Фалса подавила рыдание:

— Значит, никто даже не попытается что-нибудь сделать? Эти люди просто умрут?

Дрен вздохнул:

— Ага. Если ты не заметила, мы ведем войну, а в войнах гибнут люди.

— Но они не дрались, — запротестовала Фалса. — Черепа повесят их из-за того, что мы сделали той ночью. Сегодня из-за нас погибнет еще больше людей. Это наша вина.

Разозлившись, Дрен спрыгнул со стены и ударил Фалсу по лицу. Он сказал тихо, но так, чтобы она расслышала каждое слово:

— Это не наша вина. Это вина Эгрила — он к нам вторгся. Это вина старого толстяка Хэстера — он с ними сотрудничал. Это вина Шулка — они оказались чертовски бесполезны и сдались. И это вина этих бедных ублюдков, потому что они тоже ни черта не сделали, чтобы это остановить. Они должны сражаться. Все должны. Мы никогда не выиграем эту войну, если большинство людей просто пожмут плечами и будут делать все, что им скажут, и стонать о том, что жизнь уже не та, как раньше. Если ты решил быть овцой, то не удивляйся, когда окажешься на бойне.

— Н... но... — стала заикаться Фалса.

— Но ничего. Я — волк. Я охочусь и убиваю, — сказал Дрен, ткнув в себя большим пальцем. — Квист тоже гребаный волк. Тебе пора решить, кем собираешься стать ты.

Фалса опустила глаза, ее щеки были красными, как огонь, она избегала смотреть в глаза Дрену, но ему было наплевать. Он приподнял ее подбородок, увидел, как дрожат ее губы, а глаза наполняются кровавыми слезами. Было время, еще до войны, когда у Дрена все еще были родители, когда он был таким же, но не сейчас. На этой гребаной войне не было места слабости. Особенно в его команде. Он сжал руку в кулак, готовый вбить в нее хоть немного здравого смысла, когда Фалса подняла голову.

— Я желаю быть волком, — сказала она.

— Желание тут ни при чем, — прорычал Дрен. — Либо ты такая, либо нет.

Фалса выпятила челюсть и выпрямилась:

— Я одна из вас. Волк.

— Хорошая девочка, — ответил Дрен. Он поцеловал ее в лоб, как обычно целовал его отец. Пусть она почувствует себя желанной. — Если хотя бы еще один человек в этой толпе сегодня разозлится, наблюдая, как вешают невинных людей, и решит сразиться с Эгрилом, значит, никто не погиб напрасно. Нам нужны разгневанные люди. Нам нужно, чтобы их кровь кипела. Нам нужно, чтобы они захотели что-то сделать с этой гребаной армией, захватившей нашу землю. Нам нужно, чтобы они поняли — недостаточно просто пережить еще один гребаный день. Нам нужно, чтобы Эгрил продолжал убивать наших, чтобы у нас было больше солдат. Больше волков. Это единственный способ победить.

Фалса кивнула:

— Теперь я понимаю. Я понимаю.

Дрен взглянул на Квиста, который подмигнул ему в ответ. Этот парень определенно знал, каким будет результат разговора.

Толпа зашевелилась. Эгрилы выводили заключенных. Отряд Черепов расчистил проход к эшафотам. Они стояли плечом к плечу в два ряда, белые доспехи сияли на фоне грязных лохмотьев джиян. От их вида у Дрена всегда все внутри переворачивалось. Он хотел, чтобы эти ублюдки сдохли. Он ухмыльнулся. Скоро.

Затем другие Черепа вывели заключенных. Они были жалкой кучкой — шаркали ногами, волоча за собой цепи, все плакали и всхлипывали, просили и умоляли о пощаде. Если когда-нибудь настанет очередь Дрена, он не доставит этим ублюдкам такого удовольствия. Он уйдет с высоко поднятой головой, чертовски гордый тем, что сделал.

Черепа соорудили всего пять петель, поэтому они выстроили по шесть заключенных за каждой из них.

Затем вышел барабанщик, выбивая та-та-та на свиных шкурах и давая толпе понять, что представление вот-вот начнется. По пятам за ним следовал старик-губернатор, сам лорд Эшлинг, седые волосы зачесаны назад, ястребиный нос задран кверху, как будто его оскорблял запах простых людей. Его длинный черный плащ скрывал руку Рааку у него на заднице.

