Алена чувствовала его страдания. По глазам и стиснутым зубам. Она все и всегда чувствовала. Не то женщина, не то ребенок. Как было к ней не привязаться?

Именно она поставила Фролова на ноги. Никто не верил, а она тогда одними губами прошептала: «У нас получится. Вы только доверьтесь мне. Нужно довериться», и он доверился. Через боль, через силу.

Она подарила ему еще несколько полноценных лет. Пять лет жизни, активности, а может, и любви.

Подняться с кресла получилось не с первого раза. Фролов немного постоял, голова опять закружилась, но он не имел права плюхнуться обратно. Он видел: Алена напряженно наблюдает, хотя делает вид, что ничего не происходит. Значит, сделаем пару шагов к окну. В конце концов, всегда можно опереться на массивный дубовый подоконник, да и за тяжелые бархатные шторы можно зацепиться, если вдруг падать начнет. В этот момент он вдруг ясно почувствовал, что устал. И на самом деле ему практически все равно, упадет он сейчас или нет и увидит ли это Алена. Сколько можно цепляться за жизнь? Вылавливать взглядом подоконник, шторы, колонны или высокие барные столы, чтобы было за что ухватиться, если что. Жить нужно, шагая легко и непринужденно. А когда вот так…

Григорий Андреевич попытался выгнать навязчивые мысли из головы. Зачем это он? Что за странная непозволительная слабость?

Фролов практически твердым шагом дошел до окна:

– Опять дождь, вроде бы ничего не предвещало, и надо же, как ливануло. Марта расстроится. Прибьет ее розы. На какое число намечен в этом году праздник цветов?

– Дней через десять. Да, завтра всем нам тут мало не покажется. Труд целого года поставлен под удар. Но главное, чтобы дождя не было в день праздника.

– Не люблю дождь. В дождь перестраивается природа, как будто и всем ненавязчиво напоминает: все старое смыли, начинаем с чистого листа.

– И что в этом плохого? С чистого листа всегда хорошо.

– Не скажи. Кто-то перестроится, кого-то может и смыть.

– Мне не нравится ваше настроение сегодня. Как вы себя чувствуете?

– Кое-как. – Почему-то не хотелось врать, не хотелось изображать из себя бодрого и веселого.

– Так. Я вызываю врача. – Алена поднялась со своего стула.

– Да погоди ты! Не суетись. Это все терпит. Лучше ты скажи, как сама?

– У меня все в норме. Моя бабушка всегда отвечала в таких случаях: в соответствии с возрастом.

– Береги себя. Для меня очень важно, чтобы все у тебя в этой жизни сложилось хорошо. Фильм такой был раньше – «И дождь смывает все следы», с женой покойной вместе смотрели. Не видела?

– Нет.

– Ну да, другое поколение, другие фильмы, другие книжки, хотя какие сегодня книжки, кто их читает? Ты читаешь?

– Мало. Вы правы, в основном профессиональную литературу.

– Вот видишь… Книжек нет, вместо фильмов сериалы. Как ни войдешь к Веронике – у нее всегда сериал включен.

– Если бы вы стучались, она бы его выключала.

– В своем доме я ни к кому стучаться не буду. Есть возможность закрыться на замок. Не закрылась – значит, не против. М-да, про фильм. Наивный такой, зло всегда наказывается, правило бумеранга существует. Ты веришь в бумеранг?

– Не знаю. Бумеранг – это справедливость. А есть ли в этой жизни справедливость? Сомневаюсь. Если с вами что случится, меня тут загрызут.

Алена подошла к Фролову, положила руку ему на плечо и слегка прикоснулась головой к его щеке. Она умела быть нежной, не нарушая границ. Фролов перехватил ее руку, на глаза навернулись слезы. Неужели все? Он постарался, чтобы голос звучал уверенно:

– Я не дам тебя в обиду. Не думай о них плохо. Сам все знаю, но они все родные мне люди.

– Простите, иногда не укладывается в голове.

– Если что-то с ними не так, я виноват в этом сам. Всю жизнь работал, на семью времени не было, да и интерес мой был всегда вне дома. Детьми нужно заниматься, вкладывать в них свое время, душу. А я что? Я не воспитывал, а откупался. Вероника ни в чем не знала отказа, и вот результат.

