– Отойди, пацан, – неожиданно толкнул меня старший из цыган в грудь. Вернее, попытался, не зря же я раскачивал свое тело все это время, и вспоминал на занятиях Марата то, что в свое время изучил во время службы в погранвойсках. Рука перехвачена, попадает в захват, вот только довести прием до конца невозможно на такой тесной лестничной площадке… Да еще и второй цыган кинулся на меня, вызволять своего товарища из захвата. Целился кулаком мне в лицо, да не успел. Гриша толкнул огромного цыгана, полусогнувшегося с зафиксированной мной рукой, на него, и оба сели на ступеньки. Не очень жестко, но все равно должно быть неприятно. Руку мне, конечно, пришлось выпустить, иначе я бы тоже на них сверху завалился.

Тут же снизу завизжала Лина.

Вот… женщина! Сказал же, спрятаться в квартире!

– Что тут происходит? – услышали мы снизу строгий голос Ивана.

– Наших бьют! – сквозь слёзы закричала Лина и Иван, естественно, побежал наверх.

Наши это кто? Мы? Или цыгане? – промелькнула у меня шальная мысль.

Огромный цыган подскочил, как на пружине, и снова попытался меня ударить. Физической силы у него, как у медведя, но скорость – совсем никакая. Я снова легко уклонился, и пробил левой в печень. Мне этот удар еще в армии очень хорошо поставили, а как массу тела подкачал, он, наконец, получаться стал снова хорошо.

Но выяснить, насколько хорошо я ударил, не получилось. Гриша тоже подскочил, и врезал ему кулаком в челюсть. Так что фиг его знает, какой удар сработал, но он снова на ступеньки осел. И в этот раз так скрючился, что стало ясно, сразу снова не подскочит…

В голове всплыли многочисленные фильмы про восточные единоборства, когда особо лютого и сильного плохиша хорошие корейцы или китайцы вдвоем или втроем вырубают. Никогда не думал, что буду чем-то таким же заниматься, но вот пришлось же…

Огромный цыган прислонился к стене, сидя на ступеньке, и тут мимо него протиснулся его напарник. Щелкнула выкидуха, он стоял, злобно смотрел на нас и ловко вертел в руке нож. Мелькнула мысль, что запугивает, хотел бы атаковать, уже бросился бы с ножом на нас… Но хорошо понимает последствия…

Решился бы он все же напасть с ножом, или нет, выяснить не удалось. Миша, глаза у которого стали круглыми от осознания, что творится, протиснулся мимо осевшего на ступенях гиганта, и схватил цыгана за руки сзади, с криком:

– Лекса, ты что творишь! Тут же тетя Ида живет! Нельзя так!

Ясно-понятно. Тетя тут живет, поэтому резать нас нельзя, это уже приятно. Нельзя своим проблемы доставлять, это и у нас, у славян, так же принято. А если бы тетя тут не жила? Тогда что получается – режь, пожалуйста, Лекса, друг Миша деликатно отвернется в сторону?

Лекса начал вырываться из рук Миши. Но делал это как-то картинно, не по-настоящему. Это как когда кидаются в драку с криком – держите меня семеро, но вначале убеждаются, что семеро рядом есть, и точно подраться не дадут.

– Уходите, мужики, – громко проговорил я. – Иначе вызовем милицию, здесь состав, сто процентов, будет. Вы же не хотите отправиться лет на пять в тюрьму?

На следующем лестничном пролёте, упав на колени, рыдала Лина. На щеке ее был виден свежий синяк. Рядом с ней присела на корточки Ксюша. На шум вышел Марк Евгеньевич с пятого этажа в своей тельняшке и как старший по подъезду сразу ринулся в гущу событий.

– Кто здесь безобразит? – строго спросил он, спускаясь к нам, но, увидев цыган, тут же повернулся ко мне: – Паша, что стоишь? Вызывай милицию!

– Не надо милицию! Мы уходим, – ответил так и сидевший на ступенях старший цыган. Пришел в себя. Безумно захотелось его спросить, удар в печень или в челюсть его вырубил, но я понимал, что это из-за адреналина меня колбасит, и что такие вопросы прилично воспитанные люди после драки не задают.

Лекса тут же перестал вырываться из рук Миши. Миша отпустил его. Выкидуха мгновенно куда-то исчезла.

