время…

Я прищурился, пытаясь рассмотреть, изучить каждую деталь не только во внешности незнакомца, но и в его жестах. Легче не стало ни хрена. Вот прямо свербит от ощущения, что видел, а где — хоть убейся не соображу.

Может, по телеку… Может, в каком-то документальном фильме…Не знаю. Однако точно видел.

Я настолько зациклился на данной мыслишке, которая назойливо сверлила мой мозг, что даже не сильно уже пытался разобрать фразы, которые говорил этот товарищ. Но вот за ним самим наблюдал с маниакальным вниманием. Заодно старательно перетряхивал всю информацию, имеющуюся в моей голове. Точнее, в моих воспоминаниях. Именно в моих, настоящих.

Честно говоря, в первые минуты, когда началась вся эта суета, даже мелькнула идиотская версия, а не сам ли Берия, к примеру, пожаловал. Ну, потому что, кого ещё с таким трепетом, волнением и нервами могли ждать в школе? Однако, от данной кандидатуры на роль гостя пришлось отказаться. Вот прямо когда увидел, как мужик в шляпе, Бекетов и Клячин заходят в Большой дом, тогда и отказался.

Лаврентий Павлович, если верить информации, дошедшей до неблагодарных потомков, был не сильно высокого роста. По крайней мере мне всегда казалось именно так, когда я случайно встречал его фотки. Да и в фильмах Берию изображали крепким, невысоким кавказцем с легким акцентом. Плюс эти нелепые круглые очёчки… Нет. Сейчас передо мной был кто-то совершенно другой.

Высокий, статный, пожалуй, даже породистый. Явно не обычный работяга. И еще в нем имелось нечто особенное. Флёр несоветской действительности. Вот так, наверное. Он сильно напоминал манерой поведения Витцке. Сергея Витцке, естественно. Моего прадеда. Дипломат, что ли? Ну, странно тогда. На кой черт приглашать дипломата к получектстам? Хотя, это еще ладно. На кой черт скрывать от дипломата нас? Или… Или всё-таки дипломата прячут от детдомовцев…

— Гадский случай… — Тихо пробормотал я себе под нос.

А хотелось сказать другое. Хотелось сказать матом. Меня от всех этих загадок, сложных коллизий сюжета и всякой подобной херни реально уже тошнит.

— Чего там? Чего? — Моментально оживился маящийся Подкидыш.

— Ничего… Не слышно ничего. Вот что. — Отмахнулся я от Ваньки.

Этот человек в шляпе даже среди чекистов казался чем-то чужеродным. Ну, и очков тоже не было. Да и нос у дядьки вполне себе прямой. Дядька вообще, будто с картинки сошёл. Этакий Джеймс Бонд, но только наш, со штампом в виде серпа и молота.

На фоне слушателей школы… да и на фоне «воспитателей», мужик в шляпе напоминал столичного артиста, который приехал в колхозный клуб. Дело даже не в шмотках, хотя, это тоже. В бо́льшей мере сказывалось общее впечатление.

Судя по тому, как вдохновенно этот товарищ двигался вдоль рядов получекистов, которые сидели, открыв рты, причем, некоторые вполне даже буквально, он вещал будущим разведчикам нечто важное. Что? Хрен его знает. Форточка окна была закрыта неплотно, но со слышимостью все равно имелись серьёзные проблемы. Как там говорят в моем времени? Раньше делали на совесть? Может быть. Потому что сквозь старые рамы я не слышал практически ни хрена. Ну, и конечно, имелись еще внешние факторы.

За моей спиной, к примеру, бубнил Подкидыш. Тихо, но без перерыва. Его бубнеж сильно отвлекал.

Перед моим лицом висела чертова штора. Не прямо перед лицом, само собой. Нас с занавеской разделяло стекло. Естественно, никто не стал бы вешать шторы со стороны улицы. Но высунуться сильнее я не мог. Если чуть сдвинусь вперед, как раз моя физиономия окажется на виду у получекистов. То есть, мы, как бы, будем смотреть в одну сторону, на мужика, но если кто-нибудь из парней повернет голову, то ровнёхонько увидит меня, маячущего в окне.

