К этому времени они удалились от тропинки на порядочное расстояние. Деревья вокруг как будто помельчали, появился густой подлесок, нога то и дело проваливалась в какие-то замаскированные травой ямы.

И вдруг беглец исчез. Гуров по инерции пробежал еще несколько метров и остановился в растерянности. Только что перед ним маячила плотная фигура в дурацком пальтеце, трещала на бегу ветками – и вдруг она как сквозь землю провалилась. Ничего, кроме шелеста листьев и собственного тяжелого дыхания, Гуров не слышал. Он подозрительно вглядывался в заросли – «бомж» исчез так внезапно, что не было никаких сомнений – он где-то совсем рядом, затаился и ждет, что предпримет Гуров.

А Гуров вдруг сообразил, что в его правом кармане лежит мобильник и будет нелишним запросить у коллег подмоги. Правда, не зная номеров их телефонов, связаться он мог только с Крячко, который сейчас находился в поселке, но это все-таки было лучше, чем играть в прятки один на один с каким-то ряженым.

Гуров принялся нажимать кнопки, и в этот момент сбоку, из-за кустов, почти бесшумно выметнулась высокая жилистая фигура. Гуров резко обернулся. Мобильник полетел в траву. Звонить было уже некогда.

Гуров успел закрыться от первого удара и намеревался перейти в контратаку, но «бомж», от которого исходил смешанный аромат псины и дорогого дезодоранта, оказался гораздо проворнее. Он с легкостью ушел от выпада и провел сокрушительную серию из трех ударов, которые лавиной обрушились на голову Гурова. Полковник столкнулся с настоящим мастером своего дела. Навыков самообороны в пределах служебной программы здесь было явно недостаточно. У Гурова потемнело в глазах, и он в глубоком нокауте упал на мягкую, чуть влажную землю.

Когда он очнулся, рядом с ним никого не было. Легкий ветер пробегал по верхушкам деревьев. На расстоянии вытянутой руки от Гурова валялся раздавленный каблуком мобильник.

Гуров с трудом сел, осторожно потер ладонями гудящую голову.

– Шестой десяток разменял, а ума не нажил, – пробормотал он. – Забыл про коллектив, все хотел решить сам. Вот и решил. Хорошо хоть зубы целы. Но зато уж и разозлил меня этот молодец – дальше некуда. Даст бог, еще посчитаемся…

Гуров поднялся и тяжело зашагал обратно к тропинке.

Фургон с надписью «Доставка телевизоров» остановился в промежутке между двумя девятиэтажными домами, под громадным рекламным плакатом, занимавшим целую стену и прославлявшим какой-то льготный телефонный тариф. Гусев такой чепухой не интересовался, у него даже мобильника не было – все никак не мог выкроить денег. Его больше интриговало, совсем ли глухая стена, на которую взгромоздили плакат, или кому-то в доме все-таки перекрыли свет и кислород?

Конечно, думать сейчас ему следовало бы совсем о другом, потому что вдвоем с Темирханом они приехали в этот район брать английского сеттера. Как объяснил Темирхан, дело это совершенно плевое, потому что сеттеры настолько доверчивы, что пойдут за любым идиотом, который почешет у них за ухом. Тем не менее он просил Гусева не расслабляться. Кроме самой собаки, на их пути существовало множество проблем, о которых следовало помнить каждую минуту, чтобы не засыпаться: любопытные соседи, запертые двери, бдительная милиция.

– Не на прогулку идем, – подытожил Темирхан. – Хотя, если все сделаем правильно, сложностей быть не должно. Это собака какого-то писателя. На него нас один человек вывел. Сегодня до обеда писателя дома не будет – поехал куда-то рукопись новую пристраивать. Мне сказали, что это точно полдня займет, а при удачном исходе дела писатель еще может и в кабак завернуть. Но на это особенно рассчитывать нечего. Делаем все по-быстрому и отваливаем.

Он еще добавил, что навару с предприятия будет не слишком много, но на более серьезные варианты пока идти бессмысленно – Шульгин в отъезде, а он-то собак знает как никто. И еще Темирхан принес им с Уткиным гонорар за «афганскую операцию» – неожиданно по триста долларов на брата.

Гусеву было наплевать на всех собак мира и на Шульгина тоже. В речах Темирхана его заинтересовали только два момента. Один был приятный – деньги. Зато другой ему совсем не понравился – он больше не собирался красть собак, и предложение Темирхана насчет английского сеттера вызвало у него внутренний протест.

Правда, назвать это предложением язык бы не повернулся – по звучанию оно больше смахивало на приказ. Гусев попытался сразу расставить все точки над «i», заявив, что разговор шел только об одном разе, и то он тогда согласился только из уважения к другу Славке, и вообще у него другие планы. Темирхан терпеливо его выслушал, а потом категорично заявил:

– Ты от меня бабки получил? Получил. Даже больше, чем договаривались, верно? А ты понимаешь, что это означает? То, что ты состоишь со мной в преступном сговоре. Это тебе любой юрист объяснит, если мне не веришь. Обратного хода это деяние не имеет, а срока давности ждать тебе еще долго, поэтому завязывай ломаться – все равно ты теперь замаранный дальше некуда. У тебя один выход – слушать, что я тебе говорю. Все равно ведь как дерьмо в проруби болтаешься. Как пишут в газетах, рано или поздно ступишь на скользкую дорожку. Так уж лучше под моим руководством. Со мной не пропадешь.

Звучало это, по мнению Гусева, не слишком убедительно, но спорить с Темирханом ему не хотелось. Во-первых, действительно он был соучастником, а во-вторых, с Темирханом нельзя было просто спорить, ему нужно было давать суровый отпор, а вот на это у Гусева не хватало духу. В результате он согласился идти на новое дело, хотя мысленно ругал и себя и Темирхана последними словами. И еще ему все время хотелось выкинуть что-нибудь такое, от чего бы Темирхан понял – Гусев не его шестерка, он сам себе хозяин.

Особенно сильным это желание стало, когда по прибытии на место Темирхан неожиданно распорядился, чтобы Гусев шел с ним.

– Не понял, – сказал Гусев. – Я вроде водила? С какой радости я с тобой по чужим квартирам таскаться буду?

– Не с радости, а с нужды, – назидательно заявил Темирхан. – Нужда нас на это толкает. Мне тоже от этого радости мало. Так что ты со мной не спорь, а делай, что велят. Поздно уже спорить.

Гусев запер машину и поплелся за Темирханом. Код подъезда тот уже знал, и в дом они проникли безо всяких усилий. Писатель проживал на восьмом этаже, но Темирхан предпочел подняться наверх по лестнице. Шагал он пружинистым легким шагом и, хотя был гораздо старше, запыхался в отличие от своего спутника совсем мало. Гусев отметил это с невольной завистью. «Вот черт двужильный! – подумал он. – Спортом занимается, что ли? Надо бы и мне…»

Наверху Темирхан негромко попросил Гусева постоять этажом ниже и понаблюдать за лестницей.

– Негоже будет, если нас здесь вдвоем заметят, – сказал он. – Тут и одного-то меня много.

«На хрена же нужно было еще и меня брать?» – подумал Гусев, но тут же и сообразил – Темирхан просто опутывает его, как паук жертву. Втягивает в свою паутину – все глубже и глубже. И, наверное, не это вызывало у Гусева протест, просто он считал, что в таком случае Темирхан обязан держаться с ним уважительно. Темирхану же, по большому счету, было на него совершенно наплевать, и вот это-то больше всего и бесило Гусева.

Однако придержав эти мысли про себя, Гусев послушно отделился от напарника и спустился на один лестничный пролет. Следить он ни за чем не собирался. Во-первых, в доме было тихо – наверное, основная масса жильцов отправилась на работу, а во-вторых, Гусев считал, что стоять на стреме вообще глупо. По его мнению, таким образом можно было только привлечь к себе лишнее внимание. «Если уж ты грабитель, – подумал он со злорадством про Темирхана, – то забирайся в квартиру так, чтобы тебя не заметили». Это было не очень логично, но уж очень Гусев был зол на Темирхана.

Не прошло и двух минут, как вдруг на верхней ступеньке лестницы бесшумно возник сам Темирхан и коротко махнул Гусеву рукой. Тот быстро поднялся, и тут же Темирхан почти втолкнул его в чужую квартиру.