Гигант тяжело поднялся, одним взглядом позвал за собой своих и начал спускаться вниз. Мишка и второй цыган послушно пошли за ним. Мы отошли в сторонку, давая им пройти, но и я, и Гриша бдили. Не первая в жизни драка, проигрывать всегда обидно. Можно на словах сказать, что драка все, закончена, но только лишь для того, чтобы усыпить бдительность оппонента, и снова неожиданно напасть.

Мишка спускался, глядя себе под ноги, Лину игнорировал. А она вдруг поднялась и разрыдалась ещё сильнее.

– Миша! – протянула она к нему руки, но он уклонился и поспешил вслед за своими. Вскоре внизу хлопнула входная дверь. Цыгане ушли.

– Ну, всё, всё – подошёл я к ней.

– Не тронут они тебя больше, – добавил, спускаясь к нам Гриша.

– Обязательно было их так? – закричала на Гришу Лина.

Вот тебе и спасибо. Впрочем, кто удивлен? Я удивлён? Спасая женщину, даже когда она кричит на своего парня, а тот ее бьет, нужно всегда быть готовым к тому, что вовсе не парень будет признан ей виноватым…

– Ты уж определись, – остановил я её. – Хочешь ты со своим цыганом жить или нет.

– Я в колхозе жить не хочу-уу! – разревелась опять Лина.

– Так… Давай-ка с лестницы уйдём.

Меня меньше всего волновало, чего она сейчас хочет. Меня больше заботил наш конфликт с цыганами. Сейчас-то они не рискнули с нами связываться, на нашей территории, учитывая, что тетя тут Миши живет, и при таком количестве свидетелей. А где гарантия, что они не захотят ответить в других условиях? Как там – отвертка в печень – никто не вечен…

Подтолкнул Лину к себе в квартиру, позвав взглядом за собой Гришу. Соседи начали расходиться.

– Если нужен буду, я дома, – многозначительно проговорил Иван, пропуская впереди себя в свою квартиру Ксюшу.

И только тут я заметил растерянного Мартина.

– Ну, ты чего? – улыбнулся я ему. – Всё нормально. Заходи, – махнул я ему рукой, приглашая вернуться в квартиру.

– Это нормально? – ошарашено спросил он, показывая на лестницу, где только что на его глазах развернулось наше эпическое сражение за прекрасную даму.

– Привыкай, – усмехнулся Гриша. – Но если хочешь жить скучно, мотай обратно в свою ГДР. У нас по-всякому бывает.

– Так. На чём мы остановились? – попытался я сформулировать беспокоящие меня мысли.

– Мы за пивом с Мартином собирались, – напомнил Гриша о главном.

Ну да, он, считай, с войны недавно вернулся. Для него цыгане с выкидухами банальщина на фоне свистящих рядом пуль в Йемене…

– Нет, я сейчас о другом, – задумчиво проговорил я. – Боюсь, что это не конец, – внимательно посмотрел я на Лину. Она тихо плакала, а после моих слов опять разрыдалась. Заметил, что у нее и на плечах расплываются синяки, тащили ее против ее воли изо всей силы, не стесняясь. Ну да, понять можно, что так сопротивлялась, кто же в колхоз из Москвы уехать добровольно захочет… Но о чем она думала, затевая эту свадьбу? Что маманька ее, достаточно жесткий человек, не устроит ей какой-нибудь вот такой сюрприз?

– У него ключи от твоей квартиры остались? – спросил я её. Она кивнула. – Надо замок менять. У меня была где-то личинка, хорошо бы подошла.

– Я боюсь туда возвращаться, – показала она запястье, где тоже уже появились синяки от мужских пальцев.

– А, кстати, чего они, вообще, припёрлись? – спросил я. – Ты что, сбежала, что ли?

Лина кивнула.

– Значит, он пришёл звать тебя назад? – догадался я. Она подтвердила, опять кивнув.

– Ладно бы, он один пришёл, – рыдала она. – Зачем он этих привёл?!

– Ну, чужая душа – потёмки, – пожал плечами я. – Мне, конечно, тоже не очень понятно, зачем, если ты собрался к собственной жене просить её вернуться, брать с собой ещё кого-то. Цветы надо было брать… Ладно. Что делать-то будем? Замок я там, – кивнул я на верх, имея в виду Линину квартиру, – поменяю. Но там такая дверь, её с полпинка вынести можно. Смысл в этой замене замка – чисто символический…

– Ладно, пусть идет ко мне пока, – вдруг сказал Гриша. – А я у Николая временно поживу, – с нажимом сказал он в ответ на мой удивлённый взгляд.