© Попов А. В., 2024

© Волков И. А., иллюстрация на обложке, 2024

© Издательство «Родники», 2024

© Оформление. Издательство «Родники», 2024

Если писать про себя – только искренне и правдиво. Значит, придётся сорвать все маски, вывернуть наружу карманы, рассказать всему свету про свои комплексы. А что такое комплексы? Работа души, метания, стремление к совершенству, увы, недостижимому. Чтобы читатель поверил, нужно отдать сокровенную часть себя: глубокие страхи, хрупкие моменты счастья, стыдные воспоминания детства, первую любовь…

Читатель хочет сопереживать, он в этом нуждается, чтобы не чувствовать себя одиноким. У кого-то прочитал, что вся наша жизнь по большому счёту – преодоление одинокости. Литература этому преодолению ещё как помогает.

Кому в первую очередь будет интересна эта книга? Надеюсь, тем, кому немногим за сорок, кто родом из 1980-х уже прошлого века (слово-то какое короткое, а вмещает в себя!). Детали в рассказах не выдуманы, такое нельзя сочинить.

Существует мнение, что если уже нечего писать, иссякло воображение, то автор пишет о себе любимом. Но прозаик не всегда должен выдумывать, он должен и запечатлевать, как художник, сохранять, как историк. Если честно, устал отвечать на вопросы читателей: «Ты про кого написал в рассказе? А это правда?» Всё, что в этой книжке – было на самом деле. Но, чувствую, мне опять не поверят и скажут: «Ну и сочинил!».

Герой книги во многом типичный, и кто-то в ситуациях и переживаниях наверняка узнает себя: «Блин, так ведь это про меня!» А я этому совпадению тихо порадуюсь: не зря старался.

Недавно социальные сети стали предлагать рубрику «Воспоминания», чтобы увидеть свои посты и фотографии, сделанные год назад, два, три… А что было двадцать, тридцать лет назад? Соцсетей тогда не существовало, и то прошлое уже кажется из другой жизни, другой страны, мира. Страна и мир, и правда, стали другими.

«Ну вот, всего-то одиннадцать лет пожил в Советском Союзе, а уже мемуары сочиняешь! Молодой ещё!» – наверняка будет и такой пинок от критиков. Эта книга не летопись большой страны, а история маленького человека.

Не соглашаясь с поэтом, копошусь в своём прошлом, в незаживающих ранах, делая себе больно. Эти рассказы-воспоминания нужны были прежде всего мне самому. Думал: напишу, выплесну беспокоящие мысли на бумагу, в компьютер – и полегчает на душе. Но легче не стало – стало тяжелее.

В этой книге на самом деле много героев. Ведь человек живёт не в вакууме, каждый день встречается с новыми людьми.

Однажды филолог из Вологды Елена Витальевна Титова (её подвижнический труд заслуживает отдельного очерка) подарила мне закладку. Подарок я оставил в какой-то толстой книге и только недавно случайно обнаружил. На обороте закладки приведены слова Анастасии Ивановны Цветаевой: «Каждый мой встречный – чудо. Люди не чисты и не грязны. Люди – это число Х чудес». И так у каждого человека.

С ожиданием чудес будем жить и читать!

На последнее воскресенье февраля 1980 года назначили выборы в Верховный Совет РСФСР. Мои родители, как и положено законопослушным советским гражданам, сходили и проголосовали, а в понедельник рано утром мама в сопровождении папы пешком по свежевыпавшему снежку отправилась в роддом. Идти родителям было недалеко – всего два квартала. Заранее приходить в роддом тогда не полагалось, мамочки лежали в коридоре, а потом ожидали очереди в родильный зал.

– Много вас, на всех кроватей не напасёшься! – не церемонились санитарки.

Надо было маме потерпеть, и мне потерпеть, ещё не родившись…

В то же самое утро понедельника, 25 февраля, я появился на свет. Через несколько дней мама уже выгуливала меня в коляске. Конец февраля – начало марта – моё самое любимое время года. Иначе и быть не может: первый свет жизни. Предчувствие весны, высокое небо, дневные оттепели. Мама рассказывала, что в первые месяцы на прогулке я не плакал и она смело оставляла меня в коляске у крыльца магазина. Приходила – а я не спал, уставившись зелёными глазёнками вверх. На небо…

1980-й – год московской Олимпиады. Одно из первых воспоминаний: я сижу на щелястом деревянном полу коммуналки, фломастером обвожу весёлого мишку-атлета и олимпийские кольца в сувенирных блокнотах, распространившихся по всему СССР и, наверное, далеко за его пределами. Мне было тогда года три-четыре. Значит, олимпийские блокноты несколько лет хранились в нашей семье – или только дошли? Что ещё от Олимпиады досталось? Да больше ничего. Спортсменом не стал. Более того, с раннего детства сутулился.

– Если будешь горбиться, в горбольницу положат, – пугала мама, не зная, как ещё научить меня ходить прямо. Это самый последний, устрашающий аргумент.

«В ГОРБольницу, – с ужасом думал про себя, – это туда, где лечат горбатеньких мальчиков». Оказалось позже, что это ГОРодская Больница.

После окончания школы я поступил на филологический факультет, а студент-филолог по определению не может быть атлетом. По крайней мере, я таких не встречал. Когда начал писать, сутулиться стал ещё больше. «Многие пишущие такие. Это нормально. Теперь можно и не стараться ходить прямо, расправив плечи», – так оправдывал свой слабый характер и нежелание что-то делать с искривлённым позвоночником. А когда на семинаре молодых писателей, съехавшихся со всей России, увидел двух ну очень сутулых молодых людей, совсем расслабился. Один из них никуда не высовывался, тихо сидел в заднем ряду. Другой, наоборот, нисколько не смущаясь, лез на трибуну выступать. Горб у него, надо заметить (трудно не заметить), что надо! Кажется, ещё немного – и узкий модный пиджак треснет сзади по швам. Неудобно ему, бедному, даже развернуться не может. Но как соловьём заливается! А я слушаю и почему-то вспоминаю дурацкую детскую считалочку: «Что в горбу? Денежки. Кто наклал? Дедушка. Чем он клал? Ковшиком. Каким ковшиком? Золотым».

И ещё про Олимпиаду. Подарочек из предолимпийской Москвы нежданно-негаданно пришёл в деревню бабушки Сани в Вологодской области. Точнее, сам приехал. А ещё точнее – приехала. Молодая женщина. Клавку местные называли Высевленкой: её как неблагонадёжный элемент выселили из столицы. Таких граждан и гражданок, чтобы не портили имидж советской страны перед иностранцами, попросту вывозили подальше из столицы. Клавка в Москве вела разгульную жизнь, а деревенские говорили по-своему: слаба на передок.

Я с детства запоминал какие-то ненужные мелочи, конечно, не думая, что они потом превратятся в важные художественные детали. Врезались в память изумрудные серёжки в ушах Клавки и чёрный кожаный пиджак, в котором она форсила по деревне. Наверное, это была приманка для молодых трактористов… Может, я ещё напишу про Клавку, а может, и нет. В деревню она приехала ещё сочной женщиной, а я запомнил уже сухой, морщинистой. Олимпийский мальчик и олимпийская старуха…

Нас много – родом из 1980-х. В моей детсадиковской группе было два Артёма Попова. Популярное тогда имя плюс «редкая» фамилия. Как нас называли воспитатели – хоть убей – не помню. Интересно, где мой тёзка сейчас, чем двойник занимается? Надеюсь, точно не пишет книжки, нет за ним этого грешка.