В Крысиное Логово были отправлены три стика. Всего тридцать человек, вооруженных до зубов. Был отдан приказ найти церковь, вышибить двери и предать мечу всех язычников. Возможно, если бы это была какая-нибудь другая часть города, джиан взяли бы в плен, но считалось достаточно тяжким входить и выходить из Крысиного Логова живыми, даже не волоча за собой сопротивляющиеся тела. Два стика должны были охранять периметр, в то время как отделение Матеона войдет в церковь. Им предстояла кровавая работа. Мокрая работа.

От этой мысли у Матеона скрутило живот.

Полемарх отвел его в сторонку, прежде чем они ушли, и сказал ему, чтобы он не думал о джианах как о чем-то другом, кроме мешков с кровью, ожидающих, когда их подарят Кейджу. Сказал ему, что после первого раза это будет легко. Сказал ему, что он сам убил столько джиан, что даже не может вспомнить их количество.

Дуб перед ним, Тринон, убил двенадцать джиан – или джиззи, как они их называли. Другой дуб оставил на своей броне столько царапин,— по одной на каждого убитого джианина, — что теперь она была скорее черной, чем белой. Когда он увидел девственно-белые доспехи Матеона, идеально подходящие для парада, он немедленно увеличил свою ставку еще на дюжину скаллеров — ставку на то, что Матеон умрет до бездельника.

Дорогой Кейдж, я не хочу умирать. При этой мысли он крепче сжал свою пику, сглотнул подступившую к горлу желчь. Он мог это сделать. Он мог убить джиан первым. Матеон был одним из детей Кейджа. Предпочитаемых выше всех. Джиане были язычниками, неверующими, проклятыми. Это была судьба Матеона — отправить их всех в Великую Тьму, чтобы они стали рабами великого Бога.

Их проводник поднял руку, и стики остановились. Матеон прислонился спиной к стене и оглядел обшарпанные двери, заколоченные окна, веревки для белья, натянутые между зданиями, и ряды мокрого белья, насколько хватало глаз.

Глубокая тишина. Тысячи жителей, и было тихо, как в могиле. Испугались ли они солдат Эгрила? Или все это было ловушкой? Он боролся с охватившей его паникой, высматривая в окне стрелу на тетиве, блеск лезвия в темноте, но ничего не было. И никого. Только его страхи.

Проводник что-то сказал полемарху, который передал сообщение по цепочке.

— Красная дверь в конце улицы.

Матеон закрыл глаза. Да хранит его Кейдж. Он попытался вобрать немного влаги обратно в рот, прошептать свои молитвы, попросить защиты у Кейджа, дать свое обещание. Но сила слов почему-то уменьшилась теперь, когда он стоял на территории врага. Слова не раздували его грудь, как раньше.

И, вот так просто, пришло время.

— Сейчас, — сказал Пол.

Их шаги эхом разносились по коридору, приближаясь, и вот они уже там. Два дуба у входа выбили дверь. Звук тысячекратно отразился в замкнутом пространстве, заставив Матеона вздрогнуть.

— Киска, — усмехнулся Франкос у него за спиной. Кто-то еще хихикнул.

Стик снова двинулся, проникая в дверь. Они внутри. Теперь только скорость, агрессия, без колебаний. «Сделай это с ними прежде, чем они смогут сделать это с тобой», — сказал бы старый учитель Матеона.

Они ворвались в большой атриум, пустой, за исключением нескольких разбросанных бумаг. От него отходили два коридора, так что стик разделился пополам. Группа Матеона пошла налево, минуя пустую комнату за пустой комнатой, пока не достигла главного зала. Другая половина отряда появилась в то же время из своего коридора.

Чтобы создать одно большое пространство снесли несколько стен и, заодно, убрали потолок. В дальнем конце стоял алтарь с бюстами Ложных Богов, смотрящих на них сверху вниз. Матеон знал их всех и ненавидел. Ало, Бог Жизни; Синь, Богиня Смерти; Руус, Бог Суши; и На́сри, Бог Моря. Один только вид их наполнил его яростью. Он вступил в Императорскую армию именно для того, чтобы их уничтожить. Его святым призванием было уничтожать неверующих. Вот почему он убьет любого, у кого хватает глупости поклоняться Ложным Богам.

