Ещё несколько минут Стэн бродил по выставочному залу, рассматривал фотографии. Жанровый разброс впечатлял: от мрачного реализма (землекопы, перемазанные донельзя, натужно выгребают лопатами мокрую, тяжёлую глину) до шуточных коллажей (двое детишек разинув рты стоят перед циклопическим тостером величиной с двухэтажный дом).

Стэн спросил себя – интересно, а что он сам сфотографировал бы, если бы стал участником? Впрочем, глупый вопрос. Чтобы поучаствовать в выставке, надо о ней как минимум знать заранее. А откуда бы он узнал? В пресловутом «Курьере» он до сих просматривал только новости, сиречь криминальную хронику. Не из интереса, конечно, а по необходимости, чтобы ориентироваться в текущих раскладах. Ну, иногда читал ещё репортажи с боксёрских рингов и смотрел коэффициенты тотализатора. Рубрика же, которая про искусство, существовала где-то в перпендикулярной плоскости…

Он взглянул на часы и вышел из зала.

На стене в вестибюле неожиданно обнаружился таксофон. Выглядел он причудливо, не обычный прямоугольный ящик, а полушарие, посверкивающее хромом. И повесили его, вероятно, больше для красоты, чем для дела. Но всё-таки он работал – Стэн, услышав гудок, набрал нужный номер.

Ответа не было долго, почти минуту. Потом, однако, всё же раздался голос, вялый и сипловатый:

– Да.

– Добрый день. Могу я поговорить с мистером Ингвардсеном?

– У аппарата.

– Прошу прощения за беспокойство. Моя фамилия Логвин, ваш номер я получил от мистера Юхнера. Хотел бы с вами проконсультироваться по поводу выставки.

– Слушайте, мистер… э-э-э… Сейчас не самый подходящий момент. Давайте позже, дня через три… Или лучше через неделю…

– Я не отниму у вас много времени. Вопрос касается одного из художников…

На том конце провода послышался странный треск. Собеседник выругался сдавленным шёпотом. Стэн спросил:

– Мистер Ингвардсен, всё в порядке?

– А? Ну, это как посмотреть…

– Нужна помощь? Давайте я к вам подъеду.

– Не лезьте в это, мой вам совет… Держитесь подальше…

– Просто скажите адрес.

Несколько секунд было тихо, и Стэн уже собирался напомнить о себе собеседнику, но тот заговорил сам:

– Это полный бред… Вчера, потом ночью…

– Мы во всём разберёмся. Где вы живёте?

– Оловянный проезд, дом тридцать один… Но я же вам сказал…

– Ждите.

Стэн метнулся к гардеробщику, забрал шляпу и плащ, выскочил на улицу. Добежал до парковки, прыгнул за руль. Машина рванула с места, разбрызгав лужу. Улица полетела навстречу, дождь размазался по стеклу.

Ехать, к счастью, было недалеко. Время тоже было удачное, между утренними и предобеденными заторами. Стэн пару раз почти проскочил на красный, успев буквально в последний миг.

Нужный кондоминиум примостился чуть в стороне от дороги. Трёхэтажный кирпичный дом на дюжину квартир, не роскошный, но солидный и основательный. Стэн припарковался у входа. На крыльцо как раз вышла дама с таксой на поводке, и он крикнул:

– Мисс, придержите дверь, если можно! Огромное вам спасибо…

Мельком взглянул на список жильцов. Нужная фамилия в середине, второй этаж… Лестница широкая, с отполированными перилами… Горшки с цветами на подоконниках… Лампы в коридоре светят уютно, мягко…

Он постучал и, не дождавшись ответа, положил ладонь на дверную ручку.

Дверь приоткрылась.

Стэн вытащил свой восьмизарядный «сверчок» и шагнул в квартиру.

Хозяина он обнаружил в гостиной.

Мистер Ингвардсен сидел в кресле и, вопреки опасениям, был не мёртв. По крайней мере, дышал. Но пребывал при этом в некоем подобии транса: застывший взгляд, приоткрытый рот, меловая бледность.

Стэн окликнул его, потряс за плечо.

Хозяин дёрнулся, судорожно вздохнул и вытаращился на гостя:

– Вы кто? Как вы сюда попали?

– Стэн Логвин, мы только что говорили по телефону. У вас открыта входная дверь. Почему, кстати?

