Это было все, что хотела сказать Марина. Она подняла взгляд на девочку, глаза которой уже были полны слез. Но Мира не плакала. Она уже исчерпала все слезы, когда ей сообщили о смерти мамы Маши. Девушка просто смотрела на Марину. Женщина скоротечно меняла свои роли. От простого тренера до тети, а затем матери.

— Алевтина боится, что ты рядом со мной наделаешь таких же ошибок. — добавила Марина.

Она подняла руку, чтобы обнять девушку, но Мира резко отмахнулась. В это невозможно было поверить. Она сходила с ума от потрясений. Как можно пережить морально столько несчастий: смерть родителей, авария, перелом ноги и вероятность никогда не вернуться в фигурное катание, суд, жизнь с тёткой в Иркутске и страшная правда об удочерении. Она не удивиться, если Лёша завтра напишет скажет, что им нужно расстаться. Мирослава больше не хотела ничего слышать. Она утерла слезы обиды на свою жизнь, взяла под мышку костыли и пошла в больницу.

Марина не стала её догонять и пытаться что-то ещё объяснять. Все уже было сказано сполна. И что-то внутри Марине тихо шептало, что на суде она увидит дочь в последний раз.

Алевтина подхватила пакеты и бросилась за Мирославой. Но девочка на неё накричала и потребовала оставить в одиночестве.

— Довольна? — со злостью сказала Марина, продолжая сидеть на скамейке. — доломала жизнь бедной девочке.

— это ты её сломала ещё много лет назад.

Алевтина продолжала выставлять крайней Марину. Она не замечала хорошие вещи, такие как любовь и забота Марии и Михаила. Аля не отдаёт себе отчёт, что своими руками вскрыла гробницу семейных тайн, из-за чего и обрушила на ранимое детское сердце непосильную ношу.

— если она с собой что-то сделает, то я тебе жизни не дам, — впервые Марина кому-то угрожала. Но что она точно не смогла бы никому просить и даже себе, так это смерть своей девочки.

— да что ты говоришь! — воскликнула Алевтина.

Марина встала со скамейки. Она больше не хочет разговаривать и видеть Алевтину. Последнее, что женщина сказала противной родственнице перед уходом:

— ты виновата в том, что Мирочка узнала правду. Не будь ты такой гадиной, все осталось бы в секрете, и она была бы счастлива. Я никогда не прощу тебе твое поведение. Я очень надеюсь, что Мирослава останется со мной. Она исполнит свою мечту, отучиться, выйдет замуж за своего хоккеиста и будет самой счастливой! Я все для этого сделаю! — кричала во все горло женщина.

Марина развернулась и поспешила убежать прочь отсюда.

— смотри не надорвись, — буркнула ей в след Алевтина.

Марина сделала вид, что не услышала бормотание этой дамочки. Она бежала отсюда и впервые за много лет проявила настоящую слабость. Марина словно задыхалась слезами. Она пыталась держать огромный ком в горле пока не дойдёт до машины. Ей не хватало воздуха, чтобы дышать. Как только женщина прыгнула за руль автомобиля, слезы сами хлынули из её глаз. Ничего больнее в жизни она ещё не испытывала. Последний раз Марина так плакала, когда умерла Маша, её единственная поддержка в семье. Сестра никогда её ни в чем не винила и не упрекала. Она скорее даже была благодарна Марине за возможность стать мамой. Поэтому её потеря заставила железную леди проявить сострадание. Она не понимает, почему ей сейчас так больно, почему у неё не получается оставаться такой же холодной, как всегда. Почему она не плакала со смертью отца и матери, сдерживалась, когда дочка лежала в реанимации, а не может остановить сильнейший поток слез из-за обретенного внезапно материнства и в признании Мирославе в реальных родственных связях.

Не лучше было и Мирославе. Она вернулась к себе в палату и бросилась на кровать. Девушка обхватила подушку руками и начала безутешно плакать. Ткань быстро стала влажной от солёных девичьих слез. Ее тоже этот разговор заставил мучиться больше, чем после смерти родителей. Ведь невыносимо шестнадцатилетней девочке понять, как могла родная мама в свое время отказаться от нее ради карьеры.

