Улица с интересующими спецслужбы домами была одной из центральных, впрочем, мало чем примечательной: искорёженный металл, бетонное крошево, кирпич, изъеденный пулями и снарядами будто жуками–точильщиками различного калибра, неровный асфальт, никаких тротуаров. Жилые постройки стояли рядком вдоль старых трамвайных путей, казалось, сбившись в кучку, будто под давлением скопища зелёных и синих человечков, БТРов и УАЗов, на чьих окнах бронежилетов было больше, чем на людях. Егор поправил на себе свой, поддёрнув пластину снизу и огляделся. Разглядел обветшалые крыши и такие же стены, заколоченные окна, покосившиеся заборы, расстрелянные ворота. Безусловно, отдельные дома выглядели как крепости. Но масса построек смотрелась беззащитно, пустыми окнами и стенами наружу. Многое выглядело так, как выглядит то, что за век не склеить. У большинства домов не было будущего. Егору его будущее с некоторых пор тоже казалось призрачным, а тут ещё это чувство, когда торопят в деле, в котором спешка не допускалась.

Выбранный первым дом с высоким кирпичным забором и стальными воротами зелёного цвета двое в синих камуфляжах преодолели верхом, подогнав БТР вплотную к стене и спрыгнув на другую сторону.

– Стучать не пробовали? – наблюдая за происходящим, спросил Бис.

– Нет. Во–первых, есть риск получить в ответ автоматическую очередь, – сказал Герамисов. – Во–вторых, если они не глупы, а они не глупы, их здесь уже нет.

– Чем ваши люди там занимаются?

– Вскрывают калитку. Один вскрывает, второй его прикрывает.

На колдовство с замком ушло не больше минуты, калитка отворилась и в неё тут же влетели четверо или пятеро бойцов, рассредоточившись по двору.

– Сейчас проверят двор, следом, если есть сараи и пристрой, – продолжил комментировать действия подчинённых Герамисов, – заглянут в окна, проверят двери, если те окажутся заперты…

Через минуту в руках Герамисова на приём сработала радиостанция:

– Дверь железная. Надо взрывать. Минёры приехали?

– Да, здесь. Ждите, – ответил Герамисов. – Ну что, Егор, твой выход! – сказал он.

Бис бросил на подполковника хмурый взгляд и зашагал внутрь.

Внутренний двор представлял собой просторную локацию на вскидку шесть на восемь метров, скрытую высоким кирпичным забором традиционно из красного кирпича. Во дворе лежал строительный мусор и какие-то строительные материалы. 'Мой дом – моя крепость', часто слышал Егор об особенностях местного строительства. Это была особая черта и негласное правило: чеченское жилище непременно должно быть скрыто от посторонних глаз. А ещё при доме обязан быть большой двор для ловзара – праздника или свадьбы, или для совершения зикра – особого моления, напоминающего суфийский танец. Все заработанные деньги тратились на строительство дома. Строить надо было быстро. В старину чеченская башня строилась за триста шестьдесят пять дней. Если мастер не укладывался в срок, в такую башню не селились. Но сейчас на строительство уходил не один год. Строительство стало делом трудным. Особенно, когда пришла война… На возведение дома уходило и десять, и пятнадцать лет, а порой и вся жизнь. Егор остановился перед домом, периметр которого оцепили бойцы Герамисова. Постройка была г-образный формы, привычной для здешних мест, под общей крышей. Во внутреннем углу строения располагалась входная дверь.

Бис осмотрелся, указал Гузенко и Фёдору вправо, а сам направился в противоположную сторону. Прошёлся под окнами, осторожничая, толкнул каждое – все были заперты. Обошёл дом вокруг. Вернулся назад.

– Будем взрывать, – сказал Бис. – Готовьте заряд, – дверь трогать не стал.

Дверь стояла добротная – взрывать по–человечески было жалко. Жильцы, если не были боевиками, всегда могли в него вернуться. Жилище по всем признакам было пригодным для проживания. В подводящей трубе шипел газ. Дом, казался Егору тёплым. Егор ещё раз внимательно осмотрелся.

