У него же невеста есть, что он творит такое. Никогда бы не подумала раньше, что он такой кобель. Интересно, когда мы с ним встречались, он тоже спал со всеми подряд. Хотя не мне его осуждать в этом случае. Я-то чем лучше? Встречалась с одним, мечтала о другом. Пусть не изменяла, но это тоже предательство.

– Егор, – не выдерживаю я, – ты можешь в дом моей мамы не приходить в таком виде.

– А что не так с моим видом? – самодовольно щурится.

Сволочь. Ненавижу его. Ненавижу.

– У тебя вся рубашка в помаде, – умудряюсь сказать абсолютно спокойным голосом.

– Ну, так может это твоя помада на мне. Тогда не возникнет никаких вопросов, – пожимает плечами.

Чувствую, что тошнота резко возвращается ко мне от того, как мне становится противно сидеть с ним рядом в одной машине.

– Я никогда в жизни не красила губы ярко-красной помадой, и мама об этом знает.

– Разве у твоей мамы могут ко мне возникнуть вопросы после того, что ты натворила? – спрашивает с изрядной долей издевки, – думаю, нет. Поэтому разговор окончен.

 У меня на глаза наворачиваются слезы, и я не могу их сдержать. Эта сволочь бесспорно замечает это.

– А уж не ревнуешь ли ты, родная? – опять эти издевательские нотки в голосе, – так у тебя на меня нет никаких прав, не забывай об этом.

– Я помню, – отвечаю глухим голосом, – просто я видела у мамы на столе тонометр и целую гору таблеток. Я переживаю за нее, а она мне не хочет ничего рассказывать.

– Позвони Алене вечером, узнай, вы же теперь подруги, не разлей вода, – брызгает в меня свою следующую порцию яда.

 Интересно, как он узнал об этом. О том, что она меня простила.

– Узнаю, – просто отвечаю ему. Мечтаю уже, чтобы мы скорее приехали, и я смогу избавиться от его общества.

Дома меня ждет еще один сюрприз и, конечно же, неприятный. Приятных на мою долю в этой жизни, видимо, уже просто не осталось. Когда я вечером принимаю душ и ложусь спать в комнате, отведенной для меня свекровью, дверь распахивается и на пороге появляется Егор.

– Зачем ты пришел? – вырывается из меня дрожащим голосом.

– Это моя спальня, – твердо заявляет.

– Не может быть, – мотаю головой, – меня сюда твоя мама отправила.

– Ну, все правильно, они нас поселили в одной комнате.

– Я пойду спать в комнату к Дане, – быстро выпаливаю и, прикрывшись простыней, сползаю к кровати.

Егор резко хватает меня за щиколотки и тащит обратно. Нависает надо мной так близко, что меня пронзает дрожь до самых кончиков пальцев. Чувствую от него запах алкоголя. Опять. И мне страшно.

– Ты никуда не пойдешь, – рычит на меня и силой сдергивает простынь.

Боже, на мне только тонкая кружевная сорочка, через которую все видно. Я ее ношу только потому, что в ней удобно кормить ребенка, но она абсолютно не способна ничего скрыть.

Глаза Егора стремительно темнеют, и он склоняется еще ближе ко мне. Я вся сжимаюсь в комок, потому что во мне разгорается ответное пламя, но я не хочу его прикосновений, ничего не хочу после того, как он сегодня трахнул секретаршу, ну или кто она там ему. И он все еще помолвлен. Поэтому, пытаюсь заставить свой организм успокоиться, и не реагировать на него.

– Ну что, насмотрелась? – летит в меня ядовитый вопрос, но я не понимаю толком, о чем он сейчас говорит.

– На своего любимого Пашеньку, – продолжает свою мысль.

– Ты спятил? Он муж моей сестры, – отвечаю со слезами в голосе.

– Раньше тебя это не останавливало, – зло выдыхает мне прямо в ухо и прикусывает кожу на шее. Меня простреливает током от этого прикосновения и предательски слабеет тело.

Он резко хватает меня за талию и одним рывком садит на свои бедра. Это так близко, слишком близко и очень откровенно, потому что я перед ним почти вся раскрыта. Даже подол моей короткой сорочки задрался почти до самого пояса.

Мне катастрофически не хватает воздуха, и я начинаю часто дышать через рот. Взгляд Егора прикипает к моим губам, а руки на моей талии сжимаются все сильнее.

Господи, помоги мне! Как найти в себе силы оттолкнуть его?