Дрен плюнул при виде него. Если когда-либо и был кто-то на вершине его списка убийств, то это лорд Эшлинг. Отец всех коллаборационистов. Он продал свой народ и сосал член Эгрила только для того, чтобы сохранить хоть какую-то иллюзию власти. Дрен понятия не имел, как этот человек спал по ночам. Вероятно, зажатый между двумя Черепами, по очереди делающих с ним то, что они хотели, при этом все время улыбаясь и говоря: Спасибо, да, пожалуйста, пожалуйста, сделайте это снова.

Эшлинг был не слишком популярен и среди остальной части публики. Они начали свистеть и шипеть, когда увидели его, и Дрен мог бы поклясться, что увидел, как губернатор вздрогнул. Поделом этому ублюдку.

К тому времени, когда Эшлинг занял свое место перед виселицами, толпа была по-настоящему взбешена. Не было даже слышно, как барабанщик отбивает свое та-та-та рядом с ним. Дрен рассмеялся, когда Эшлинг поднял руку, призывая к тишине. Жирный шанс, что это произойдет, мудак.

Мужик был очень близко, и Дрен пожалел, что у него нет кирпича, чтобы запустить в него. Увидеть, как разбивается его лицо. Так бы этому ублюдку и надо. Но у Дрена не было кирпича. Однако, у него были сферы.

Он подал знак Квисту. Пришло время. Дрен натянул перчатку, пригнулся, сунул руку в сумку, которую они принесли с собой, и достал бомбу. Он встал как раз в тот момент, когда Черепа переместились к виселицам, ощетинившись копьями.

Квист вытащил маленькое нож, не больше его большого пальца, но достаточно острый. Дрен протянул другую руку, и Квист так сильно надрезал большой палец, что пошла кровь. Дрен прижал порез к черной поверхности бомбы, смазывая ее своей кровью. Он почувствовал, как сфера отреагировала, сразу же начав нагреваться. Серьезное дело, без дураков. Жидкость внутри закручивалась все быстрее и быстрее по мере того, как кровь просачивалась сквозь поверхность.

Квист отступил назад, давая Дрену немного места. До эшафота было рукой подать, перед ним выстроились Эшлинг и Черепа. Чертовски мило. Он отвел руку назад, подождал один удар сердца, затем бросил бомбу. Дрен, Квист и Фалса нырнули за стену.

Дрен заткнул уши, но все равно это было похоже на конец света, когда взорвалась бомба. Взрывная волна ударила в стену, и, на мгновение, ему показалось, что она вот-вот упадет, раздавив их всех. Грязь и обломки, огонь и гром — ничего другого больше не существовало. У него звенело в ушах от кровавой великолепной ярости всего этого, пока они прятались за маленьким барьером.

Хрен знает, сколько времени потребовалось миру, чтобы успокоиться. Пыли, чтобы лечь неподвижно. Звуку, чтобы вернуться в мир. Но, наконец, воцарилось подобие порядка. Миру не удалось предотвратить то, что сделал Дрен.

Дрен услышал крики первым. Крики раненых и умирающих, мольбы о помощи, мольбы к Богам, мольбы о милосердии. Он опустил руки и открыл глаза. Увидел, что Квист и Фалса уставились на него, оба покрытые пылью и грязью. Рядом с ними лежали тела, много тел. Земля была залита кровью. Мимо, пошатываясь, прошел мужчина, сжимая отрубленную руку. Женщина пыталась втянуть свои кишки обратно в живот.

Он встал на дрожащие ноги и выглянул из-за стены. Виселицы превратились в щепки и дым, Черепа — в груду трупов в почерневших доспехах. А Эшлинг? От него вообще ничего не осталось. Это сделал Дрен. Он чертовски хорошо справился с этим. Он достал ублюдка.

Скольких он убил — сорок? Пятьдесят? Больше, чем надеялся. И гребаные Шулка пытались его остановить! Какими же они были дураками. Мир изменился. Ему больше не нужны Шулка. Ему нужны Дрен и такие, как он. Новая порода воинов. Кто-то, кто мог бы довести дело до конца.

Чья-то рука схватила его за плечо. Дрен развернулся, готовый к драке, но это был всего лишь Квист:

— Нам пора идти. Сейчас. Скоро появятся новые Черепа.

Дрен кивнул, но остался на месте. Он не хотел уходить. Это был его момент, и он хотел им насладиться.

— Пошли! — крикнул Квист и потащил Дрена к южному выходу с площади. Фалса была с ними и снова плакала. Слишком много для того, чтобы быть похожей на Дрена и Квиста. Девчонка была гребаной овцой. Достаточно скоро она будет мертва, как и все остальные.