– Не наговаривайте на себя. Вы всегда ее очень любили, а вот кого любит она?

– Надеюсь, что Вероника тоже знает, что я ее любил и люблю. Все, что делал, в первую очередь из любви к ней. Ты всего не знаешь – у нее непростая жизнь. Давай не будем это обсуждать.

В голосе Фролова появились металлические нотки, и он слегка отпустил руку своей помощницы.

Алена пожалела, что не сдержалась. К чему? Григорий Андреевич прав. Это его дочь, его внуки, его семья. Она всего лишь сиделка, тренер по физкультуре, возведенная благодарным хозяином в ранг помощницы.

Она не сразу поняла, что он не отпускал ее руку специально, не хотел, чтобы она почувствовала внезапно возникшую слабость.

– Григорий Андреевич? Вы меня слышите? Миленький мой, не молчите! Подождите, сейчас!

Алена постаралась не поддаваться панике. Довела Фролова до его кресла, тут же набрала номер скорой помощи.

– Держитесь, ну же! Мы с вами и не из таких передряг выползали.

Фролов вымученно улыбнулся в ответ:

– Устал я, понимаешь, ползать. Привиделось мне, что в другом мире опять смогу ходить нормально. И может, даже летать. А? Как думаешь? Чем черт не шутит? Или сейчас уже черта лучше не упоминать?

– Дождь. Опять льет дождь. Завтра Марта устроит истерику. Это ведь надо! Человек любит цветы больше, чем своих родственников, и не скрывает этого. Удивительно, как это она еще не выскочила во двор и не разбудила Лешу? – Александр отошел от окна.

– Выскочит еще, не волнуйся. А ты правда уверен, что кто-то в этом доме любит своих родственников? Мне бы ее заботы. – Вероника пыталась снять покрывало с кровати. – Черт, кто придумал так заправлять постель? Кому все это надо?

– Я думал, тебе, это же ты у нас живешь по европейским стандартам. И гоняешь горничных, если полотенце не в цвет постельного белья?

– И что? Может быть, тебе это не нравится?

– Мне все равно, и ты прекрасно это знаешь. В моей семье полотенца были только вафельные.

– Я помню! И не нужно мне об этом бесконечно напоминать! Я прекрасно помню, что ты женился не на мне, а на моих деньгах.

– Ну, это было давно, по-моему, мы давно этот вопрос уже уладили, и я с лихвой извинился. – Александр помолчал. – Но денег не дам.

Вероника бросила покрывало и нервно зашагала по комнате. Как всегда, когда она нервничала, она начинала крутить – разминать – запястья. «Какие у нее все же красивые руки», – пронеслось в голове у Александра. И вообще, его жена – тетка без единого недостатка. Внешне, во всяком случае. Когда он научился думать о своей жене отстраненно? Давно уже. Иногда ему казалось, что он смотрит кино. Все, что касалось бизнеса, – это жизнь. А семья – сериал без начала и конца. Ссоры сменялись перемириями, измены тут же вымарывались, и было непонятно, где правда, где ложь. Что было на самом деле, а что специально придуманная история, где сценаристами подрабатывали все. Жена, когда нужно было что-то скрыть, старший сын, когда нужно было что-то попросить. Но самым талантливым в этой очереди был свекор. Он старался не за гонорары, а из любви к искусству. Да уж, семейка.

В последнее время в голову все чаще лезли мысли: а если бы он знал, что его ждет впереди? Согласился бы он на этот брак? Ответа у него не было.

– Ты так ни разу внятно не объяснила, зачем тебе такая крупная сумма. Я не банкир.

– Траст хорошо закончил год, ты себе выплатил приличные дивиденды.

– В кои-то веки ты начала интересоваться семейным бизнесом.

– Прекрати! Я не добровольно самоустранилась, ты прекрасно это знаешь. Отец меня не хотел видеть в бизнесе. А вот сейчас есть возможность… – Вероника пыталась подыскать верные слова, – вложить деньги в строящуюся клинику…

– Вложить деньги в строящуюся клинику – это то же самое, что вложить деньги в строящийся космический корабль, который через десять лет отправится на Марс… И потом… денег нет. Я их уже вложил. Надеюсь, успешно.