– Дверь? А, ну да… Выходил на лестницу, сидел на ступеньках… Но всё без разницы, хоть в квартире, хоть там… И спрячьте пистолет, он вам не поможет…

– Я думал, вам угрожает опасность. Что тут случилось?

– Вы не поверите, сколько раз я задавался этим вопросом… Поймите, мистер, я ведь не псих и даже не алкоголик. Но из-за этой треклятой выставки всё идёт кувырком. И вот зачем я, спрашивается, остановился тогда? Надо было пройти мимо, послать подальше того юнца вместе с его картиной…

– Позвольте, я угадаю. Юнец – это Эрик Белл?

– Он самый, пёс его задери.

Хозяин обречённо махнул рукой и умолк. Стэн, оглядевшись, заметил в углу на столике коньячный графин.

– По-моему, мистер Ингвардсен, вам не помешало бы выпить.

– Не поможет, я пробовал. Впрочем, давайте, почему бы и нет.

– Я налью, если вы не против.

Стэн плеснул в бокал янтарную жидкость. Хозяин сделал пару глотков, но, кажется, даже не почувствовал вкуса. Так и сидел, уставившись в стену перед собой.

– Расскажите всё по порядку, – попросил Стэн. – Вы, насколько я понял, занимались отбором картин для выставки?

– Да… Крайний срок был – неделя перед открытием. К этому времени мы сформировали список участников. Морока та ещё, говоря откровенно. У нас ведь каждый халтурщик мнит себя непризнанным гением. Некоторые, услышав отказ, чуть ли не в лицо мне плевали. Нет, я всё понимаю, мы ищем новое, нестандартное, – но рисовать ведь надо уметь! Хотя бы самую малость! А эти бездари… В общем, предварительный отсев наконец-то кончился. На следующий день я приехал в галерею с утра. Надо было решить ещё кучу организационных вопросов, распределить картины по залам. Ну и мистер Юхнер должен был лично оценить всё отобранное…

Ингвардсен опять замолчал, и Стэн подбодрил его:

– Продолжайте, пожалуйста.

– Я припарковался у служебного входа, как всегда. И увидел, что на крыльце меня дожидается этот парень. Картина была при нём. Не очень большая – три на два фута. Он начал объяснять, что, дескать, не успел уложиться в срок, но очень хочет участвовать. Просил сделать для него исключение.

– И как вы на это отреагировали?

– Посочувствовал ему. Разрешил показать картину.

– Ага… – Стэн вдруг ощутил волнение. – Ну, и что на ней было?

Ингвардсен угрюмо вздохнул. Молча отхлебнул из бокала.

– И всё-таки, – сказал Стэн, – что было на холсте?

– Я не помню.

– Не помните? В каком смысле?

– В буквальном! Начисто забыл, понимаете? В памяти только и осталось, как он повернул картину лицевой стороной ко мне. А дальше – будто туман перед глазами… Или не туман даже, а такой, знаете, клубящийся свет. В себя я пришёл уже в своём кабинете, сидел за столом, обхватив голову руками. Сердце колотилось как бешеное… Ещё минут десять пришлось сидеть, чтобы успокоиться. Потом кое-как поднялся, пошёл работать.

– А Эрик? С ним что?

– Не знаю! Сколько раз я должен повторять? На всякий случай я выглянул на улицу снова, но его уже не было. И в здание он, похоже, не заходил, никто из моих коллег с ним не пересекался.

– А картина?

– Он её забрал, очевидно.

– То есть на выставке её нет? Вы в этом абсолютно уверены?

Хозяин дома взглянул на гостя как на полного идиота. Стэн терпеливо сказал:

– Да-да, вы только что объяснили, что не помните нарисованное. А Эрик так и не записался на выставку. Но я сейчас не об этом. Возможен ведь и другой вариант, рассуждая теоретически. Кто-то присвоил картину Эрика, выдав за свою. И теперь получает чужую славу. Поэтому я и спрашиваю, может, какая-нибудь из выставленных картин вызывает сомнения? С точки зрения авторства, я имею в виду.

– Полная ерунда. Все представленные картины прошли отбор. Это-то я помню отлично. И точно знаю их авторов. Любой обман исключён, для нас это вопрос чести.

– Что ж, спасибо за пояснение.

Стэн прошёлся по комнате, размышляя. Версию с подменой картины он и сам считал малоправдоподобной. Но и история с внезапной потерей памяти тоже не внушала доверия. Наоборот, теперь к Ингвардсену стало ещё больше вопросов.