Егора парализовало, он застыл как соляной столб, всеми мыслями и чувствами находясь в эту минуту там.

По распоряжению штаба Группировки, а десятью минутами позже – начальника штаба бригады подполковника Крышевского, в связи с инцидентом на Жуковского и аналогичными случаями в Октябрьском и Старопромысловском районах Грозного был введён особый режим именуемый 'Стоп колёса'. Проводимые к этому часу мероприятия инженерного обеспечения в чеченской столице спешно прекратили, Биса и других вернули в пункты временных дислокаций, запретив любые передвижения личного состава и транспортных средств войсковых комендатур и частей через город.

День, который Бис привычно назвал – паршивым, для сапёров закончился несмотря на то, что солнце стояло в зените и предметы не отбрасывали теней. Сапёры укрылись в ротной палатке и выходили наружу только по крайней нужде, будто боясь дневного света и чужого внимания. В коротком боестолкновении потери Кубрикова составили четыре человека: один '200-й' и три '300-х'. Все, кроме одного, пострадали при подрыве фугаса и оказались из группы прикрытия. Последнего посекло осколками гравия в ходе обстрела, им оказался сапёр Сухинин. Егор курил прямо в кровати, пребывая в сложных спутанных чувствах, от которых ему было не по себе. Он радовался. Эту радость можно было объяснить не всем, только себе и только тем, что среди погибших не оказалось сапёров. Все они, в том числе раненный Сухинин окраплённый зелёнкой, сидели за столом и отрешенно чистили оружие и это удовольствие видеть их живыми не могло не представлять собой счастье. Глядя на них, Егор сладко задремал, пока его не растолкал дежурный.

– Товарищ старший лейтенант, – шёпотом произнёс Котов, – из штаба звонили…

Бис сморщился, приоткрыл правый глаз и растёр плечи, будто его отхлестали крапивой.

– Чего хотят?

– Для офицеров объявлен сбор.

– Кубриков где?

– Не могу знать. Не возвращался.

– Сколько я проспал?

– От силы минут тридцать.

– Хорошо, – сказал Егор, поднимаясь. – Во сколько объявили?

Дежурный взглянул на часы на руке, оставшиеся после гибели Коли Карпенко и переходящие от одного дежурного по роте к другому, как реликвия и сказал:

– Через пятнадцать минут надо быть в штабе.

В самом деле Кубрикова в палатке не оказалось, Егор торопливо собрался и вышел.

Для офицерских собраний использовалась одна из самых больших комнат штаба на втором этаже, которую так и назвали, приколотив на активную створки двери бирку – 'комната оперативного дежурного'. Во второй такой комнате, по другую сторону коридора, проживали офицеры управления бригады и начальники служб. Квартировали, как правило, все вместе, человек пятнадцать. Если только кто-то из них не селился в вверенном ему подразделении. Таких было немало. Особенно если учесть, что в момент пересменки офицеров становилось в два раза больше. Только у комбрига и у военнослужащих-женщин штаба – делопроизводителя секретно-картографического отделения и её помощницы Давлетовой Натальи, писаря разведывательной роты по штатной должности, были отдельные от всех апартаменты. Но главной достопримечательностью штаба считалась и кому отводилась центральная роль конечно была комната дежурного, где помимо приборов связи с антеннами, болтающих разными с металлическими нотками голосами в режиме круглых суток, проводами и мигающими без конца красно-зелёными лампочками, ученических столов и стульев, персональных компьютеров и струйных принтеров, карт оперативной обстановки и наглухо заложенных кирпичом окон с бойницами кипело ежедневное боевое планирование и разгорались нешуточные страсти, а ещё звучала передавая и противоречивая информация, порой посредственная, временами трагичная и ужасная, а иной раз божественно-чудесная, когда дело касалось какого-то невероятного везения, спасения или удачи. Но это нисколько не впечатляло Егора, потому что он никогда не заступал помощником оперативного дежурного, тем более дежурным, и приходить сюда не любил. В дверях он испытал состояние дежавю, будто повторялось ужасное вчера. Спросив разрешение, быстро уселся за парту в первом ряду, куда его подвели сами ноги, конечно же, рядом с Кубриковым.

