– Неужто сгинул? Влад? Да как они смели? Господаря своего? – ужас звучал в голосе юноши.

Миша испытывал неловкость, не зная, как ободрить несчастного.

– Всякое бывает. Ты… это… может, с нами пойдешь?

Гоша вытаращил глаза на друга, выражение его лица однозначно говорило: ты с ума сошел, звать за собой вампира?

Но Миша игнорировал сигналы чересчур откровенной мимики Гошиного лица.

– Пошли с нами, Горан, – повторил он.

– Но куда мне идти? Замок пуст, брат… Мне некуда идти, – совсем упавшим голосом выговорил юный вампир.

– Пошли, а там придумаем. К тому же, что тебе здесь делать? Спать? Тоска.

Гоша дернул приятеля за рукав, но тот отстранился. Не было в Горане того зла, о котором писали книги, показывали фильмы по телеку. А если то была сила гипноза, что ж, разве в его воле противостоять?

Горан тоже уловил нечто такое от незнакомцев, что чуточку приподняло тяжесть навалившейся новости. Голос Михаила стал для него чем-то сродни одинокому, но обнадеживающему лучу фонарика, который новый знакомец держал в руке. Луч, который выведет из тьмы. Одно Горан о себе точно знал наверняка: в темноте он не желает долее пребывать. Один уж точно.

– Хорошо, идем, – помедлив, но всё-таки решившись, дал согласие он.

На лице Гоши возникло новое выражение, которое успел заметить только Миша, приблизительно оно значило: блин!

Поднимались тем же путем, каким спустились. Проходя мимо пустых дубовых бочек, Горан удивился, что емкости пусты, но, вспомнив о пожаре, смолчал. Не говорил он и весь остальной отрезок пути.

Но дальше их ждало новое открытие, неприятное.

Оказалось, что солнце ещё не опустилось за горизонт, а Горан, беспечно шедший за спутниками, вышел из замковой тени на открытый двор, где моментально получил солнечный ожог. Никогда Миша и Гоша не видели, чтобы человек так быстро бегал и тем более, дымился.

– Солнце! Ему же нельзя показываться на солнце! – по лбу с досады хлопнул себя Миша.

Гоша многозначительно посмотрел на друга и произнес:

– Слушай, а может, к лучшему, если мы уйдем? Он вампир, мы – люди, нам нечего с ним брататься. Ночью он окончательно проснется и решит нами перекусить. Пойдем, пусть себе живет в замке своем. Самое ему тут место.

Но Михаил не согласился, не так его воспитывали.

– Мы дождемся захода солнца и отведем Горана в гостиницу, а там придумаем, как дальше быть.

– Ты с ума сошел! Вампира в гостиницу. А о сестре подумал? – возмутился друг. – Кстати, вот и Ладка.

К спорившим парням приближалась девичья фигурка, тоненькая, ладненькая, под стать своему имени.

– Ну что, насмотрелись? Я вас битый час жду. Уже за вами решилась идти.

Мягкий голосок с менторской интонацией, вызвал ироничные улыбки у друзей. Ладка есть Ладка. Младшая сестра Миши (но только по минутам), двойняшка, умела и могла командовать наравне с заправской училкой.

– Ой, а это кто там?

Она вдруг вытянула изящную ручку, направляя указательный пальчик прямёхонько на густую тень замковой стены.

В полумраке стоял человек и смотрел на девушку. Его глаза золотились.

Граф Дырокола прощается с прошлым

Ладка сделала несколько шагов по направлению к замку, но рука брата притормозила её.

– Погоди, Лад, не спеши.

– Но кто это там? И почему не идет?

Каждым человеком в зависимости от ситуации овладевает стремление узнать или увидеть нечто новое, и в том нет ничего необычного, но Младу Солнцеву выделял не просто интерес, а подчинение жизни интересу. И неважно где и когда она находилась, всё её существо постоянно пребывало в состоянии боевой готовности, пусть только что-то новенькое осмелится замаячить на её горизонте и тогда – она устремлялась в бой. Как и теперь. Кто этот незнакомец, почему у него так странно блестели в полумраке глаза, и отчего брат не подпускал её к нему? Рой вопросов донимал, возбудив любопытство, которое требовало немедленного удовлетворения.

