Потом короткими очередями совсем где-то рядом зазвучал пулемёт. А через мгновение к нему присоединились автоматы. В этой звуковой дорожке было понятно одно, что появившийся квартет играл не просто так. Ему всецело отвечал, похоже, целый оркестр.

Идти было некуда. Свист пуль как-то не подбадривал путников к новым дорогам. И путники остались в овраге.

– Чего делать-то? – спросил Илья.

– Не знаю.

В оркестре точно убывало, жестокая мелодия внезапно прервалась. И кто-то из квартета в большой ударил барабан. Да так, что декорации, похоже, рухнули, и оркестр окончательно завалило.

Притихло ненадолго, но ещё звенело что-то во всех предметах и камнях.

Меня трясло, как бешеного зверя. Илья метался, словно в клетке.

Какие-то звучали крики, матерки, и кто-то им примерно также отвечал. Как можно было понять, кто есть кто? Ведь с обеих сторон были одни и те же слова.

– Может, это наши? – спросил Илья.

– Может, и наши. Только те ли это «наши»? – засомневался я. – Давай-ка всё-таки отсюда уползать потихоньку.

– Давай! – ответил он.

И мы поползли. Сначала совсем на брюхе, а потом и привстав. Каким-то неизвестным чудом мы невредимыми вышли из этого эпицентра событий и побежали, что было сил, в неизвестном направлении, удаляясь от случившегося.

Впереди появились какие-то заборчики, перебитые штакетники да кукарешники какие-то маленькие.

– Давай в какой-нибудь домик, – крикнул Илья и с разбегу ногой сломал заборчик, но тут же застонал и ухватился за ногу.

– Давай. Давай! – догонял его я, поймав себя на мысли, что бегу, и это при своей-то ране. – Ты чего? Илья?

– Да угораздило же один единственный гвоздь найти, – чуть не зарыдав, ответил тот.

Мы ввалились в чей-то маленький садовый домик, и, похоже, там кто-то был уже до нас и скорее всего недавно. Вскрытые банки тушенки были разбросаны повсюду.

На улице снова были слышны очереди, и искать новый дом уже не хотелось.

– Покажи ногу, – сказал я.

– Ты что, медсестра что ли? -проворчал, постанывая, Илья и стал снимать ботинок.

Я тоже решил проверить свою рану. Ботинок, как ни странно, снялся легко. От былой опухоли почти ничего не осталось, хотя всё и продолжало жутко болеть. Сняв носок, я понял, что рана больше не кровоточит.

– Ты глянь, что за чудо, – сказал я, показывая ему свою ногу.

– Что за дела?! – воскликнул Илья. – Я же видел. Там дыра была! – он глядел на меня ошарашено, словно забыв, какой гвоздь он поймал своей ногой.

– Надевай носки! Я тебе говорил, они непростые, – сказал я.

– Ты думаешь, тебе носки помогли? – засомневался он.

– А у тебя другая версия есть?

– Не может быть. С тобой рехнуться можно, писатель. Во что только не поверишь, – ответил Илья, усевшись на пол и вытащив новую пару носков.

– Они больше не пахнут духами. Как же ты будешь её искать? – возвращаясь в себя, произнесон. А сам всё-таки надел носки и откинулся на стенку.

От жуткой боли, от голода и холода последние силы из меня будто вышли и синими призраками ночи стали ходить по маленькой комнате. Выходили из домика, смотрели сквозь стёклышки сеней, бродили по саду и что-то искали в этой темноте. Я будто размножился и видел всё сразу с нескольких ракурсов. Потом все картинки пропали, и я смотрел на лес, стоящий напротив. Долго смотрел в неподвижностьего лап и ветвей и словно чего-то ждал.

Потом прозвучал голос из неоткуда. Я посмотрел в небо, обернулся, снова оглянулся на лес, но никого вокруг не было. Повисла какая-то невозможная тишина. Никаких вспышек, взрывов и стрельбы. Однако голос всё равно звучал. Но невозможно было разобрать, что именно этот голос хотел сказать.

Вдруг я ощутил, как меня кто-то дёргает и треплет.

– Ну, что очнулся?– спросил появившийся в кадре Илья.

– Что случилось?– спросил я, приходя в себя.

– Это ты у меня спрашиваешь? Это я у тебя должен спросить. Закатил глаза, понимаешь, и лежит беззвучно, ни на что не реагирует, –забормотал Илья.

– Да, представляешь, как будто разделился на много «Я» и территорию просматривал, – поделился я.

– Ну, одним словом, писатель. Кто про что, а вшивый – про баню. А у писателя воображение прёт даже здесь, – заключил он. – Пока ты там прогуливался, я тут под столом галеты нашёл, но ты никак не очухивался, поэтому я их съел. Будешь крошки? – разулыбавшись, произнёс он, протягивая мне упаковку из-под галет, где осталась только мелкая осыпь.– Да ладно, вот ещё целая осталась. Видел бы ты свою рожу,– протягивая мне пачку галет и расплывшись ещё большей нахальной улыбкой, сказал Илья.

– А носки-то помогают, слушай. Какая у тебя сейчас самодовольная мина. Видно, оберегают они тебя и врачуют незримо, – произнес я.

– Опять ты за своё. Всё мечтаешь о той женщине. Представляешь, фантазируешь. Может, ты и ложе с ней уже представил?– снова хитро и нахально улыбнувшись, поддел он.

– У кого что на уме. Да, иногда что-то промелькивает. Какие-то картинки. Может, это я и вправду только представляю, –ответил я.

– Ты ещё скажи, что она сидит в кресле-качалке напротив камина, играет музыка, она с тоской поглядывает то на огонь, то в вечернее окно, а рядом полосатый кот, –засмеявшись, сказал Илья.

– Откуда ты знаешь? Всё именно так и было, – ответил я, улыбнувшись.

– Знаешь, у меня от нервов как истерика начинается. Вроде, страшно, а потом смеюсь, как сумасшедший и остановиться не могу. Правда, ты ужасно скучный. С тобой невозможно умереть от смеха, задохнувшись в хохоте, –проговорил он,усевшись рядом.

– Ну да, что есть, то есть, –ответил я.

– Или от галет от этих мне легче стало? Чуть перекусил, и уже хорошо, –проговорил он уже более устало и отвернулся.

Я жадно грыз галеты. Они не просто крошились, они раскалывались острыми осколками. И от того, что я торопился хоть как-то задобрить своё живое существо, исцарапал всё нёбо этими осколками.

В домике всё равно было теплее, чем на снегу, и после галет меня так быстро разморило, что я упал, как в глубокий колодец, в какое-то внеземное забытье, и, в общем-то, будто не знал и не помнил ничего.

Немногим позднее я видел, как тонкие пальчики живёхонько орудовали спицами, и нити пряжи волшебным образом сплетались. Это была она. Та самая женщина. На мгновенье мне даже показалось, что я разглядел её лицо. Но то мгновенье было прервано извне.

Кто-то ударил меня по лицу, и я снова оказался в  маленьком садовом домике.

Надо мной торчал дульный тормоз-компенсатор автомата АК-74.

– А что это у нас здесь за голубки?–имитируя нежный голосок, язвительно и со смехом сказал коренастый бородач, весь обвешанный гранатами и оружием.

Трое других засмеялись.

– Да какие голубки? Мы вообще-то из Сибири, –возмутился Илья.

– Кто такие? Звание, должность?– приставив ствол к лицу, спросил снова бородач, но уже своим грубым голосом.

– Волонтёры мы, везли гуманитарную помощь для бойцов,– нервно вскрикнул Илья.

– А ты чего молчишь? Что-то ты на иностранца похож, – ткнув в плечо стволом, спросил меня бородач.

– Да он писатель. Всё про носки чудеса сочиняет,– сказал, улыбнувшись, Илья.

– Тебя не спрашивают, –отодвинул Илью один из четверых.

– Да носки вот волшебные. Правда. Раны зарастают чуть ли ни за день, –ответил я, указывая на коробку с носками.

– Ох каких только идиотов не встретишь на войне. Вы что думаете, я поверю в эту чушь?–психанул бородач. – Диверсанты? Какая была задача?– заорал он снова.

– Командир, они не похожи на диверсантов. Посмотри, волосы какие длинные. Одеты по гражданке, – обратился один из бойцов.

– Да они действительно больше похожи на идиотов, – подтвердил бородач.– Документы есть? Обыскать их, – приказал тут же он.