Опытный сапёр, штатный командир инженерно-сапёрной роты капитан Дмитрий Хрящатый, тот, кого Егор сменил по прошествии отведенного времени пребывания в зоне боевых действий, интуитивно почувствовал и сказал бы, что мины здесь есть. Так решил Бис. Об этом говорила и элементарная логика, и имеющийся предыдущий опыт по обезвреживанию взрывных устройств и мин–сюрпризов: именно такие объекты минировали боевики, оставляя Грозный, где солдаты и офицеры российской армии могли занять рубеж перехода в атаку, рубеж обороны или встать на ночлег. А ещё взгляд Егора захватили детские игрушки: ведёрко, лопатка и грабли. Пластмассовый набор стоял у входа, расчищая подступы к которой, Гузенко отпихнул в сторону. Лопатка и грабли разлетелись, а с ними россыпь конфетных фантиков. Барбарисок. Аккуратно разглаженных, словно препарированных в соответствии с определёнными правилами, как гербарий.

Подполковник Герамисов, осматривающий территорию вместе с Бисом, осмотрев внимательно собственную ладонь, обратил внимание на тот факт, что на дверной рукояти отсутствовала цементно-земляная взвесь твёрдых частиц, попросту говоря пыль, которая, казалось, ещё оседала с тех самых пор, когда в Грозном шла фаза тяжёлых боёв.

– А вам, товарищ подполковник, часом не поступала информации из оперативных источников, что у боевиков помимо появившихся спецов по части радиоуправляемых фугасов и фугасов на фотоэлементах имеются Кулибины способные сварить на кухне начинку для самодельных взрывных устройств нажимного и натяжного действия?

– Что это значит?

– Это значит, что ручку двери могли элементарно установить на 'растяжку' и у вас были все шансы вместе с тяжёлой дверью телепортироваться отсюда в район красивых зелёных ворот… – Егор красноречиво описал одними глазами полёт Герамисова, характерный для человека, взорвавшегося на 'растяжке'.

Герамисов отряхнул начисто ладони и недовольно взглянул на Биса, испепеляя его взором старшего офицера.

– Нет, ну кто–то же до меня проверил дверь? – сказал он. – Кто доложил, что она заперта? – оглянулся он, призывая подчинённых к ответу.

Люди из окружения Герамисова упрямо молчали, что было понятно без слов и не потому, что боялись подполковника или боялись признаться – признаваться было не в чем, никому и в голову не пришло трогать что–то без сапёров, тем более трогать ручку двери, они бродили по двору в поисках таинственных 'сокровищ', будто участвовали в игре, правила которой до конца не понимали. Свежевыпавший снег затруднял поиск схрона, тем более мин или взрывных устройств, о которых они в принципе не подозревали – снег скрыл все возможные демаскирующие признаки их установки. Кто–то из Герамисовских обратил внимание на небольшой снежный холм во дворе – попросил у сапёров лопаты, осторожно сняли снег, обнаружив кучу свежевырытой земли под ним. Принялись откидывать землю. Егор уже не мог на это спокойно смотреть и отвлекаться на это не мог и не мог избавиться от мысли, что в доме есть кто–то, кто наблюдает за ними. Кто–то живой. Герамисовские старатели принялись вскрывать грунт. Однако Бис остановил их, напугав историей о загадочном элементе неизвлекаемости и замыкании электрической цепи на лопате.

– Если под свежей землёй твёрдый грунт, где–то рядом должен быть отрыт котлован, – убедил Егор.

Все насторожились, бросив под ноги шанцевый инструмент.

Внимательный взгляд сапёра, привыкший замечать малейшие изменения грунта и предметов на нём вплоть до паучьих тенёт на этих предметах такой 'рояль в кустах' вроде Тебулсомты из песчано-гравийной смеси вперемешку с кусками бетона и огрызками двенадцатой арматуры во дворе дома никогда не пропустил бы. Такое было возможным только в тех случаях, когда сапёры бежали и уже не смотрели под ноги.

– Я уверен в доме есть люди. Если они ещё не открыли огонь по ним – они вряд ли вооружены. Товарищ подполковник, предлагаю убрать людей, постучать в дверь и попросить открыть, как вы обычно об этом просите?

Герамисов подошёл к двери и, встав за кирпичной кладкой, ударил в неё каблуком ботинка.

– Военная комендатура! Откройте дверь! Если нет – мы её взорвём через три минуты. Слышите? Три минуты!