Галина стояла в дверях, не решаясь войти, одной рукой придерживая занавеску, чтобы не касалась её бежевого плаща, другой держала сумочку. Она старалась скрыть свою неприязнь и отвращение ко всему увиденному, но у неё это плохо получалось.

– Проходи, Галя, – бросила вдруг тряпку в ванную Валентина и начала вытирать руки о халат, потом подхватила Мишу на руки, отнесла в комнату, высыпала ему игрушек на пол, но непоседа всё равно стоял в дверном проёме и смотрел на тётю. – Не ждала. Не знала, что ты к нам собираешься. Проходи, – достала она табурет из-под стола, – ты извини, у меня сегодня стирка, я не ждала гостей, тем более, таких… – оправдывалась Валя.

– Ничего, – Галя подвинула табурет поближе к выходу и присела. Вокруг серость, душно как в бане, помимо тазов и вёдер ворох грязного белья на полу. – А машинки у тебя нет?

– Какой там, – махнула руками Валя и улыбнулась, – Витя обещал к рождению, – она мягко хлопнула себя по животу, – купить. Если получится, – она выдвинула второй табурет и присела, напротив. Полная, грудь налилась, живот большой, эта беременность забрала у неё остатки молодости и красоты.

– Я помогу, так нельзя! Без рук остаться можно… Я похлопочу, будет у вас машинка… Без всяких «если».

– Спасибо тебе, Галя, ты всегда нам помогала. Может, пройдём в дом, а то тут парит всё. Ты ведь ни разу у нас не была, я тебе всё покажу. Галя! Спасибо тебе за шифоньер, такой вместительный, удобный, мы его у себя поставили, давай, покажу.

– Нет, Валюш, я ненадолго, – она подвинула ноги в модных туфлях, поближе к табурету, словно боялась вляпаться во что-то. – А ты опять, – кивнула она на живот.

– Да, – тяжело вздохнула Валя, – в этот раз скажу врачам, пусть, что хотят делают, пусть режут! Не могу и не хочу больше.

– Четвёртый, – неуверенно спросила Галя.

– Пятый… Четвёртый, вон в дверях, – повернулась к дверям в комнату Валентина.

Первый стыд, самый унизительный и неприятный, уже отступил, и она чуть увереннее чувствовала себя перед невесткой в своём доме, чего теперь стесняться и бояться? Они такие, как есть.

– Что-то случилось? Ты ведь ни разу к нам не приезжала.

– Да… Работы много, во дворе всегда дел невпроворот, собрания в профсоюзе, субботники, сама понимаешь… Поэтому и не приезжала.

– Понимаю, Толик говорил, ты всегда занята. Не то, что мы… Что-то перестал он приезжать по выходным? – Валя положила пухлую руку на стол, толстые пальцы, как сосиски, ещё сильнее вздулись от воды.

– Дополнительных занятий много, ему ведь скоро поступать, надеюсь, сможет в наш Политех или в Железнодорожный.

– А мне говорил, в училище наше собирается, строителем хочет стать, как отец, – удивилась Валя.

– Когда это было, – немного расслабилась Галя, открыла свою сумочку, достала баночку монпансье и протянула Мише. Мальчик не знал, что делать и вопросительно смотрел на маму.

– Бери, – шепнула Валя, – и скажи спасибо тёте.

Мишка выхватил заветную баночку и уткнулся лицом в живот маме, так и не сказав спасибо.

– Да-а-а-а, – ещё раз осмотрелась Галя, – теснота, беднота, серость, – не сдержалась она. – Бедные дети.

– Ничего, в тесноте да не в обиде! Скоро ордер дадут. Может, всё-таки в дом? – настаивала Валя, не так плохо у них, как сейчас видит Галина, – я тебя чаем напою с цукатами, мама недавно посылку прислала, – улыбалась Валя.

В доме чистота, порядок, да и места всем хватает, приёмник даже есть, цветы на окнах, постели заправлены, всё по местам. Сервиз, подаренный на работе в буфете стоит, у Танюшки свой уголок есть, маленький, но милый такой, девичий, с салфеточками, оборочками. С любимым платьем на плечиках, не новое платье, кто-то отдал после своих, но берегла его Танюша, на праздники в клуб надевала.

Но не прошла Галина, побоялась, вдруг там ещё хуже, чем здесь.

– Нет. Валь… ты не могла бы… Я не знаю, что делать, – мялась и смущалась Галина, так не хотела она к золовке обращаться.

– Галь, ты же знаешь, мы для вас всё что угодно сделаем! Вы столько нам помогали.

– Поговори с Борисом.

Валентина вся выпрямилась на табурете, брат тоже давненько не приезжал, пожалуй, с того момента, как Виктору ума вставлял по её просьбе.

– Прошу тебя, поговори. Запил! Пьёт много, всё подряд! Боюсь, как бы проблемы на работе не начались. Я-то стараюсь, прикрываю, больничные прошу открыть, но он и там… А если до собрания или до увольнения дойдёт? – наклонилась вперёд Галя и положила свою руку на пухлую руку золовки. – Не слушает он меня. Не слушает Толика, пьёт, будто захлебнуться хочет. Поселился в своём гараже, дружков водить начал. Не хочется, чтобы соседи знали, или на работе, сама понимаешь… У меня скоро повышение, а тут Борису выговоры или увольнение, – закрыла она лицо руками, как же не вовремя это началось. – Тебя он послушает.

– Конечно! Конечно, Галя! Сама была в такой ситуации, как же так? Борис Витьку моего стращал, а сам… Отчего же он так? Ты ведь у него золото, а не жена. Чего ему не хватает?! Ой, Галочка, я тебя так понимаю, – начала причитать Валентина, совсем позабыв о стирке.

Скоро и Гена пришёл, тоже вытянулся мальчишка и не узнала его тётка сразу. Форма школьная на нём чистая, но старенькая, брюки коротковаты и ботинки… такие потёртые, будто их человек пять уже носило до него. Галю опять скривило не то от жалости, не то от брезгливости. Так и вертелось у неё на языке: «Долго вы будете нищету плодить?». Но сдержалась Галя.

А Валя радовалась, как дитя, невестка, наконец, приехала, она думала, стесняется их, стыдится, но нет. Хорошая всё-таки женщина Галя, сильная, мудрая и красивая. Пообещала приехать Валя на следующий же день, сегодня уже не могла, стирку надо было закончить и ужин приготовить. Муж скоро с работы придёт.

– Ты может останешься до вечерней электрички? С нами поужинаешь, – уговаривала невестку Валя.

Торопилась Галина от родственников, по дороге отряхивалась и к плащу своему принюхивалась, не пропахла ли она этой безнадёгой, серостью, грязью. Слава Богу, не успела…

Домой приехала, Бориса опять нет, Толик за учебниками сидит у себя, а под учебником журнал любимый прячет.

Сразу письмо написала Галина свёкрам, описав весь ужас увиденный и плачевное состояние детей. Разве так можно? В конце приписала, что спасать надо всеми силами Валю и детей из такой нищеты беспросветной. Если надо, всей семьёй собраться и помочь! Вытащить семью из этой ямы, в которую они катились.

Что двигало ею в этот момент? Желание помочь? Жалость к детям? Не понимала она, но под впечатлением осталась от визита к родственникам, лучше бы и не ездила, и сына попросила не ездить каждые выходные к тёте Вале.

– Ну почему, мам?

– Там и своих ртов хватает, живут впроголодь.

– Мам, тётя Валя хорошо готовит, и Таня умеет суп варить. А дядя Витя кролика, знаешь, как готовит?

– Не удивлена, что ребёнку приходится готовить, пока родители… Ладно, иногда будешь ездить, продукты и вещи передавать, – сжалилась Галя. – Как успехи в учёбе? Историю исправил?

– Да, – прятал глаза Толик.

– Отец не приходил?

– Нет.

– Хорошо, – вздохнула Галя, надеясь только на золовку, кого-то же должен услышать Борис.

Приехала Валя, как и обещала, только не одна, с мужем и Мишкой, не с кем его оставить. Виктор больше во дворе с сыном находился, пока женщины говорили в доме, тут и застал хозяина дома. Ввалился Борис во двор среди бела дня, еле на ногах держался, зятя приглашал на сто грамм в свою обитель.

– Чё… там… Валька, не роди..ла? – икал Борис, с трудом выговаривая слова, отёчный, помятый, небритый, шатался из стороны в сторону, к маленькому племяннику нагнуться хотел – чуть не упал. Страшно было видеть его таким. – Во-о-о-от! Твоя жена вот у те..бя рожает, а моя убивает. Не хочет, говорит и… с-с-сё. Не гожусь в отцыыы, и…, – заплакал пьяными слезами Борис.

Затем начал кричать что-то невразумительное поглядывая на второй этаж, матерился, Виктор силой его увёл в гараж и уложил спать. Галина наверху плакала, Валя не отходила от неё.