– Тяжелый случай, – сказал полицейский и сделал шаг назад.

– Да уж, приятного мало.

Полицейский, движимый то ли состраданием, то и ли страхом, отошел еще на несколько шагов.

– Ладно. Можете ехать.

– УЫЫЫЫЫЫЫ! – провыла Максин в качестве благодарности.

Алекс мгновенно поднял стекло и тронулся с места, стараясь поскорее отъехать от полицейского, на случай если тот вдруг все-таки захочет проверить его техпаспорт.

Когда они наконец выехали на дорогу и полицейский не мог их видеть, Алекс обратился к Максин:

– Что это было? Мы же договорились, что старушка больна, а не что она страдает синдромом Туретта[18]!

– Я вошла в роль и делала так, как сама чувствовала… Ребекка серьезно больна.

– Кто такая Ребекка?

– Как кто? Мой персонаж.

И Максин, театрально вынув из сумки влажную салфетку, вытерла подбородок.

Дорога брала свое, и у обоих путешественников стало немного спокойнее на душе. Сцена с Ребеккой очень повеселила Максин, которая смогла таким образом применить на практике свои познания в театральном искусстве. Однако она подозревала, что Алексу произошедшее вряд ли доставило такое же удовольствие.

Он, казалось, вполне пришел в себя и спокойно слушал радио, игравшее «Сидя на берегу залива» Отиса Реддинга. Как и в прошлый раз, музыка ушедшей эпохи – для него, и музыка молодости – для нее была им на пользу.

Максин подумала, что, если Алекс так перепугался проверки документов, вряд ли он был наркодилером. Кишка тонка. Скорее всего он просто славный парень, даже слишком славный. Уважавший всех вокруг до того, что забывал уважать самого себя. Она непременно должна ему помочь. Она была уверена, что вытащит его из скорлупы, в которой он замкнулся. Будет счищать с него шелуху, как с луковицы, пока не дойдет до самого сердца. Даже если ей станет сильно щипать глаза.

Но для этого необходимо было узнать, с какой целью он решил отправиться в Брюссель.

– Ты мне не сказал, зачем ты едешь в Брюссель?

– Чтобы покончить с собой, – сказал он без тени эмоций.

Заметив изумление на лице старой дамы, он добавил:

– Юмор депрессивных. Еду туда просто так.

– Не смешно.

– Думаете, вы одна собираетесь свести счеты с жизнью? Вы самая эгоистичная из самоубийц, которых я знаю.

Старая дама не повелась на эту уловку. Алекс призывал ее больше не расспрашивать о нем. Классический уход от темы. Этот прием был отлично ей знаком, она сама использовала его долгие годы.

– Так почему же Брюссель?

– Это самая длинное расстояние, на которое я мог удалиться от нее не на самолете. Ведь к тому, что я круглый дурак, надо прибавить еще один из моих многочисленных недостатков – я боюсь летать.

– Аэрофобия – это вообще-то не недостаток. Ей многие страдают.

– Вы тоже боитесь летать на самолете? – спросил Алекс, ободрившись.

– Совершенно не боюсь. Я же не трусиха!

Вид у депрессивного молодого человека стал еще более подавленным.

Максин спохватилась, что была не права, и постаралась извиниться:

– Извини. Я совсем не то хотела сказать. В боязни самолетов нет ничего плохого. Смотри: твой недостаток – страх, а мой – тактичность, как у медведя. Один – один.

Алекс растянул губы в робкой улыбке, и Максин воспользовалась этим:

– Я думаю, что это очень даже смело – решиться уехать одному. Без друзей, я имею в виду.

– Мои друзья меня не понимают. По той простой причине, что я сам ничего не понимаю. Почему она имеет такую власть надо мной? Почему вся моя жизнь испорчена из-за одного упущенного случая?

Алекс вспомнил про разговоры с друзьями. Они хотели ему помочь, твердя «на ней свет клином не сошелся». Еще одна идиотская поговорка. Он не хотел, чтобы свет клином сошелся на ком-то еще. Кроме нее! Вот только она в нем, Алексе, не нуждалась. Она даже не догадывалась, причиной какого разочарования она оказалась. История окончена. Занавес опускается на жизнь, сделавшуюся тусклой, пресной, бесполезной.

