— Они считали себя такими особенными, — сказала Скара.

— Скоро от их наследия останется лишь пепел. — Дарус улыбнулся. После того, как он поймает Аасгода, он сможет вернуться домой героем. Возможно, Рааку позволит Дарусу еще раз искупаться в святых водах Эгрила. Он закрыл глаза. Тогда Скара не осмелится считать себя равной ему.

— Пришло наше время, — сказала Скара.

Дарусу это не понравилось. Она надеялась присосаться к его славе.

— Время Рааку. Время Кейджа, — поправил он ее. Его время.

Скара склонила голову:

— Конечно.

Дарус знал, что ее вера была просто еще одним действием, способом подняться по служебной лестнице. Он знал, что ей не хватало его убежденности, его веры. Еще одна причина, по которой она никогда не будет ему равной. Однажды он отправит ее в Великую Тьму, где она будет рабыней Кейджа.

— Мы всегда должны помнить об этом.

— Милорд. Миледи. — Монсуты обернулись как один. Мужчина, еще один из помощников губернатора, дрожа, стоял в дверях. Его взгляд метнулся к трупу на полу.

— В чем дело? — спросила Скара.

Мужчина поклонился:

— Киориу прибыли.

— Наконец-то. — Дарус улыбнулся. — Отведи нас к ним.

Они спустились по главной лестнице в подвал и прошли мимо камер. Заключенные шарахались от них, когда они проходили мимо, прячась в любой тени, которую могли найти, молясь, без сомнения, чтобы Дарус за ними не пришел. Возможно, позже он смог бы найти для них время. Но не сейчас. В конце концов, работа должна быть на первом месте. Приоритеты.

Они подошли к железным дверям, охраняемым стражниками. Покои Тонин занимали половину подвального этажа за́мка. Когда Эгрил вторгся в Джию, тонины были отправлены заранее, замаскированные под беженцев от правления Рааку, чтобы найти места, которые позволили бы солдатам переправиться далеко за любые укрепления. Тонины были настолько важны, что охранники были там не только для того, чтобы защитить их от вреда, но и для того, чтобы помешать им уйти. Когда тонины открывали портал, охранники стояли рядом с ними с обнаженными мечами, готовые убить их, если они попытаются сбежать.

Тонин, назначенная в Айсаир, спала, свернувшись калачиком в углу. Как и все тонины, она была лысой, а ее кожа была мертвенно-белой: признак жизни, проведенной без естественного освещения. Ее лицо покрывали язвы, которые усугублялись грязью и копотью. Если великий Бог Кейдж когда-либо создал более отвратительное существо, чем тонин, Дарусу еще предстояло с ним встретиться.

Конечно, Киориу были еще одним неизбежным злом. И они были очень нужны сейчас, если он хотел найти Аасгода. Прикованные цепью за шею и в намордниках, они бродили по комнате на четвереньках, длинноногие и долговязые. Каштановые волосы покрывали их тела, как мех. Дарус держался на расстоянии. Киориу были больше животными, чем людьми, и он своими глазами видел, какой вред они могут причинить.

— В тебе есть магия, — сказал дрессировщик, южанин. Из всех эгрилов они были самыми набожными последователями Кейджа. Его маска была подобием собственного лица Кейджа, вырезанного из черного оникса, и Дарус знал, что за ней у человека не будет одного глаза и одного уха в честь их Бога.

— Конечно, у меня есть магия — я один из Избранных Императора, — ответил Дарус. — Надеюсь, твои животные способны на большее, чем просто чувствовать очевидное.

— Магия заражает своим зловонием все, к чему прикасается. — При этих словах дрессировщик скривил губы. — Когда ее используют, она сильная и ясная и зовет моих детей. Никакое расстояние или здание не могут скрыть запах от них. Зловоние прилипает к тебе и оставляет на тебе метки.

Дарус кивнул:

— У тебя есть имя?

— Осмер.

— Как скоро твои создания будут готовы приступить к работе?

— Сейчас. Им не нужен отдых. — Осмер кивнул в сторону спящей тонин. — Киориу не такие слабые, как другие.

— Хорошо, — сказал Дарус. — Немедленно выпусти их. Я хочу, чтобы они нашли этого мага.