За исключением того, что в зале никого не было, как и во всем остальном здании. Матеон стоял там, уставившись на пустое пространство, дрожа под своей броней. Убивать некого. Он почувствовал облегчение. Он почувствовал разочарование. Он почувствовал злость. Он почувствовал страх.

— Они все, блядь, ушли, — сказал Пол.

— Они, должно быть, знали, что мы придем, — ответил какой-то дуб.

— Ни хрена себе. — Пол оглядел церковь с отвращением в голосе. — Эй, кто-нибудь, разнесите этих идолов в щепки, пока остальные из нас выйдут и потребуют крови Кейджа. Любой, кто здесь живет, должен был знать. Вероятно, здесь молятся. Что ж, пошли они нахуй — им придется за это заплатить.

— Да, Пол, — ответил стик как один. Пол вывел их наружу.

— Убьем ублюдков.

— Выпотрошим их.

— Трахнем их.

— Сотрем их в порошок.

Это продолжалось снова и снова, пока солдаты готовились к тому, что должно было произойти. Матеон хотел присоединиться, хотел сказать что-нибудь жесткое, что угодно, лишь бы заставить его кровь забурлить и наполнить сердце яростью, но ничего не получалось.

Он вышел на улицу и последовал за Триноном к следующей двери. Тонкая деревянная рама легко раскололась под сапогом дуба, и Тринон без колебаний ворвался внутрь. Матеон не хотел следовать за ним, но Франкос толкнул его в спину, и затем он оказался в доме, крича вместе с остальными, надеясь, что шум напугает того, кто находится внутри, надеясь, что шум скроет его собственный страх.

Дом был маленьким и тесным. Единственным источником света были свечи, разбросанные по основной комнате. Над огнем висел котелок, в котором варилось какое-то ужасное варево, которое джиане называли едой, дым поднимался наполовину вверх по общей трубе, наполовину в комнату, усиливая чувство клаустрофобии.

Какая-то женщина кричала на Тринона, возможно, приказывая ему убираться, или что они невиновны, или что она собирается убить их, но никто из них не говорил на местном языке, так что это не имело особого значения. Это имело еще меньшее значение, когда Тринон проткнул ей живот пикой. Ее дети закричали, держась друг за друга, выпучив глаза, покрытые кровью своей матери, но Франкос промчался мимо Матеона и несколькими ударами смахнул их в пыль.

Все произошло так быстро. Разум Матеона с трудом переваривал это. Желчь подступила к горлу, и на этот раз ее было не остановить, не проглотить обратно. Он сдернул шлем с лица, и его вырвало прямо на ноги. Блевотина забрызгала нетронутую белизну его доспехов. Первые отметки, и доспехи уже не такие свежие, как на плацу.

Отплевываясь, он посмотрел вниз на мертвых. Мать. Двое детей. Не так уж сильно отличается от его собственной семьи. Ему пришлось напомнить себе, что они язычники, неверующие, проклятые. Теперь они в Великой Тьме, рабы Кейджа. Место лучше того, которое они покинули.

— Эй, Киска, — крикнул Франкос. — Следующий дом, ты убиваешь. — Матеон не мог видеть ухмылку за его маской-черепом, но он знал, что она там была. Ублюдок.

Тринон рассмеялся, снимая браслет с запястья матери.

Они перешли к следующей двери, к следующему дому. Во рту Матеона появился привкус желчи. Ему хотелось остановиться и глотнуть воды, чтобы смыть свой позор, но пути назад не было.

Франкос позволил ему первым добраться до следующей двери, и Матеон знал, что два дуба сами убьют его, если он не сделает того, чего от него ожидают. Он молился Кейджу, чтобы его ждал ханран или жрец Ложных Богов, общающийся со своей паствой. Кто угодно, лишь бы доказать, что он святой воин, выполняющий работу Кейджа, что угодно, лишь бы это казалось правильным.

Он пнул дверь, но она только задребезжала в раме. Дубы рассмеялись, и он пнул ее снова. На этот раз замок уступил, он нажал плечом и вломился внутрь, выкрикивая боевые кличи, слезы текли по его лицу.

Но его не ждали ни ханран, ни языческие жрецы. Просто пожилая пара, цепляющаяся друг за друга изо всех сил.

— Убей их, — приказал Франкос. — Убей их сейчас.

— Убей их, — крикнул Тринон.