– Я, само собой, много думала об этом, но сперва была занята стиркой, а потом мне позвонили с работы. Думаю, что начну завтра.

«Ну конечно, – подумал я, когда она стала уходить от темы, так что мне пришлось возвращать ее обратно. – А что будет по-другому завтра? Меньше дел?»

Действительно, Сьюзан была вечно занята, измотана и перегружена ведением домашнего хозяйства: у нее было трое детей – мальчики, все младше десяти лет, – и муж, часто уезжающий в командировки. Она по кругу рассказывала одно и то же – больше для того, чтобы излить душу. Одни и те же истории повторялись годами, до того как мы встретились. Сьюзан никогда не успевала сделать все дела, не успевала вынырнуть, чтобы вдохнуть немного свежего воздуха. Она мечтала о переменах, но ее попытки никогда не приводили к долгосрочным результатам.

Я представлял себе хомячка, который бежит вокруг колеса, ожидая, что прямо за углом его ждут изменения, который уверен, что постоянная занятость – это то, что случилось с ним, то, на что он не может повлиять. Каждая возможность для изменений была слишком неудобной, а каждое обстоятельство – неподходящим. Как и многие другие люди, Сьюзан не получала достаточно поддержки, была измучена и находилась на грани срыва.

Путь к решению проблемы Сьюзан казался мне таким ясным, но она была не готова. Как это свойственно большинству людей, она отнеслась к десяткам моих предложений одинаково: видела только причины, по которым они не сработают. Тогда я кое-что понял и буду помнить об этом до конца своей карьеры. Люди не меняются, если только сами не решат измениться: они не любят, когда их к чему-то принуждают. Вы не можете никого ни в чем убедить. Люди должны прийти к собственным выводам. Даже если идея появилась откуда-то извне, они должны принять решение быть открытыми для нее.

Когда мы в тупике, то обращаем внимание лишь на причины, из-за которых изменить ситуацию не получится, и нам не важно, что другие ясно видят выход. Часто, услышав, как перегружен клиент, я удивлялся тому, что решение вроде бы находится прямо у него под носом, но он его не замечает.

Большинство «проблем» – это проблемы первого мира, со стороны они всегда выглядят иначе. Какой бы удручающей ни была ситуация на дороге, в мире есть люди, которым не хватает чистой воды. И, как и в случае с любой другой проблемой, регулярно открываются разные возможности для изменений, но большинство людей их не видят. Не важно, насколько вы умны. Как я убедился, общаясь с психологами, врачами, адвокатами, руководителями и генералами, вы можете целый день помогать другим, но не увидеть возможностей для себя.

Опыт Сьюзан не отличается от ситуации многих других людей. Как черная дыра, занятость засасывает вас в себя, крадет у вас время, лишает возможности жить так, как вы бы хотели, и видеть жизнь во всей ее красоте. Вместо этого вы понуро продираетесь сквозь бесконечный список дел, запутавшись в них, как в сорняках. И вот однажды жизнь заканчивается, а список дел так и остается невыполненным.

Когда вы осознаете, что время – драгоценность, приоритеты меняются. Проблемы выглядят совершенно иначе, когда у вас не остается сил на их решение. В конце концов марафонцы не болтают на двадцатой миле пути – они предпочитают дышать. И все, что я могу, я вкладываю в каждый момент своего бодрствования. Я тоже выбираю дышать.

Чем меньше у вас энергии, тем больше вы начинаете ее ценить – энергию, которую вы всегда так свободно растрачивали. Вы тратили ее, как валюту. Энергия и есть валюта. Время – это валюта. И каждый момент – это сознательный выбор потратить ее. У меня нет роскоши перерасхода средств. Я взял в долг слишком много и больше не могу тратить все на рутинные дела, чтобы мое состояние не ухудшилось и меня снова не поглотила тьма.