— Если он не использует свои силы, моим детям будет труднее его найти, — сказал Осмер.

Дарусу не понравилось безразличие этого человека к нему, отсутствие страха и уважения. Он шагнул вперед, чтобы его ударить, но животные встали на дыбы, зарычав, поэтому он опустил руку:

— Я не в первый раз имею дело с твоими созданиями.

— Тогда ты понимаешь, что будут жертвы. Когда они окажутся на свободе, им нужно будет поесть.

Дарус ухмыльнулся:

— В этом городе нет невинных. Только джиане. Твои «дети» могут съесть их столько, сколько захотят. Я требую только, чтобы Аасгод и девочка были найдены и доставлены ко мне, все еще способные говорить. Все остальные — честная добыча.

Осмер улыбнулся в ответ:

— Очень хорошо. Мы приступим к работе. Начнем с того места, где их видели в последний раз, и оттуда пойдем по следу.

— Отлично. — Дарус подумал, не стоит ли ему предупредить губернатора, но быстро отбросил эту идею. Этому человеку нужно преподать урок.

31

Тиннстра

Южная Дорога

Тиннстра проснулась рано. Она лежала в задней части фургона, Зорика была зажата между ней и Аасгодом. Она проверила мага и с облегчением обнаружила, что он все еще жив. По крайней мере, это было уже кое-что. Возможно, знак того, что удача им улыбнулась.

Утро выдалось холодное, земля покрылась инеем, в воздухе висел туман, солнце еще не взошло, но, по крайней мере, ночью не выпал снег. Еще один хороший знак.

В лагере было тихо; насколько она могла судить, все остальные еще крепко спали. У дороги стоял охранник, но он держался поближе к своему костру, повернувшись спиной к лагерю.

На мгновение у нее возникло искушение снова лечь — она плохо спала. В голове крутилось все, что сказал ей Аасгод, что он от нее хотел, но она знала, что лучше встать и чем-нибудь заняться.

Тиннстра снова сложила костер и использовала кремень, чтобы его разжечь. Она смотрела, как пламя потрескивает и растет, когда она подбрасывала еще хвороста. От огня всегда становилось лучше – этому научил ее отец.

Мысли о нем вернули боль его потери: тупую, опустошающую боль в животе. Она сомневалась, что когда-нибудь смирится с его смертью.

Она встала и потянулась. Хватит тратить время впустую. Скоро рассветет, и Тиннстра никак не сможет попрактиковаться в шуликан, когда все будут бродить по лагерю.

Ее ноги скользнули в первую позицию. Обе руки взмыли вверх, а затем опустились вместе с остальным телом. Медленно и с идеальным контролем она отодвинула левую ногу назад, повернув ступню под прямым углом к телу, затем выровнялась так, чтобы обе ступни были расположены шире плеч. Она пригнулась к земле, правая рука двинулась вперед, левая — за спину и над головой. Лошадь-стойка была первой позицией, которую показал ей отец, когда она была ненамного старше Зорики. В сознании она снова была ребенком, тренирующимся под бдительным присмотром отца, изо всех сил пытающимся быть для него идеальной.

— Что ты делаешь?

Голос разрушил концентрацию Тиннстры. Она споткнулась, затем выпрямилась и обнаружила, что Аасгод пристально смотрит на нее из фургона; рядом с ним сидит Зорика. Даже сквозь туман она могла видеть его очень бледную кожу и темные круги под глазами. Но он был все еще жив. И зол.

Тиннстра покраснела, убрала прядь волос с лица, чувствуя себя глупо:

— Просто немного разминаюсь.

— Возможно, лучше не показывать всем, кто ты есть, — отрезал Аасгод. — Нам не нужно ничье внимание.

— Простите.

— Солдаты в замке обычно так делали, — сказала Зорика.

— Они были Шулка, — сказал Аасгод, его тон смягчился. — Великие воины.

— Ты Ш... Шул… Шулка? — спросила Зорика.

— Папа Тиннстры был очень известным Шулка. — Аасгод уставился на Тиннстру так, словно впервые увидел ее как следует.

Тиннстра почувствовала, что сгибается под его пристальным взглядом: