– Ну хорошо, – сказал Стэн. – Допустим, с Эриком всё было именно так, как вы рассказали. Но это было две недели назад. А сейчас с вами что творится? На вас лица нет.
– Вы надоедливы совершенно до неприличия. Но лучше уж вы, чем… Как, вы сказали, ваше имя?
– Стэн Логвин.
– Это ваш стиль – прийти с пистолетом, чтобы поговорить о живописи? Впрочем, не отвечайте, мне всё равно. Так вот, мистер Логвин, тот инцидент с картиной не прошёл для меня бесследно. Он смутил меня, выбил из колеи. Хотя поначалу это было не так заметно. Я продолжал работать, выставка успешно открылась. Но постепенно я замечал, что смотрю на всю эту затею уже другими глазами.
– Поясните, будьте любезны.
– Это не так-то просто на самом деле. Сам уже не впервые пытаюсь сформулировать для себя. Раньше всё было ясно: я отбираю качественные картины для галереи, отсеиваю бездарности. Честно выполняю свою работу и получаю за это деньги. И нет, мой интерес не был исключительно меркантильным, я действительно ценю живопись, но… После того злополучного эпизода появилось что-то ещё.
Снова повисла пауза. Ингвардсен, допив свою порцию, задумчиво постукивал ногтем по тонкой стенке бокала. Стэн не торопил его.
– Знаете, – сказал Ингвардсен, – всё это довольно забавно, если взглянуть под определённым углом. Вы ведь были на выставке? Видели фаворитов? Взять тот же «Ужин в беседке» – это и правда неплохая работа, автор достоин аплодисментов. Но она хороша именно своей новизной, провокационной темой и подчёркнутой гротескностью исполнения. Некоторые, однако, уже восприняли успех «Ужина» как сигнал и начали штамповать своё по этому образцу. И так случается раз за разом: за талантом-новатором, словно стадо, тянутся эпигоны, халтурщики, которых интересует лишь гонорар.
– Ваш нынешний нервный срыв из-за этого?
– Нет, разумеется, всё сложнее. Это я вам пытаюсь обрисовать контекст, в котором существую и мыслю… А встряска от встречи с Беллом что-то дополнительно сдвинула в моём восприятии. Я стал иначе видеть картины. Помимо привычной дихотомии «халтура – качество» я ощущаю что-то ещё. Трансцендентное, не поддающееся вербальному выражению. Да, вот именно, ощущаю, но не могу зафиксировать.
Говоря это, Ингвардсен всё сильнее приходил в возбуждение. Бледность сменялась нездоровым румянцем. Речь ускорялась, дикция становилась невнятной.
– Как будто, – продолжал он, – что-то мелькнуло перед глазами, оставив только след на сетчатке. И вы рефлекторно поворачиваете голову, но так и не успеваете разглядеть. Иногда мне даже при этом чудится какой-то электрический треск, хотя это уже, наверно, галлюцинации. Это накапливалось все последние дни, медленно и подспудно, я старался не обращать внимания, но вчера понял, что уже не смогу работать. Отпросился и вот сижу здесь один.
В дверь постучали – громко, настойчиво. Ингвардсен испуганно вздрогнул, прервался на полуслове.
– Кого-то ждёте? – шёпотом спросил Стэн.
– Нет, но…
Входная дверь отчётливо скрипнула. Из прихожей спросили:
– Мистер Ингвардсен? Вы ведь дома?
Хозяин квартиры съёжился. Стэн отскочил за сервант; рифлёная рукоятка «сверчка» плотно легла в ладонь. В гостиную вошли трое – тщедушный пожилой господин в очках и два здоровяка спортивного вида.
– Стоять, – сказал Стэн, подняв пистолет. – Без резких движений. Кто вы?
«Спортсмены» замерли и набычились, а пожилой посмотрел на Стэна с доброжелательным любопытством:
– Я доктор Гланц, а это мои помощники из клиники «Талый лёд». Рад с вами познакомиться. Вы коллега мистера Ингвардсена?
– Вопросы пока что задаю я. Ингвардсен, вы их знаете?
– Д-да… Но я их не приглашал…
– Мы пришли, чтобы вам помочь, – мягко произнёс доктор. – Вы ведь и сами наверняка понимаете, что помощь не будет лишней.
– Что за клиника? – спросил Стэн. – Психбольница?
– Ну что вы! К чему такая предвзятость? Просто тихое, уединённое место, где люди отдыхают от суеты и могут разобраться в себе. Санаторий, по сути дела. Мистер Ингвардсен однажды гостил у нас и, смею надеяться, не был разочарован.