Помню, однажды я стоял в аэропорту и мои ноги были как наковальни. Я едва их переставлял: в них была такая тяжесть и странная слабость, которую трудно описать. Это было ужасно. Оставшись один, я почувствовал, как теряю контроль над собой, как у меня кружится голова. Каждый шаг, каждый вздох давались с невероятными усилиями. Каждое мгновение я благодарил себя за то, что все еще оставался в сознании, пробираясь сквозь суету и сутолоку сотен занятых людей, спешащих по своим делам, разговаривающих по телефону, пытающихся поспеть за своим расписанием.

Эта дорога может быть одинокой. Никто не знает, что вы чувствуете. И вы не можете описать эти чувства, что не облегчает ситуацию. Врачи не всегда верят вам, особенно те, кто привык к банальным диагнозам вроде гриппа. Они думают, что все это, должно быть, только в вашей голове. Людям трудно понять, каково вам, если вы не выглядите «больным».

– Перенапрягся? Может, пил мало воды? – сказал парень в спортзале в один из этих «головокружительных» дней, когда я в ужасе лежал на лавочке в раздевалке.

– Ага, – ответил я. «Ты понятия не имеешь, о чем говоришь». Я всегда боялся устраивать сцены.

– Хочешь, я останусь с тобой? – предложил пожилой мужчина, пока закрывал свой шкафчик и поднимал сумку.

– Нет, спасибо. Я в порядке, – ответил я, хотя это была ложь. «Это надо просто пережить», – думал я. Но в таких ситуациях вы не принимаете как данность даже малейшее предложение помощи или сочувствие. Я ощущал себя маленьким испуганным ребенком.

Возвращаться на работу было необычайно трудно. В конце концов мы не ценим свое здоровье, пока не заболеем. Мы не ценим отсутствие мигрени, пока не заболит голова. Мы не ценим встречи с близкими, пока они не умрут.

Большинство мест работы, особенно в крупных корпорациях, пронизаны пустотой: пустые отношения, редко выходящие за рамки коридорных любезностей; пустые задачи; пустые цели; отсутствие человечности, поскольку личности сведены к служебным ролям. Если бы, например, вы завтра потеряли работу, вас бы заменили за миллисекунду. Никто не слышит тиканья часов. А я слышу. И они тоже когда-нибудь услышат.

Хотел бы я сказать, что столкновение со смертью послужило катализатором серьезных изменений в моем сознании, но вообще-то я и так иногда размышлял об этом с той или иной степенью осознанности. Однако теперь все, о чем я действительно могу думать, – это мимолетная природа жизни. Я уделяю пристальное внимание каждому моменту, хотя раньше эта мысль была только на периферии. Оказалось, что жизнь с постоянным страхом смерти заставляет по-настоящему оценить, насколько велик этот дар.

Однажды во время очередной ужасающей борьбы за то, чтобы оставаться в сознании, я присутствовал на обеде по случаю дня рождения коллеги в одном из местных ресторанов. Я заказал две миски супа с высоким содержанием натрия и выпил столько воды, сколько смог, для поддержания кровяного давления на достаточно высоком уровне. На меня бросили несколько косых взглядов по поводу моих странных вкусов, но никто не мог догадаться, каково мне в моем одиноком мире.

Я часто пользуюсь этой стратегией, когда пытаюсь удержаться в вертикальном положении и не упасть в лужу собственного пота. Чтобы парамедикам не пришлось выносить меня из офиса на носилках. А такое случалось. Только что я улыбался – а секунду спустя уже сползал по стене. В какой момент нужно звать на помощь, если постоянно чувствуешь себя так? Я обращался ко всемирно известным специалистам. Я принимал всевозможные лекарства. Я научился бороться с симптомами, но не с причинами.

– Я только что видел Райана в коридоре. Казалось, что с ним все в порядке… – Я слышал слова коллеги, адресованные парамедикам. Моя улыбка несколько мгновений назад была лишь маской. Лежа лицом в стол, я слышал бормотание вокруг. Я ненавижу привлекать к себе внимание, но все, о чем я могу думать в такие моменты, – это вдох, и еще один, и еще один.