– Так давайте расскажем все префекту, он закроет все порты и все сухопутные границы. Мышь не прошмыгнет.

Нестор Васильевич пожал плечами. Лепэн не президент, Франция не в его власти. К тому же он опять все испортит. Нет, это дело действительный статский советник намерен довести до конца самостоятельно.

– Значит, плывем в Америку искать маркиза? – спросил помощник.

Однако Загорский не успел ответить – в дверь постучали. Нестор Васильевич посмотрел на китайца с легким удивлением: кто бы это мог быть? Помощник мгновенно встал сбоку от входной двери – это положение было очень удобно для нанесения быстрого и совершенно смертоносного удара в горло. Одна только была незадача – ударить было можно, даже толком не разглядев вошедшего, но в этом случае, как говорил когда-то действительный статский советник, возникала некоторая избыточность. Если Ганцзалин будет убивать всех, кто неосторожно постучится к ним в двери, Париж довольно скоро опустеет.

Тем не менее, проявлять беспечность было нельзя – особенно, учитывая, что обозленный на Загорского Ларусс все еще находился на свободе. Именно поэтому китаец встал сейчас сбоку от двери, еще не зная, придется бить или нет и полагаясь в этом деликатном вопросе на свою безошибочную интуицию. В конце концов, рассуждал он, лучше убить, чем быть убитым. Надо признаться, эту философию действительный статский советник разделял не вполне, но сейчас ему было не до ученых диспутов с Ганцзалином.

– Кто там? – спросил Нестор Васильевич, берясь за ручку двери.

– Почта для господина Загорского из русского посольства, – отвечали из-за двери.

Загорский поднял брови и отпер дверь. На пороге неподвижно стоял посыльный в синей униформе. На миг Загорскому показалось, что у юноши нет лица, но это был морок – лицо, конечно же, имелось, просто было оно стертым, как пятак – идеальное лицо посыльных и шпионов. В руке посыльный держал большой желтоватый конверт с печатью посольства.

Нестор Васильевич изъял конверт из руки посыльного и подойдя к столику, вскрыл его бумажным ножом.

– Он не уходит, – по-русски заметил Ганцзалин, поглядывая на посыльного. – Он, наверное, чаевых хочет.

– Наверное, – рассеянно сказал действительный статский советник, пробегая глазами письмо.

– Так дать ему или нет? – похоже, Ганцзалин сегодня обнаруживал удивительную бестолковость.

– Не говори глупостей, – сердито отвечал Загорский, по-прежнему не отрываясь от письма.

– Значит, не давать, – обрадовался Ганцзалин и начал молча, но решительно вытеснять посыльного за порог.

– Погоди, – остановил его Нестор Васильевич, дочитавший письмо до конца. – Я сам с ним расплачусь.

Он подошел к юноше и дал ему целый франк. Обрадованный посыльный, низко кланяясь, попятился в коридор.

– Стой! – завопил вслед ему Ганцзалин. – Держи его! Держи жулика!

Но посыльного уже и след простыл.

– Что с тобой? – недовольно осведомился господин. – Где ты увидел жулика?

– Да вот же, – не унимался китаец, которому Загорский загородил выход из номера и не давал броситься в погоню. – Вон он! Сбежал и унес наши деньги!

Нестор Васильевич только плечами пожал. Во-первых, он сам дал чаевые…

– Но он не дал вам сдачу! – негодованию экономного Ганцзалина не было предела.

Загорский отвечал, что он и не ждал никакой сдачи. Китаец несколько секунд глядел на действительного статского советника с изумлением, потом переспросил, точно ли тот не ждал сдачи? Неужели дошло до того, что господин в качестве чаевых дает целый франк? Чем, в таком случае, он станет расплачиваться дальше? Часами? Брильянтами? Императорскими коронами?!

Однако Нестор Васильевич не намерен был выслушивать филиппики Ганцзалина. Он заявил, что они меняют планы, поскольку полученное им письмо написал его превосходительство, патрон Загорского тайный советник С.

– Меняем планы? – переспросил помощник.