– Ты как? – едва слышно спросил Егор.

– Нормально, – склонил голову Толик. – Задрали правда допросом. Водки охота.

– Будет тебе водка, надо только этот шабаш пережить! Чего хотят?

– А что они могут? Разгадать ребус с уже имеющимися ответами, вывернуть ситуацию наизнанку, найти крайнего, назначить виновным, объявить 'строгача', а до того – спустить собак, но не тех, которые у Стеклова в вольерах обитают, а здешних – штабных.

– Ясно. День сурка в действии…

– Верно. Здешним собакам скучно, они работают меньше, чем Стекловские. Вовкины хотя бы фугасы ищут, а эти что? Только спят, жрут да срут!

– Ммм… Кубриков, ну-ка давай, ещё раз… доложи: почему произошёл подрыв? – начал начальник штаба полковник Крышевский, когда все собрались.

Офицеры-саперы отстранились. Кубриков, скрипя стулом, поднялся.

– Потому что подорвали, – холодно и коротко сказал он.

– Говоришь так, будто ничего не случилось. Я напомню, если ты забыл, в первом батальоне сегодня: один 'двухсотый', два 'трёхсотых', один из которых в критическом состоянии до сих пор на операционном столе в мобильном госпитале сорок шестой бригады! Так, начальник медицинской службы?

– Так точно, – вскочил с места майор Шумейкин.

– А как говорить? – вздыбился капитан.

– Ты нам-то здесь свой гонор не показывай. Дома будешь храбриться, – поддержал комбриг начштаба. – Выискался мне тут… – не уточнил он кем. – Как вышло, что пострадали сразу трое?

– Рядом шли.

– А где в этот момент находились сапёры?

– В боевом порядке, впереди…

– То есть подрыв произошёл позади сапёрного расчёта? – уточнил начштаба.

Анатолий знал, что повторно учинённый допрос был для комбрига и тех, кого собрали.

– Так точно, – в очередной раз признался он.

– Что-то я не пойму никак: получается саперы мимо фугаса прошли? – снова вмешался Слюнев.

– Получается прошли: не обнаружили… Группа прикрытия двигалась позади, шла скученно, не соблюдала установленный интервал.

– Интервал?! – сузил комбриг глаза. – Какой на хрен интервал?!

– Говорю же, установленный – двадцать-двадцать пять метров друг от друга. Если бы соблюдали…

– А почему его не соблюдали?

– Сапёры соблюдали.

– А кто не соблюдал?

– Я же говорю: группа прикрытия не соблюдала…

– Почему же тогда, ты не контролировал этот интервал?

– Моё место в боевом порядке сапёров. В группе прикрытия другой командир.

– А общее командование?

Кубриков промолчал.

– Капитан, ты на кого стрелки переводишь? На прапорщика? Прикрытием командует прапорщик! – завопил Слюнев.

– Вот и я говорю: прапорщик, не тупой солдафон, – третировал Кубриков. – Вы, правда, не понимаете ситуации? – повысил он голос. – Сапёры, собаки, кинологи, бронетехника… – загибал Анатолий палец за пальцем, – …связь, артиллерийское сопровождение и группа прикрытия! Как вы представляете? Протяжённость боевого порядка инженерно-разведывательного дозора почти сто пятьдесят метров со всеми интервалами. Как можно контролировать 'хвост' дозора на таком дистанции, а? Я когда разведку по Тухачевского провожу, хвост дозора с БРТом прикрытия и частью людей ещё за поворотом, на Жуковского? На какой хуй… – не сдержался Кубриков, – …интересно мне узнать в этом порядке прапорщик? Какая у него задача? Идёмте, если хотите, завтра со мной – всё увидите и расскажете, как правильно?

– Что?! – возмутился Слюнев. – Я не понял?

Крышевский махнул длинной как лопасть Ми-8 рукой, и затыкая, и одновременно сажая капитана на место. Толик небрежно рухнулся на стул, продолжая бурчать, всё в нём кипело, как в адском бульоном: бесконечное сожаление, искреннее возмущение, яростная злоба, горечь обиды, жуткая усталость.

– Начальник штаба, зачем нам в дозоре прапорщик?