— Папа, я люблю тебя, — или разные версии этого снова и снова. И когда я наконец замолкаю, я все еще обнимаю его.

Я не знаю, как долго я цепляюсь за него. Я думаю, это около пяти минут. Эти пять минут могут быть самыми прекрасными пятью минутами в моей жизни. Единственная причина, по которой я расслабляюсь рядом с ним, это то, что звонят наши телефоны. Его телефон звонит первым, но он не отвечает. Я все еще цепляюсь. Затем звонит мой телефон, и мы оба понимаем, что это значит, что звонит моя мама.

Моя мать. Его жена. Та, который вернется домой менее чем через два дня.

Я отвечаю и, конечно же, первое, что она спрашивает, — о Дрейке. Я лгу и говорю, что он в туалете, но свой телефон он оставил здесь, в гостиной. Просто чтобы поругаться с мамой, я тянусь к папинному члену и нежно ласкаю его. Затем мама говорит что-то, что обычно заставило бы меня смириться с тем, что у меня такая мать. Она говорит, что ей нужно перезвонить. Я совсем не против возможности пообниматься с папой. И мама мне не перезванивает.

Папа звонит ей, и она просит его позвонить ей утром. Он знает, и мама не знает, что она говорит по громкой связи, поскольку она объясняет, что у одного из ее кузенов проблемы с семейной фермой, и она собирается остаться в Германии, чтобы помочь ему на следующий год. Она хочет, чтобы в следующем году папа улетел четыре или пять раз. Папа позволяет ей говорить, а затем делает вид, что зовет меня из моей комнаты, чтобы мы втроем могли обсудить ситуацию, как будто я хочу изменить мнение матери.