— Он на Комптон-стрит. Мы устроили там базу, подальше от пожаров.

Дрен знал эту улицу. Это было недалеко от его собственного дома в Токстене.

— Спасибо. Я направлюсь туда, — ответил Дрен. — Останься в живых, а?

— Я должен убить еще много Черепов, прежде чем я умру. — Шулка протянул руку, и Дрен пожал ее. От него не ускользнула ирония — еще несколько дней назад он считал Шулка своими смертельными врагами.

— Жить свободными, — сказал Дрен.

— Жить свободными.

Дрен побежал дальше, прокладывая себе путь сквозь дым и руины, крепко сжимая в руке меч. Направляясь на юг, он видел все меньше Черепов, но на улицах было больше людей. Он видел, как несколько водных башен были опрокинуты в попытке остановить продвижение пламени — отчаянный шаг, впустую расходующий драгоценную питьевую воду, но это сработало. На других улицах поперек дороги были возведены баррикады, чтобы послужить своего рода защитой на случай возвращения Эгрила. Люди носили с собой оружие всех видов, от украденных мечей до кухонных ножей, от копий до топоров, от шестов до дубинок. Он испытывал трепет, видя, как обычные джиане наконец вооружаются и готовятся дать отпор. Может быть, в них все-таки было немного духа. Может быть, они были не просто овцами, ожидающими забоя.

Его прежнее жилище находилось в глубине западного угла Токстена, в нескольких улицах от старых казарм Шулка, и первым делом он направился туда. Дома подверглись ужасной бомбардировке во время вторжения и с тех пор оставались такими. Жить там было довольно трудно, почти не было воды, плохие санитарные условия, и многие люди едва выживали, но сейчас это спасало жизни. Усыпанные обломками улицы послужили естественным противопожарным барьером между остальной частью города и теми районами Токстена, которые все еще стояли. В тот момент, когда он вернулся в свой район, Дрен впервые за эту ночь почувствовал себя в безопасности.

Он ускорил шаг, когда увидел разбитую оболочку, которую называл домом. В ней не было ничего особенного, но его родители достаточно хорошо за ней ухаживали и создали для него счастливый дом, в котором он рос — пока Черепа не положили этому конец. Бомба Дайджаку, убившая его родителей, оставила ему половину крыши и разрушенную водную башню, в которой он мог жить. Но все это было его.

Воспоминания окружили его, когда он поднимался по лестнице, воспоминания о том, как он следовал за матерью после того, как она куда-то его повела, о возвращении с отцом после дня, проведенного на лодке, с ноющими мышцами, о том, как он дурачился с Квистом, смеялся над девушками и планировал шалости. Это остановило его на мгновение. Он покачал головой:

— Квист, ты, тупой идиот. Почему ты стал таким засранцем?

Квист поддерживал его после смерти матери и отца. Он был единственной семьей, оставшейся у Дрена, и теперь его не стало. Дрен убил своего кузена. И теперь, что у него осталось?

Он вскарабкался на крышу, пытаясь прогнать меланхолию из головы. Он устал, ему было больно, он был избит и обожжен. Неудивительно, что он чувствовал себя подавленным. Вид сверху тоже не улучшил ситуацию. Пожар распространился с одного конца города на другой, наполняя небо дымом, пеплом и пламенем, а воздух звенел от криков раненых и умирающих. До него доносились и другие звуки: лязг стали, громкие приказы и панические мольбы. Да, это война. И не было ощущения, что его сторона побеждает.

Коллекция шлемов все еще была сложена в углу, снятая с тех, кого он убил. В то время он чертовски ими гордился, но теперь он знал, что это была детская гордость. На карту было поставлено гораздо больше, чем коллекционирование голов. Он должен был сделать больше. И он не мог сделать это в одиночку.

И он не хотел быть одиночкой.

Дрен посмотрел через улицу на здание, где жили Квист и остальные. Неужели прошло всего несколько часов с тех пор, как он отправил свою банду взрывать город? Он чертовски надеялся, что кто-то из них вернулся с той самоубийственной миссии.

Есть только один способ это выяснить.

Дрен выпил половину бурдюка несвежей воды, отчаянно пытаясь смыть сухой зуд в горле, затем снова спустился вниз и перешел улицу. Он услышал голоса в тот момент, когда переступил порог. Облегчение накатило на него волной. Это было хорошо. Это означало, что некоторые из них выжили.

Он направился наверх, на шум. Обычно дом был битком набит детьми, но не сейчас. Он никого не встретил, пока не добрался до верхнего этажа.

— Я предлагаю сбежать, — произнес голос, который Дрен знал слишком хорошо. Гаро.

— И куда идти? — спросил другой. Девушка, Эндж. Она была немного старше Дрена. Она ни от кого не терпела дерьма. За это она ему нравилась.

— Где угодно должно быть лучше, чем здесь, — сказал Гаро.

— Мы ждем Дрена, как и планировали, — ответила Эндж. — Мы не убегаем.

Именно в это мгновение Дрен и вошел:

— Приятно слышать.

Их было четверо, и они подскочили как один, когда он появился. Гаро, с белым и испуганным лицом, Эндж с ее взглядом, который давал всем понять, что она ни от кого ни хрена не потерпит, Спелк с фингалом и маленький Хикс. Настоящий маленький монстр, вот кем он был.

— Дрен! — Эндж подбежала и обняла его. — Ты выжил.

Он обнял ее в ответ, чертовски обрадованный:

— Не говори так удивленно.

— Мы слышали, что Дайджаку добрались до тебя, — ответил Спелк, подходя и сжимая его плечо.

— Нет, черт их побери, — сказал Дрен. — Ни за что. Все наоборот — этой ночью я убил десять ублюдков.

— Охренеть. — Спелк покачал головой. — Я просто убежал от них.

— В этом нет ничего плохого. Лучше живой, чем мертвый — тебе придется сражаться в другой раз. — Дрен оглядел комнату, возвращаясь к своей роли легко, как дыхание. — Это все, кто спасся?

— В основном, — сказал Хикс. — Сегодня вечером там было плохо. Мы добрались до Маркет-стрит, и они как будто знали, что мы придем. Гребаные Черепа были повсюду.

— То же самое и в казармах, — сказал Спелк.

Эндж кивнула, прикусив губу:

— И в Кокстоне.

— Мы просто бросили нашу бомбу и убежали так быстро, как только могли, — сказал Гаро, — но Мирин была недостаточно быстра. Мы столкнулись с отрядом Черепов, и они разделали ее как следует. Я сбежал только потому, что они были слишком заняты ее убийством.

— Они знали, что мы придем, — сказал Дрен. — Нас предали.

Все разинули рты, услышав эту новость.

— Кто? — спросила Эндж, поднимая кулаки.

— Квист и Фалса продали нас Черепам, — сказал Дрен. — Они собирались сдать меня Дайджаку за кучку золота, но я пырнул Квиста ножом и сбежал. Оставил Фалсу на крыше с разбитым коленом.

— Фалса? Фалса это сделала? — сказала Эндж, вспыхивая гневом. Она вытащила нож из ножен на бедре и посмотрела на Гаро глазами, полными огня. В этой девушке не было милосердия.

— Да, сделала. Почему ты спрашиваешь? — спросил Дрен, оглядывая свою команду.

— Сходи за ней, — сказала Эндж.

Гаро и Спелк вышли в заднюю комнату. Они вернулись через полминуты с очень испуганной Фалсой, ковылявшей между ними.

— Это была не моя вина, — закричала Фалса, как только увидела Дрена. — Это все была идея Квиста. Он сказал, что ты сошел с ума.

— Так, так, так, — сказал Дрен. — Посмотрим, кто это у нас.

Эндж указала ножом на девочку:

— Она появилась здесь пару часов назад с разбитым коленом, рассказывая истории о том, как она видела, как тебя похитили Дайджаку.

— Это была не моя вина, — повторила Фалса. — Это был Квист, не я. Я говорила ему не делать этого, но он не слушал. Сказал, что иначе меня убьет.

— Заткнись, — сказала Эндж, подходя к ней с поднятым ножом. — Ты все равно покойница.

— Подожди, — сказал Дрен. — Не убивай ее. — Дрена затошнило при виде нее, но он сделал ее такой, какая она есть. Это была его вина.

Эндж остановилась, но не выглядела довольной этим:

— Что? Ты шутишь, да?

Дрен потер подбородок, не веря в то, что собирался сказать: