Днями напролет, маленький, худенький, но не по годам умненький Лешка, размышлял о жизни в лесу. Он внимательно наблюдал за всем, что его окружало и понимал, что еще много открытий ему предстоит сделать.

Быличка 2

Однажды, когда стояла в лесу пора летняя, знойная, собрал Лешка трех своих сестер на болоте, подальше от избы, где они жили. Любопытные кикиморы тут же приплыли, морды свои зеленые из тины вытащили, глаза вылупили, уши острые навострили, чтобы не пропустить ни одного слова, сказанного маленьким балбесенком. Любопытство в лесу и на болтах было в почете. Всем нравилось совать свои носы в чужие дела.

– Собрал я вас сестрички, чтобы предложить вам со мной в деревню пойти к человечкам. Дорога дальняя, опасная, да и сам я не знаю, что меня так тянет к людям. В компании с вами мне будет веселее. Кто хочет?

– Глупость твоя тянет к людям и безделье, – Боля, старшая сестра скрестила на груди руки. – ты, Лешка, хоть и мой брат, но живешь ты в лесу попусту. Только зря орешки щелкаешь, да ягоды переводишь. От Балушки тоже толку мало, но она хоть веселит нас, да и расслабляться нам не дает.

– Ах, значит от меня толку мало! – Балушка, младшая из сестер рассердилась и топнула из всех сил ножкой по мокрой болотистой земле, обрызгав всех с ног до головы грязной илистой жижей. Кикиморы от удовольствия в ладошки зеленые захлопали, любили они ссоры и разлады. – Раз так, я тоже в деревню пойду! Вот посмотрите тогда, как без нас вам хорошо будет жить!

– Да идите куда хотите, только меня не впутывайте в ваши дела, – Прося, средняя из сестер была всегда сама по себе. Ее редко что-то интересовало. Вот и сейчас она уже развернулась, чтобы уйти, да только, ни с того, ни с сего, болотные лягушки да жабы орать стали как ненормальные, а кикиморы свои морды зеленые в воду попрятали, одни лупатые глаза торчали над водой. Кто-то приближался к гиблым местам. Вроде кто-то свой, да не очень желанный. Раздалось громкое чавканье воды. Тяжелую поступь бабы Ягуньи узнали все лешата. Ее не любили болотные, за то, что она с нимфами дружила. Нимфы были красивыми, легкими, очаровательными созданиями. Зависть раздирала страшных, морщинистых кикимор. Да и характер был у Ягуньи был не мед. Переменчивый, вредный. Никто не знал, что от нее ждать. Могла приласкать, а могла и такого страха нагнать, что поджилки начинали трястись. И сейчас все почувствовали, что не в духе ведьма, поступью шла тяжелой.

– Сорока на хвосте донесла, что вы в деревню собрались! К проклятым человечкам! Век бы их не видать, и деревню их спалить до последней избы! – Баба Ягунья была страшна в гневе, даром, что сама была когда-то человечкой. Давно она уже превратилась в лесную ведьму и добротой не славилась. Даже сам Леший не хотел ей дорогу переходить. О таких женщинах в деревне люди поговорили, что, когда они ведьмами становились, о доброте забывали напрочь. Это была плата за магические знания и силу волшебную. Хотя Лешку Ягунья по-своему любила, с рождения его опекала и следила за его жизнью в лесу. А сестер не жаловала.

Балбесята уже и забыли, что ссорились. Друг к другу прижались и за руки от страха взялись. Тишина на болоте мертвая наступила. Кикиморы так вообще на дно болота сползли и в иле закопались. Не было у них управы на пакости Бабы Ягуньи. А могла она такой мор на вести, что всем болотным плохо бы пришлось.

– Глупые, глупые лешата! Да только вы из лесу выйдете, как лес о вас забудет! И силу у вас всю заберет и мудрость вековую. Сейчас вы дети его, а если уйдете…– глаза Ягуньи налились кровью и стали алыми. Лешка от страха весь сжался, но взгляд не отвел от ведьмы, только сестер крепче к себе прижал. – Если уйдете, то превратитесь в человечек, хилых, смертных, глупых существ. И не будет вам дороги назад! Ни-ког-да! Сгниете в деревне! -ведьма стала трясти своим посохом и болото покрылось рябью. Жутко стало всем. Не в духе старуха была, ох не в духе. Не хотела она балбесенка из леса выпускать. Ох не хотела.

От страха Лешка зажмурил глаза. Впервые он видел Бабу Ягунью в такой ярости. Обычно она ему подарки разные приносила и по волосам непослушным гладила, но сегодня ее было не узнать. Сестры тоже зажмурились. Все замерло на мгновение. И вдруг подул сильный ветер и раздался оглушительный треск. Это ствол старой осины треснул и раскололся на две части. Балбесята завизжали от страха. Они открыли глаза и увидели, что Ягунья исчезла, как вроде ее и не было вовсе. С криком бросились они в разные стороны. Бежали куда глаза глядят, лишь бы подальше от ведьмы и от ее страшных слов.

Быличка 3

Собрал Лешка узелок со съестными запасами и тихонечко вышел из избы. Решил он один идти в деревню к человечкам. С Балушкой хоть и веселее было бы, да жалко ему сестричку стало. А вдруг Баба Ягунья и правду говорила? Вдруг лес не пустит их назад? Разве мог он рисковать сестрой? Нет, он один должен идти.

Лешка хоть и был младший в семье, да только умом и смекалкой всех сестер перерос. Понимал он, чем рискует. Но Балушку от леса нельзя была отрывать. Она часть его, громкая, звонкая, веселая, озорная. Душа она леса. Так и есть душа. А кто он сам? Зачем он лесу? Эти мысли не давали маленькому лешонку покоя.

Ночь звездная выдалась, ясная. Лешка каждую тропинку знал, каждое дерево. Легкой поступью шагал он в сторонку, где находилась берлога Полевого. Постепенно лес редел, уступая место кустам. Затем начинались бескрайние поля, луга и голубые озера. Путь дальний предстоял.

Через несколько часов балбесенок притомился. Сел на пенек, чтобы отдохнуть, но тут же подскочил. Не пенек это был вовсе, а кто-то мягкий и живой.

– Лешка, ты что же меня не признал? – маленький кругленький лесовичок от показной обиды надул щеки- шары. Вот-вот лопнут.

– Аука, ты что ли? Знаю я твои шалости, ты за мной шел, чтобы разыграть меня. Следишь за мной?

Аука начал смеяться, надуваясь все больше и больше. Вот-вот лопнет.

Лешка тоже был не промах. Он встал перед лесовичком и три раза хлопнул в ладоши. Аука сразу же сдулся, превратившись в маленького лесного человечка. Ни доброго, ни злого. Лешка присел, чтобы стать одного роста с маленьким лесовичком.

– А скажи мне, Аука, что будет, если я из леса уйду?

Лесовичок вдруг в лице поменялся, весь затрясся и стал еще меньше.

– Значит, правильно мне сорока на хвосте донесла, совсем ты Лешка умом тронулся.

Нельзя тебе из леса уходить. Потерянный ты станешь. И ни леший и ни человечек.

Так, горе-луковое. Лесные духи проклянут тебя на веки. Перестанут тебе помогать. Бог всех леших- Святогор, отвернется от тебя. Все ты позабудешь.

– Умеешь ты, Анука, подбодрить, – Лешка опустил голову, – Я все равно хочу узнать мир. Будет, как будет. Прощай, Аука.

По лесу разнеслось тревожное – Ау, ау, ау..– это лесовичок прощался с глупым маленьким балбесенком.

Долго шел Лешка, пока не нашел избу дядька Полевого. Все ноги стер. Сороки ему помогали. Хвостами своими длинными трясли и показывали куда идти. Это и не изба была вовсе. А просторная нора в земле, только крыша деревянная торчала из-под травы. Темно и сыро было в берлоге духа полей и лугов. По запаху Лешка понял, что хозяина нет дома. От Полевого сладким цветным нектаром пахло и мокрой травой. Ушел он владения свои проверять. Да делать нечего было. Устал Лешка. Два дня он провел в пути. Сороки его заблудили совсем. Все вокруг да около водили, и трещали бес толку. Лег Лешка он на солому душистую и тут же уснул. Не слышал он как дождь пошел и как в норе шорох странный раздался. Только проснулся Балбесенок от того, что не мог он ни вздохнуть, ни выдохнуть. Совсем ему плохо стало. Кто-то связал его по рукам и ногам, точно коконом обмотал. Напряг Зрение зрение, да только, что в норе можно разглядеть?