А получекисты, все, без исключения, вызывают в моей душе большие сомнения в вопросе умственных способностей. Идиоты они. Вот как я их вижу. Даже те, которые вроде бы неплохие люди, один черт кажутся недалёкими. Возможно, виноваты стереотипы, сложившиеся в моей голове. Те самые стереотипы, которые породили современные фильмы, где разведчики отличаются гибким умом и весьма заметной сообразительностью. Не знаю. Не могу утверждать. Однако ни одного из получекистов, обучающихся в школе, действующим разведчиком я не вижу. Слишком уж какие-то прямолинейные.

Уверен, если хоть кто-то из этой братии запалит мою рожу, сто процентов сдаст.

А мужику в шляпе даже голову поворачивать не придётся, если выгляну сильнее. Я просто окажусь у него на виду.

— Бернес…Бернес…– Зашипел в который раз за моей спиной Подкидыш. Он, похоже, хотел лично учавствовать в процессе, однако я ему мешал, перекрывая видимость. — Что там? Что говорят?

Марк сделал жест рукой, еле заметный, но очень выразительно. Конечно, тут еще про использование среднего пальца не знают, однако смысл был приблизительно такой же. Бернес намекал Подкидышу, чтоб тот пошел на хрен со своими вопросами.

— И что говорят? Интересно, наверное…

— Да не слышно ни черта! Суки…

Я сначала даже не понял, с хрена ли у Ваньки вдруг начался диалог с кем-то посторонним. Ибо от меня никаких вопросов не поступало. Я упорно пялился на мужика в шляпе. Бернес тоже молчал.

Сказать честно, в первые минуты вообще не сообразил, что Подкидыш беседует не со мной. Привык к его бубнежу. Более того, он вдруг заговорил чуть громче того шепота, которым последние десять минут исходился, будто собака слюной.

Просто я слишком сосредоточился на происходящем в столовой и тупо не обратил внимания, что Подкидышу задали вопрос, который я так-то тоже слышал. А Подкидыш на него так-то ответил.

Варианта два: либо с ума сошли мы оба, и я, и Ванька. Либо… Либо нас таки зажопили.

Уже в следующую секунду послышалось отчетливое:

— Млять…

И сказано это было Подкидышем. Сказано с такой интонацией, что вариант с обоюдным сумасшествием отпал, а вот предположение насчёт «зажопили» из догадки в один момент превратилось в утверждение.

Я резко обернулся. Ванька тоже стоял теперь полубоком и таращился…на Клячина.

На довольного Клячина, который с усмешкой наблюдал за нашими акробатическими этюдами на бревне.

Подкидыш медленно опустил одну ногу на землю, потом вторую, но осуществить задумку не успел. Она, его задумка, была в принципе самой логичной в данной ситуации. Ванька хотел смыться. Сбежать. Хрен там. Это же Клячин.

Подкидыш не успел и шага сделать, как его в один момент сгребли за шиворот и дёрнули в сторону, оттаскивая от дубка.

Я, в отличие от детдомовца, торопиться не стал. По одной единственной причине. Знаю хорошо Клячина. Раз уж он поймал нас на месте преступления, лучше даже не пытаться соскочить. Все равно не даст. Или наоборот. Даст, но мандюлей.

— И как это понимать? — Николай Николаевич, словно ничего не происходит, продолжал скалиться, разглядывая меня с любопытством.

Меня, не Подкидыша. Впрочем, в сторону Бернеса он тоже не смотрел. Хотя и Марк не обращал ни малейшего внимания на нашу возню. Детдомовец буквально распластался по стене, припав к ней всем телом, и при этом подвинулся к окну настолько близко, что ему, как раз, похоже, было слышно, о чем идет речь в столовой. Иначе, с хрена он даже не дёрнулся, когда Клячин заговорил с нами.