Его страдания стали похожи на какое-то извращение. Они превратились в наркотик. Страдать значило не терять связь – пусть тонкую, пусть неутешительную – с ней. Ему нравилось терзать себя по ночам, думая о ней, он представлял себе свое будущее. Она найдет счастье с мужчиной, которого он возненавидит, но будет жить в тени этого счастливца, с каждым днем все сильнее одолеваемый завистью, ревностью, ненавистью, стыдом и отвращением к себе.

Если бы он был «хорошим человеком», он бы порадовался за нее, как те, кто говорит: «главное, чтобы она была счастлива, я хочу ей только счастья». Нет! Он хотел, чтобы она была счастлива только с ним!

Мучаясь от этих пагубных мыслей, видя, что стал совсем другим человеком, чем прежде, не таким, каким ему хотелось, он решил что-то предпринять. Максимум, на что он оказался способен в своем прозябании, это поездка в Брюссель. С попутчиком, чтобы вышло подешевле. Брюссель был лишь предлогом для того, чтобы найти хоть какой-то способ сбросить страшную глыбу с груди и начать дышать.

Максин почувствовала, что Алекса опять охватывает безысходность. Только не давать ему снова погрузиться в тоску! У него уже наблюдались первые признаки небольшого улучшения после начала поездки, и она не хотела терять этих хотя бы и скромных достижений. Она должна вывести его на правильную дорогу. Дорогу к жизни.

– У нас с тобой разные случаи. Ты молод, у тебя вся жизнь впереди.

– Для чего? У меня нет ни будущего, ни планов. Как вы сами сказали – никаких перспектив…

Алекс вдруг широко открыл глаза, как это бывает, когда человек неожиданно понимает что-то очень важное.

– Вот оно что, я старик. Да-да, я старик. У меня налицо все симптомы: апатия, усталость, отсутствие аппетита, депрессия, потеря интереса ко всему… И потом, я обожаю отвары из трав. На все случаи жизни: от артрита, от атеросклероза, тонизирующие, расслабляющие и даже мочегонные…

– Если судить по твоим музыкальным пристрастиям, я согласна. Но в остальном… Посмотри на себя. Ты молодой, сильный, ты ничем не болен.

– Ну, это если абстрагироваться от землистого цвета лица и кругов под глазами.

– Именно. Я совершенно уверена, что, если тебя причесать, ты похорошеешь и будешь себя чувствовать гораздо лучше.

Мобильник Максин опять зазвонил. Она скользнула взглядом по экрану и опять убрала его в сумку.

– Ну, что скажешь?

– Насчет чего?

– Насчет смены имиджа. Ты будешь моей Джулией Робертс, а я – твоим Ричардом Гиром. Вот уж оторвемся!

И она захлопала своими маленькими ручками, покрытыми пигментными пятнами.

Алекса эта идея не приводила в такой восторг. Ему было хорошо в его майке, такой же серой, как его настроение, и в джинсах, таких же старых, каким он казался себе. Но бабуле это мероприятие, судя по всему, доставит огромное удовольствие. Вообще, после сцены с Ребеккой она уже гораздо меньше была похожа на самоубийцу. Может быть, благодаря ему что-то в ней изменилось? Может, ему удалось отвратить ее от рокового решения? И его бесполезное существование принесет пользу кому-то, кроме него? Отступать нельзя, он был почти у цели. И решил, что «если его причесать», то он от этого не умрет. Ради такого-то дела.

– Ладно. Согласен.

– Замечательно! Увидишь сам – тебе станет гораздо лучше.

– Г-м-м…

– Да, все пойдет как по блину.

– Как по маслу. Говорят: «по маслу».

– Только не начинай. Я всегда говорила «как по блину». Такое вот выражение.

– Значит, вы всегда ошибались.

– Что за наглость! Эта молодежь думает, что все знает. А на самом деле плетется в хвосте. Где твоя логика? Ну, при чем тут масло?

– Блин, конечно, логичнее!

– Совершенно верно. Если хочешь знать, господин Всезнайка, блин – это символ общности людей, он объединяет их за одним столом. А если и дальше рассуждать, то он отсылает к Земле, которая круглая.