– Именно так, – подтвердил действительный статский советник. – Мы слишком задержались в чужих палестинах, пора, как говорится, и честь знать. Дела требуют нашего присутствия в Санкт-Петербурге.

Виктор Сайес Мануэль Герреро стоял на верхней палубе парохода «Джеймс Ли» и глядел вдаль, туда, где на горизонте сходились в тесном объятии две вечных природных стихии – синее, как море, небо и голубое, как небо, море.

Солнце, висящее прямо над головой, отражалось в желтоватой, натертой до блеска палубе, слепило глаза, и жар его многократно усиливался и охватывал истомой все тело. Впрочем, может быть, причиной истомы был не жар – Виктор родился на Кубе и всю жизнь провел здесь, так что жарой его было не удивить. Вероятно, истому порождала мысль, что в ближайшие часы его долгое путешествие, наконец, закончится. Много месяцев провел он в погоне за Алехандро Гомесом Вальенте де ла Сотой, но проклятый аргентинец всякий раз ускользал от него, как угорь, схваченный в воде голыми руками. Скорее всего, сеньор де ла Сота даже и не догадывался, что по пятам за ним, уткнув чуткий нос в след, как волк за добычей, через города и страны неотрывно шел Виктор. Однако де ла Сота был крайне осторожный человек, нигде не задерживался надолго, а если и задерживался, тут же окружал себя охраной, сквозь которую было не просочиться даже потомку индейцев таи́но.

– И не надо просачиваться, – говорил Виктору его двоюродный брат и напарник Диего, сопровождавший его в этом опасном путешествии, – надо просто пробиться и приставить нож к его горлу.

Диего был горячий человек, он не желал ждать, кровь испанских конкистадоров и американских индейцев, смешавшись в его жилах, образовала горючую взрывчатую смесь. Виктор, само собой, был тоже таи́но, хотя, конечно, не чистокровный, да и где было взять чистой крови сейчас, в двадцатом веке, когда считалось, что все кубинские таи́но, жившие на восточной оконечности острова, были порабощены, а к восемнадцатому веку и вовсе истреблены испанскими завоевателями, потомками жестокого Кристобаля Колона[16], который много веков назад явился на их родину, называвшуюся Аити или, иначе, Эспаньола. И тем не менее, в жилах Виктора и Диего текла огненная кровь таи́но. И пусть ее было там совсем немного, но вполне достаточно, чтобы помнить о том, откуда берут они свое начало.

Когда Колон явился на Аити[17], это был благодатный край, который, вероятно, больше всего был похож на христианский рай пришельцев. Вот что писал об индейцах таи́но сам Колон: «Кажется, что эти люди живут в золотом веке. Они счастливы в своих садах, не огороженных заборами и не охраняемых стенами. Они искренне открыты друг другу, им не нужны законы, книги и судьи…»

Вожди таи́но – касики – приняли незваных гостей гостеприимно. Однако те вскоре показали свой истинный нрав – принялись порабощать и убивать наивных детей природы. Один из вождей таи́но быстро понял, в чем причина такой злобы пришельцев: тем хотелось захватить их земли, но не потому, что земли эти были щедры и плодородны, а потому что скрывали в своих недрах желтый металл, золото, которое в изобилии имелось у таи́но, и которое они использовали для служения духам.

Поняв, что со злыми пришельцами, вооруженными огненными палками, извергающими гром и молнию, таи́но справиться не могут, вождь, которого звали Атуэ́й, решил вместе со своим племенем покинуть Эспаньолу. Племя погрузилось на плоты и каноэ, и поплыло на восток к берегам Каобаны[18]. Здесь его добросердечно приняли местные вожди и позволили строить свои поселения.

Атуэй говорил, что магуакокио – люди в одежде – жестоки и злобны. Они не довольствуются малым и всегда хотят большего. И хотя они много говорят о небесном боге, настоящее их божество – золото. Служа этому божеству, они способны на любые, самые отвратительные поступки. Служа этому божеству, они требуют от таи́но невозможного, а не получив этого, убивают их.