Внимая приглашающему жесту госпожи Левицки, я села в белое кожаное кресло, очень неудобное, но красивое, с блестящими хромированными подлокотниками, крутая изогнутость которых не оставляла никаких надежд на их функциональное использование.

– Хочу вас сразу предупредить, – Эльвира Левицки села напротив меня, на такой же неудобный, как и кресло, белый диван, – моя дочь немного не в себе.

– Я понимаю…

– Вы застали ее врасплох. Она побежала в ванную приводить себя в порядок. Такое горе… – Левицки опустила глаза и с жалостливым выражением на лице покачала головой.

– Я была на вашей выставке, – попыталась я разрядить скорбную атмосферу.

– Я видела вас, – слабо улыбнулась художница, – вы были с молодым человеком в ужасном оливковом костюме.

Она улыбнулась шире, обнажив ровные крупные зубы.

– Никогда бы не подумала, что такая знаменитость, как вы, интересуется простыми смертными, – решила я ей немного польстить в целях дела. – Я купила альбом с вашими репродукциями.

– Я обратила на вас внимание не только потому, что у вас яркая внешность, – возразила Левицки, – я видела, что вам моя выставка не нравится. Я угадала?

– Мне куда больше понравился альбом, – честно призналась я, – он пробудил во мне ностальгию по настоящей живописи, которую видишь нынче только в музеях.

– Напрасно вы так думаете, – улыбка, подобно капризному блику, скользнула по ее бледному лицу, – в Тарасове, я уж не говорю о европейских городах, есть талантливые художники. Вас может раздражать их манера, но это не значит, что они лишены дарования, – довольно категорично высказалась она.

– Не берусь с вами спорить, – дипломатично улыбнулась я, – меня, как это ни прискорбно звучит, привела к вам не живопись, а известные вам трагические обстоятельства.

– Вы пришли не ко мне, – снисходительно поправила меня Левицки, – а к моей дочери.

– Я даже не догадывалась, что мать Вероники Дюкиной такая знаменитость, – я посмотрела ей в глаза, она немного смутилась.

– Да, мы не афишировали нашего родства… – она поднялась, грациозно продефилировала к кушетке, взяла с нее изящную металлическую пепельницу, золотую зажигалку с выгравированными буквами «Cartier», пачку «More» и вернулась на диван. – Вы курите?

Я кивнула и достала из сумочки «Кэмел». Мы закурили. Левицки щурилась от дыма, и эта обычная, свойственная курильщикам гримаса являлась дополнительным штрихом к ее незаурядной внешности. Томная небрежность, читавшаяся на ее не столько красивом, сколько породистом лице, застывала и, словно окаменев, превращалась в горделивое презрение, отрешенность приобретала жесткий оттенок непримиримой замкнутости, прикрытые веки и трепещущие ноздри по-иному высвечивали твердую линию подбородка и губы, придавая ее лицу что-то одновременно статичное и животно-брезгливое.

– Вероника жила здесь, а я – там. Мы переписывались, но о своих сердечных делах молчали. Ну, вы понимаете, – одарила она меня выразительным взглядом, – хотите верьте, хотите нет, я даже не догадывалась, за кого моя дочь вышла замуж.

– Неужели? – недоверчиво воскликнула я.

– Я и понятия не имела, что она носит фамилию директора местного телеканала. Я писала на конверте ее девичью фамилию… Знала, что она диктор… – Левицки как-то горько усмехнулась, – но то, что она вышла замуж за сына старого функционера, этого я не знала. Она мне, конечно, сообщила, что выходит замуж, но за кого – я не спрашивала. Она меня даже на свадьбу приглашала, но сами понимаете, с моей занятостью… – ее густо накрашенные ресницы кокетливо вспорхнули, – со всеми этими выставками, приемами… Да и потом, Ника всегда была скрытной, замкнутой. Не знаю, мое ли это упущение…

Левицки тяжело вздохнула.

– Вам кажутся странными такие отношения между матерью и дочерью, ведь правда? – продолжила она, эффектно выпустив дым к потолку. – Но я, – она улыбнулась, – смею сказать, не обычная мать. И потом, мне меньше всего хотелось подавлять дочь, закабалять ее, навязывать ей свою волю. Да, Вероника немного сердилась на меня, но теперь у нас все будет по-другому. Нет, не думайте, что смерть Альберта что-то изменила в наших отношениях. Я говорю сейчас не о ней, не о нашем горе, – она гордо взглянула на меня, – просто когда я прилетела, когда встретилась с Никой, мы… мы… – ее губы дрогнули, – простили друг друга. И если бы не эта трагическая нелепость!..

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.