Что меня интересовало в «Буратино»? Пистоны. Потому что они взрывались в металлических пистолетах с дымком, пахло серой, как от настоящего оружия. Если они не взрывались в пистолете, нужно было ударить молотком – и взрыв обеспечен.
В шесть лет я мечтал об игрушке – управляемом грузовике. Конечно, в те времена такие машинки выпускались не радиоуправляемые, а со шнуром, который на два метра тянулся от пульта к игрушке. Родители зарабатывали немного: папа – обычный работяга, мама – учительница. Деньги пришлось копить. И вот счастливый день настал. Принесли машинку домой, а батареек-то нет! И в магазинах нет – дефицит. Знают ли сегодняшние дети это слово? А я до сих пор помню своё отложенное счастье управления тем грузовичком.
Запомнил свою первую самостоятельную покупку. Зажав в потной ладони мелочь, отправился за хлебом. Стоил батон тогда, если не ошибаюсь, двадцать две копейки, но мне больше нравилась плюшка «Московская», потому что она была сверху посыпана сахарным песком. Я съедал только сладкую верхушку.
Хлеб в мои детские годы можно было трогать специальной вилкой – свежий ли?.. Интересно, что бы на это сказал Роспотребнадзор! Сейчас чисто хлебных магазинов нет, прилавок в супермаркете занят разнообразными буханками, батонами, булочками.
По диагонали от продовольственного находился коммерческий промтоварный магазин, открывшийся в конце 1980-х. Первый из них появился в центре города, умные коммерсанты назвали его «Гермес» – по имени бога торговли и счастливого случая, а также хитрости и воровства… Представляете сейчас очередь за одеждой? А тогда люди толпились у прилавка, чтобы посмотреть на кожаную куртку, джинсы «Левайс», какие-то яркие рубашки, которые не продавали в обычных советских магазинах. Сладковатый запах импортной кожаной куртки помню как сейчас. Стоили эти вещи дорого, на них приходилось откладывать.
Мы, дети, искали жевательную резинку за стеклянным прилавком у кассы, протиснуться туда было сложно. Как все мальчишки, я больше любил жвачку «Турбо» с бумажными вкладышами, на них были напечатаны автомобили, которых мы никогда не видели и о которых только мечтали. А ещё из жвачки надували пузыри, что считалось верхом крутизны. Надо было чудесным образом губами расправить резинку на зубах, надуть, и шарик должен громко хлопнуть. Я не умел. А один мальчик из школы не брезговал брать жвачку изо рта друзей. Когда вкус и аромат уже прошёл, он канючил:
– Дай жёвку!
Бедняга!
Вкладышами от жвачки играли в школе на переменах. Правила игры простые: вкладыши картинкой вверх клали на ровную поверхность, например, подоконник. Игрок бил по вкладышам сложенной ладонью так, чтобы те поднялись в воздух и опустились другой стороной на поверхность. Перевернувшиеся вкладыши считались выигранными. Когда удар оказывался неудачным, право бить переходило ко второму игроку. Игра заканчивалась, когда у кого-то из игроков больше не оставалось вкладышей.
Но вернусь на свою Полярную. На перекрёстке находился киоск «Союзпечать». Из окошечка пахло свежими газетами, тетрадками, блокнотами. Всё это манило меня. Почему запахи детства так запомнились? Лекарств, жвачки, бумаги… Необъяснимо. В киоске покупал «Советский спорт» для брата, для родителей – только что появившуюся и быстро набравшую популярность газету «Дачная» (все тогда обзаводились дачами, спасаясь от надвигавшегося безденежья). Знакомая киоскёрша оставляла эти издания специально для меня. Уже продавали и «Спид-инфо», первую эротическую газету со срамными, как сказала бы бабушка, фотографиями на обложке. Киоска на этом месте нет: сожгли в 1990-х.
На дом мы выписывали несколько газет: «Труд», «Комсомольскую правду», городскую газету «Северный рабочий» (забегая вперёд, скажу, что я потом в ней работал), из журналов – «Весёлые картинки», «Юный натуралист». Здесь стоит остановиться подробнее. Любил я всякую живность, поэтому мама в третьем классе отвела меня в Дом пионеров в кружок юннатов. Там я оказался единственным мальчиком, что меня очень стесняло. Все животные в кружке были уже распределены, девочки эгоистично гладили своих хомяков-крыс-кроликов и даже ежей, целовали аквариум с рыбками… В общем, на следующее занятие я не пришёл.