– Кто вас вызвал сейчас?
– Соседка увидела, что мистер Ингвардсен сидит на ступеньках с несколько… гм… отрешённым видом. Она позвонила в службу экстренной помощи, а оттуда звонок переадресовали нам. Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство? И уверяю вас, огнестрельное оружие не понадобится.
Ингвардсен пошевелился в кресле и буркнул:
– Уберите пистолет, Логвин. Доктор прав, мне лучше поехать с ними.
Здоровяки шагнули к нему, помогли подняться и повели к двери. Сам он, вероятно, ушёл бы недалеко, спотыкался почти на каждом шагу, ноги подгибались. Доктор ненавязчиво намекнул:
– Будет, полагаю, разумно запереть квартиру снаружи. Никто ведь не собирается здесь остаться?
– Нет, – сказал Стэн, – я тоже ухожу.
Вернув «сверчок» в кобуру, прикрытую пиджаком, он вышел вслед за хозяином. Последним квартиру покинул доктор. Ингвардсен повернул ключ в замке и сказал бесцветно:
– Слушайте, Логвин… Вы же от Юхнера приехали, правильно? Насчёт выставки скажите ему, что эти картины… Ну, в общем, это действительно шаг вперёд, но всё-таки ещё не прорыв. Пусть ищет что-то другое. Хотя я так и не понял, что именно.
Он тяжело спустился по лестнице, поддерживаемый «спортсменами» с двух сторон. Доктор же, приостановившись, протянул Стэну визитную карточку:
– Возьмите, мистер Логвин, на всякий случай. Я ведь правильно расслышал вашу фамилию? Обращайтесь, если почувствуете, что и вам пора отдохнуть.
Стэн не нашёлся, что на это ответить, и молча принял визитку. Выйдя на крыльцо, проследил, как Ингвардсена сажают в просторный, но несколько старомодный универсал с треугольно-вытянутым капотом. Передние крылья напоминали гипертрофированные надбровные дуги. Машина заурчала и тронулась, солидно и плавно.
Выкурив сигарету, Стэн тоже сел за руль. И уже отъехав от дома, вспомнил вдруг фразу Ингвардсена: «Чудится иногда какой-то электрический треск». А ведь и правда – был такой треск во время телефонного разговора. Ингвардсен даже выругался тогда. Обычные помехи на линии? Может быть…
Каждую из сегодняшних странностей нетрудно объяснить по отдельности. Но слишком уж быстро они накапливаются. И непонятно пока, в какую картину (да, каламбур) сложатся в результате.
Стэн свернул на очередном перекрёстке.
Взгляду открылся полицейский участок, в ведении которого находился Широкий мост и прилегающие районы. Обшарпанное серое здание с массивным карнизом вызывало желание побыстрее проехать мимо. Стэн так и сделал, припарковался в конце квартала. Его интересовал не участок как таковой, а кое-кто оттуда.
Забегаловка на углу встретила его запахом бургеров и многослойным табачным дымом. У стойки цедили кофе двое патрульных в форме. Стэн вежливо кивнул им и направился в дальний угол, где за столиком скучал Тощий Фрэнки.
– Ну надо же, – сказал Фрэнки лениво, – какие гости. А я уже беспокоился, обед наступает, а я сижу тут с пустым желудком и никому не нужен. Как старый мерин в стойле: и пристрелить жалко, и кормить уже вроде не за что. Скучный пошёл народ и жадный не в меру, вот что я тебе скажу, малыш Стэн.
– Тебе как обычно – двойной с индейкой?
– Стабильность в моём возрасте – добродетель, продиктованная необходимостью.
Сделав знак официантке, Стэн вновь повернулся к Фрэнки. Тот, кажется, ещё сильнее осунулся с момента последней встречи, которая состоялась месяца три назад. Глаза запали, бритый череп обтягивала землистая кожа. Редкая седая щетина на подбородке напоминала налипший пепел.
Стэн не спешил завязывать разговор. Дождался, пока Фрэнки получит свой двойной бургер и сжуёт его весь. Тощий нытик терпеть не мог, когда его торопили и отрывали от дел, важнейшим из которых числился приём пищи. Такой уж это был человек – бывший детектив-ас из городской полиции, который изрядно попортил кровь не только местным бандитам, но и собственному начальству. Вследствие чего получил могучий пинок под зад, так и не выслужив нормальную пенсию.