А вот Михаил Солнцев, напротив, предпочитал вдумываться и просчитывать ходы наперед, прежде чем рваться в бой. Ладка его частенько за это третировала, но не злобно, конечно, всё-таки брат любимый да и единственный.

– Кто это? – Темно-карие глаза сестры едва ли не почернели от снедаемого любопытства.

– Это… знаешь… он там, внизу… мы его нашли…

Слова никак не желали складываться в логичную суть. И снова Гоша, не умея долго ждать, взял инициативу:

– Это вампир. Самый настоящий. Не ходи к нему, Ладка.

– Да брось, Гошка! Какой ещё вампир?

Темные глаза девицы строго посмотрели в синие, Гошкины, затем менее строже – в светло-карие очи брата, а после и на блестящие искорки в тени замка.

– Это прикол такой, да? Ну же, прикол, – допытывалась Ладка у приятелей. Не могла же она и впрямь повестись на это объяснение.

Но ни один мускул на юных лицах не дрогнул, дабы выдать нарождавшийся смех. Да и взгляды, мимолетные, но сосредоточенные, пусть и не остудили Ладкиного любопытства, но принудили стоять на месте.

– Это правда. Я хотел тебе рассказать потом, там, в номере. Но Горан… ему тут не место, – произнёс Миша.

– Нет, Миха, ему тут самое место, – шепотом затараторил Гоша. Отчего-то ему вдруг вообразилось, будто вампир его слышит, пускай их и разделяло больше десятка метров. – Говорю же, пусть остается. Ты ему ничего не должен. Вон, даже руку поранил из-за него.

Последнее, к тому же неуместное, по мнению Миши, высказывание привлекло внимание сестры к оцарапанной ладони. Она тут же потянулась и поднесла к лицу руку брата, чтобы лучше разглядеть, выражение лица у девушки сразу обрело знакомый покровительственный тон.

– Где это ты умудрился? Нельзя тебя одного оставить. Нужно срочно обработать, пока не загноилось.

– Да нормально всё, – в раздражении вырвался Михаил, одновременно посылая Гоше до того красноречивый взгляд «благодарности», что товарищ тут же стушевался. – Уже засохло.

– Как зовут его? – спросила сестрица, вновь обратив взгляд на густую тень у стены.

– Горан.

– Эй, Горан! Идите к нам! – прокричала Млада. – Он понимает по-нашему? А то я не знаю местного языка.

– Понимает даже лучше, чем ты можешь себе представить, – неохотно отозвался Гоша, всё ещё испытывая чувство неловкости перед другом. – Вот только он не может к нам выйти, потому что солнышко ещё не село. Едва не обуглился. Так от него дым повалил!

– Не переносит солнечного света? – переспросила Ладка и тут же сделала очевидный вывод. – Так у него же болезнь редкая. Не помню названия. Полная непереносимость солнца. Встречается у людей, редко, но есть. И вы, поэтому его за вампира посчитали? Вот глупыши! Человек болен, а они от него шарахаются. Эй, Горан! Мы подождем вас и отведем в нашу гостиницу!

Человек в тени не отвечал.

– Блин! Да не зови ты его, Ладка! – Гоша дернул рукав Ладкиной куртки. – Не зови лихо. Миха, да очнись ты, скажи сестре! Валить нам надо, пока не поздно.

А Миша Солнцев впал в какое-то забытье. Нет, не в гипноз или прострацию. Именно в забытье. Он видел и слышал всё, как во сне. В голове его звучал голос человека с золотистыми глазами. И голос тот не угрожал и не требовал, а рассказывал о себе. Это даже не разговор был, а образы с комментариями. Но вот его затрясло, и до слуха раскатом эха донесся отрывок знакомого голоса. Говорил Гошка.

– … пока не поздно!

Но солнце целиком ушло за зубчатый горный горизонт, свет напоследок вспыхнул розой с охрой и серая пелена пала на всю округу. Что и говорить, тени, что густели до сей поры, взбухнув, растеклись, щедро делясь тайниками ночи.

Теперь ничто не мешало нынешнему владельцу замка свободно идти в любом направлении. Однако ж, Горан медлил.

Разумеется, он не боялся. Но замок – это всё, что оставалось у него от прошлого, от семьи, от брата. Уйди он теперь и ничего не останется. Тоска овладела его существом и чем-то ещё, чего он распознать пока не мог, но чья тяжесть давила на сердце.