Егор медленно склоняется к моим губам, а у меня все сжимается внутри от сладкого предвкушения, чувства тревоги и ощущения нереальности происходящего. Чувствую, что остатки здравого смысла покидают меня, и я готова ему сдаться. Это наваждение длится до тех пор, пока я не улавливаю запах чужого парфюма от его кожи на щеке. Женского парфюма!

Меня передергивает от отвращения и унижения. Тошнота начинает накатывать волнами, и я нахожу в себе силы оттолкнуть его в сторону. Видимо сейчас он слишком расслабился рядом со мной, поэтому мне без труда это удается.

Выбегаю из спальни и пытаюсь сообразить, где же здесь еще одна ванная комната. Мне нужно срочно туда попасть, пока меня не начало выворачивать прямо в коридоре. Вряд ли я смогу правдоподобно объяснить причину своего недуга.

Бегу с сумасшедшей скоростью и со всего размаха врезаюсь в … свою несостоявшуюся свекровь. Вот же черт. Даже равновесие теряю ненадолго, но она успевает меня перехватить за плечи.

– Что за пожар Марина? – осуждающе смотрит на меня и на мою неудачную ночную сорочку, – и что это за вид у тебя?

Я старательно дышу через рот, чтобы утихомирить свой желудок. Хорошо, что в коридоре значительно прохладнее, чем в комнатах и Людмила Сергеевна сегодня не пользовалась духами. Прикрываю руками свою грудь и отчаянно краснею перед ней. Тошнота понемногу отступает, и я вздыхаю с облегчением.

– Услышала, что Даня плачет, и спросонья соскочила с кровати в чем есть, – вру ей с непроницаемым лицом.

– У нас отличная звукоизоляция, – отвечает мне, нахмурив идеальной формы брови, – и там же няня рядом с ним.

– Приснилось, наверно, – тру для убедительности лицо ладонями, – плохо сплю в последнее время, кошмары замучили.

– Ты молодая мама, твои страхи за ребенка вполне объяснимы, – верит наконец-то моим отговоркам, – оденься и зайди в мою комнату. Разговор есть.

Мне эта идея не нравится сразу, как только она у нее появляется, потому что, если она сейчас копнет чуть глубже, я не знаю, что мне отвечать на ее вопросы. Мы с Егором не обсуждали эту тему, хотя стоило бы. Наверняка его родители видели, в каком виде он сегодня заявился домой с «работы».

Я даже под страхом смерти не смогу сейчас зайти обратно в комнату Егора, поэтому судорожно вспоминаю, где может быть еще моя одежда. Облегченно выдыхаю, потому что еще днем оставила в детской свой махровый длинный халат, как знала, что пригодится. На цыпочках захожу в комнату, хватаю халат и так же тихо выхожу обратно. Хорошо, что детская находится значительно ближе, чем комната Егора, так не должно возникнуть вопросов, почему я не пошла одеваться в свою спальню.

Захожу со стуком к своей «не свекрови» и застываю в нерешительности у порога.

– Садись в кресло, – приглашает меня Людмила Сергеевна.

– Спасибо, – спокойно отзываюсь я, хотя на самом деле у меня коленки трясутся от страха.

У нее на журнальном столике стоит поднос с чаем, значит, разговор будет не коротким. Она присаживается напротив меня, и я обращаю внимание, что она, несмотря на поздний час, выглядит идеально. На лице свежий макияж, волосы уложены в прическу, ни одна прядка до сих пор не выбилась, на костюме нет ни одного залома, он идеально выглажен, будто она в нем даже не садилась сегодня. Да, что уж тут говорить, даже ее любимая комнатная собачка выглядит намного лучше, чем я.

Хорошо хоть она не высказалась по поводу моего халата и не отправила меня одеться полностью. Все мои вещи остались в спальне, а туда я до утра ни ногой.

– Марина, – начинает серьезно, сложив руки в замок, – мне кажется, Егору надо больше отдыхать. Он выглядит замученным и уставшим.

Я от такой фразы даже чаем давлюсь. Ну, конечно, замученным, может просто перестарался сегодня на секретарше. Пока всех смазливых девок в округе перетрахаешь не мудрено и устать.

– Ты тоже выглядишь не очень хорошо, – продолжает говорить, так и не дождавшись от меня ответа, – прости за такую бестактность, но мужчина должен все время видеть рядом с собой красивую цветущую и уверенную в себе женщину, а не бледное ее подобие с синяками под глазами.