Каким-то чудом техники мне казались венгерские «Икарусы», появившиеся в 1980-х на улицах города. Непременно оранжевые, с круглыми фарами, будто глазами, тарахтящие по-другому, не как советский ЛиАЗ-677. Но самой изюминкой была «гармошка» – сочленение со второй частью автобуса. Внешне оно напоминало меха гигантской гармошки. В детстве я думал, что эта резина – единственное, что соединяет две части автобуса. Хотелось стоять на крутящемся при повороте круге, словно аттракционе. Попробуй удержись!
Но на автобусах ездить приходилось редко: сад, поликлиника и всё остальное, нужное маленькому человечку, было в шаговой доступности. Только в стоматологию, расположенную в новой части города, надо было ехать. Как для всех детей, поход к зубному врачу был самым страшным испытанием, поэтому я ставил условие родителям: еду в поликлинику только на «гармошке».
И вот мы стоим на автобусной остановке, но, как назло, идут одни «простые» автобусы. Два пропустили, три… Поджимало время в талончике. Со слезами, что не получилось проехаться на «гармошке», а не от страха перед удалением молочного зуба, едем. В обратную дорогу на остановке, словно поджидая нас с раскрытыми дверями, стоял «Икарус»… Без зуба, но счастливый я возвращался домой.
Наша двухэтажка была оштукатурена, покрашена в зелёный, очень спокойный цвет, каким раньше красили больничные коридоры и палаты. Дом был живой, как все деревянные. Дверь открывалась с шумом. Скрипели, жаловались на свою старость доски лестницы с точёными балясинами. Вот кто-то поднимается, интересно и страшно: к нам или в соседнюю квартиру номер тринадцать, которая тоже на втором этаже? Электрического звонка не было, но можно по шагам или стуку догадаться, кто идёт: свои или чужие.
Во что играли во дворе? Мальчики – в «ножички». Не подумайте о кровавом преступлении! Перочинный ножик нужно было подкинуть таким образом, чтобы он воткнулся в землю. Девочки скакали на резинке, натянутой вокруг ног. Катались на велосипедах по лужам двора (он был, конечно, без асфальта), чтобы летели брызги во все стороны. А как пахло после дождя зелёной листвой и сырой землёй! Часто мы залезали, как обезьянки, на тополь с причудливо изогнутым стволом, лежащим почти горизонтально на земле, только крона поднималась вверх. Детьми мы использовали его и как скамейку. Тополь – это больше, чем дерево. Это украшение и одновременно символ старого города.
Во дворе была установлена нехитрая детская площадка – песочница, поющие одну и ту же песню железные качели, устремлённые ввысь ракеты – помните, такие были в каждом дворе, ведь советские дети все мечтали стать космонавтами. И сейчас кое-где можно встретить эти обломки исчезнувшей эпохи. Стоят ржавыми.
Рядом с нашим домом была голубятня. К сожалению, я не застал того, кто разводил голубей в нашем дворе. Надо сказать, что этих птиц очень любили в Советском Союзе. На карниз нашего окна часто прилетала пара голубей. Я очень жалел голубку, потому что на лапке у неё была привязана леска. Птица прихрамывала, и я её прозвал хромоножкой, хотя правильнее сказать хромолапка. Папа приколотил металлическую крышку, и мы даже в морозы открывали окно, насыпали крупу, как помню, пшено. Почему-то прилетала только эта парочка. А пшённую кашу я с детства зову «птичкиной». Сейчас на месте нелепой голубятни красуется здание банка. Романтику сменили деньги.
Слышимость в деревянном доме прекрасная, все знали друг о друге. Мы больше общались с семьёй Терёхиных, которая жила в квартире напротив. Людмила работала в хозяйственном магазине, Александр – рабочий завода, дети Алексей и Лена были примерно нашего с братом возраста. Мы завидовали: Терёхины занимали две комнаты, была своя детская.
Однажды тётя Люда по каким-то делам поехала в Москву, тогда это считалось чуть ли не за границу. Мы попросили привезти модельные машинки (на настоящие копили годами, если не десятилетиями, откладывая на «книжку», то есть сберкнижку). Многие дети, да и взрослые, коллекционировали модельки в масштабе 1:43. Они тоже стоили дорого. Однако Терёхина привезла из столицы не модельные машинки, а тяжеленный набор игрушечной военной техники. Такой тоже не продавали в нашем «Буратино». И как она на себе его притащила?