«Неужели материнское счастье можно вот так просто променять на работу?» — думала Мирослава. Она задавалась множеством вопросов «Почему именно я? Почему это происходит со мной, а не кем-то другим? Что я сделала не так? Чем я её не устраиваю? Что во мне не так?» И хотя Марина сказала, что она отказалась от неё ради Кубка Льда, а не вследствие какой-то другой причины, что может крыться в самой Мирославе, девушка не могла выбросить из головы мысли, что для Марины она была балластом. И теперь девочка считает, что снова им станет, если суд отдаст опеку Марине.

Мирослава чувствовала себя дико одинокой и маленькой. Как оказалось страшно одной в большом мире без поддержки мамы Маши.

Несколько дней она ни с кем не общалась. Девушка сухо отвечала на сообщения от Лёши, а звонки совсем не брала. Тётя Аля продолжала себя вести как обычно. Она ходила вокруг девочки и причитала о её будущем. Мирослава отворачивалась от тетки к стене. Жалко, что ей нельзя выключить звук, чтобы не только не видеть, но и не слышать. С Мариной они не общались. Мирослава иногда брала телефон в руки, чтобы написать сообщение, но потом подумала, зачем ей досаждать женщине и убирала его обратно.

Марина вела себя точно так же. Она хотела как-то поддержать девочку, начинала писать письмо и тут же его стирала, потому что не видела в нем смысла.

До суда оставался один день. Мирославу выписали из больницы. Вместе с Алевтиной до отъезда они остановились на съёмной квартире Мирославы. Она была оплачена до конца месяца.

— тетя Аля, я хочу съездить домой, на кладбище, — сказала Мира, сидя за кухонным столом.

Уже завтра тетка за руку ее поведет на железнодорожный вокзал, чтобы увезти в Иркутск. Минимум Мира пробудет там до достижения ею восемнадцати лет. А уехать, так и не сказав маме Маше самые важные слова о любви девушка не может.

— нет. — ответила Алевтина. — мне некогда с тобой разъезжать туда-сюда. Завтра после суда мы сразу идем на поезд. Сегодня нужно собрать все вещи, приготовить еду, квартиру помыть.

Алевтину становилось терпеть все противнее. Мало того, что она увозит девушку в свой неприступный замок, где огнедышащим драконом является она же, так женщина еще и запрещает Мире навестить могилу матери, той, которая воспитала ее как родную и любила больше своей жизни.

— вот, немедленно иди в магазин за продуктами. — строго сказала тетка, положив на стол перед девочкой список и деньги.

— вы смеетесь? — удивленно посмотрела на нее Мира, — как я понесу такую кучу?

Перед выпиской Мирославе сняли гипс и ходить ей помогает одиночный костыль. Врачи запретили сильно нагружать ногу, а тем более таскать тяжести. Это может запросто привести к осложнениям.

— тогда или пол мой! — завизжала женщина.

— вы не понимаете, что на этом этапе мне нужен покой?! — едва завысила голос Мира. Она старается держать себя в руках, чтобы не порождать очередной скандал, но от поведения Алевтины девушку начинает судорожно колотить.

— вот именно, покой. Поэтому ни о каком Сарапуле и речи быть не может.

«Ненавижу!» — чуть не сказала вслух Мира. Она сгребла деньги, которые тетя дала на продукты в карман кожаной куртки. Девушка не собиралась идти в магазин. Она не собирается так легко прогибаться под Алевтину.

Мира вышла на улицу, достала из другого кармана мобильный и позвонила Марине. Хорошо, что за всеми хлопотами из-за суда и отъезда тетка не добралась до личных вещей девочки.

— алло, — послышался удивленный женский голос.

— Марина Ильинична, мне очень нужна ваша помощь. Срочно.

Марина в недоумении попыталась расспросить Мирославу о причине такой срочности, но девушка пока попросила ее просто приехать как можно быстрее, а потом она объяснит ей что произошло. Они договорились встретиться в маленьком парке в двух остановках от дома Миры. По дороге к дочери, Марина обзванивала учеников, чтобы предупредить об отмене тренировки.

Девушка ждала ее на скамейке под аллейкой из тополей.

— солнце мое, что такое? — находу, уже увидев девушку, спросила Марина.