– Вам виднее, – с сомнением протянул Николай.

В этот раз я действовал медленнее. Да и круг начертил совсем крошечный, почти точку. Ну и когда соединял со своим источником, делал это аккуратно, готовый в любой момент разорвать созданный «прокол».

В меня опять полилась чужая тоска, но на этот раз она была в разы слабее. Словно откуда-то издалека. Сильная эмоция, но если впустить ее в себя совсем немного, можно отстраниться. Постояв перед дверью в изолятор минуты две, концентрируясь на том, чтобы не дать чужой эмоции стать моей собственной, я разорвал прокол.

– Уф, – выдохнул я облегченно и даже стер тыльной стороной ладони выступивший от напряжения пот со лба. – Аж голод накатил.

– Такое бывает, – согласно кивнул Николай, спокойно подходя ко мне поближе.

А то до этого он от меня еще на несколько шагов отошел, опасаясь, что я сорвусь и не справлюсь с чужими эмоциями.

А еще голод, зверский голод начал одолевать меня, как будто я не ел пару дней.

– Есть у вас, где поесть?

– Только баланда для заключенных. Мы из дома обед носим. Господин начальник с другими офицерами в ресторацию ходят.

– Да я бы сейчас и от баланды не отказался, – признался я.

Мне было плевать, лишь бы насытится и утолить разыгравшийся голод.

– Вы наверное ее просто никогда не ели, – заметил Николай. – Но я могу сходить в столовую и набрать вам. Только уж извиняйте, но вас туда не пущу. Только с разрешения старшего офицера, а они сейчас как раз на обед все должны были уйти.

Мы вернулись обратно к Ивану Игоревичу, после чего, предупредив его, Николай умчался за баландой для меня.

– Бледно выглядите, Григорий Мстиславович, – заметил мужчина. – Но по первой у многих разумников так. Выпить не желаете? Чтобы чувства успокоить? У меня есть.

– Нет, благодарю, – отказался я.

Уж не знаю почему, но к алкоголю меня совсем не тянуло. Ни разу не хотелось «принять на грудь» с момента своего появления здесь. Даже сейчас. Вскоре явился и Николай с металлической тарелкой и ложкой. Иван Игоревич любезно сдвинул свой журнал в сторону и предоставил свое место, пока я ем. Похоже городовым было просто скучно и им было интересно, как я отреагирую на еду для заключенных. В принесенной тарелке была разваренная гороховая каша. Какая-то вязкая, помешав ее ложкой, обнаружил кусочки лука. На вкус она была хоть и соленой, но и только. Набить брюхо таким блюдом можно, но о вкусовых изысках можно только мечтать. Правда, мне сейчас как раз это и нужно. Сначала медленно, но привыкнув к непривычному вкусу, все быстрее я выхлебал всю баланду, почувствовав приятную тяжесть в животе.

– Спасибо, – отдал я тарелку Николаю.

– Надо же, – покачал тот головой, – сам бы не увидел, не поверил, что дворянин и маг по своей воле такое съест.

– Случаи бывают разные, – заметил я. – Но ты прав, повторять этот опыт мне как-то не хочется.

Таганку я покидал с облегчением. Хоть коридоры там и широкие, света из окон падает достаточно, но серый цвет каменных полов и белая побелка стен как-то не вызывает радости. А уж про подвал с комнатами изолятора и говорить нечего. Баланда лишь закрепила чувство безнадеги и тоски. Я ее и доедал в конце уже больше не от голода, как сказал Николаю, а чтобы прочувствовать на себе быт арестантов. Как говорил на лекции Алексеев – чтобы понять кого-то, надо на какое-то время «побывать в его шкуре». А кто ведает, где мне может пригодиться знание, как и чем живут заключенные.

Сейчас же, выйдя на свежий воздух, я решил прогуляться и впитать в себя «запах свободы», чтобы скинуть сгустившуюся в душе атмосферу мрачности и безысходности.

Медленно шагая вдоль улиц Москвы, я смотрел на людей вокруг. Как когда-то в Твери. Только здесь их было больше в разы, что создавало шум, суету и то неуловимое ощущение быстрого ритма характерного только для этого города.

Ресторацию, про которую говорил Николай, я увидел через двадцать минут неспешной ходьбы. Красивое здание с колоннами около входа и важным лакеем в ливрее на входе. Он с гордостью и достоинством распахивал двери перед господами и дамами, выходящими из подъезжающих карет и автомобилей. И зорко следил, чтобы пятерка чумазых мальчишек в грязных курточках с рваными на коленках штанами не подходили близко. Вот он в очередной раз шикнул на них, когда они, из озорства играя в собственно выдуманную игру «подкрадись к лакею как можно ближе и не будь замеченным», оказались всего в пяти метрах от входа в ресторацию.

А уже через секунду, словно имея глаза на затылке, уже подскочил к дверям и распахнул их перед выходящими наружу двумя богато одетыми молодыми людьми в изрядном подпитии. Явно дворяне и из богатых родов. Громко смеясь и толкая друг друга локтями, явно довольные жизнью, они прошли до дороги и перед ними тут же остановился извозчик, даже не дожидаясь, пока его позовут. Те, приняв его расторопность как должное, завалились в карету, и та тут же тронулась, освобождая место перед входом для других посетителей. Пятерка мальчишек проводила карету завистливыми и голодными взглядами. После чего они потеряли интерес к прошлой забаве и двинулись вдоль дороги, шаря глазами по витринам лавок и магазинов, расположенных вдоль улицы.

Почему-то этот контраст – двое богачей и пятеро мальчишек голодранцев резанул меня. Это показалось дико не правильным. Так быть не должно. И захотелось как-то помочь пацанятам. Не иначе сказались эмоции заключенного, на котором я тренировался, и атмосфера самой Таганки.

Я шел за ними, пока они не остановились возле кондитерской, уткнувшись носами в витрину.

– … ватрушку бы выбрал, – делился рыжий и конопатый десятилетний пацан с остальными.

– Не, мне больше ту, с кремом хочется, – возразил ему тощий и выше на целую голову лопоухий приятель.

– Выбирайте, заплачу, – подошел я к ним.

Те тут же настороженно уставились на меня, отлипнув от витрины и сбившись в кучку.

– Чего вам, господин? – спросил крепыш с самыми широкими плечами из всей пятерки.

– Говорю же – выбирайте, я заплачу.

– Зачем это вам?

– Да чего ты, Борян, – толкнул его в бок рыжий. – Раз готов платить – пущай!

Тот упрямо мотнул головой. Битый жизнью, знает, что обычно бесплатно ничего не бывает. Но не в этом случае. Так и не дождавшись от них ответа, я молча вытащил из кармана рубль и отдал в руки крепышу.

– На, сами купите. Радость у меня вот и решил ей с вами поделиться, – слукавил я мальчишкам. – Бывайте.

Эти пятеро напомнили мне о Сашке. А заодно навели на мысли, откуда всякие революционеры набирают себе пополнение. Да в том числе вот из таких пацанят! И как бы это крамольно не звучало, в том, что у них это получается, виноваты как раз сами дворяне и власть. Вот насмотрятся они на богачей, как те двое из ресторации, потом посмотрят на недоступные им пироженки и ватрушки, а еще если и обидят их где – и готов новый революционер, который хочет свергнуть власть. И это я еще не знаю, как тут работают социальные лифты. Может так статься, что будь среди них хоть трижды гении, а наверх не заберешься выше определенного уровня!

Зайдя по пути в бакалею, я купил заварки, леденцов для Сашки и табак для мужиков. Все равно собирался с ними сегодня встретиться, так хоть не с пустыми руками. Будет для Акинфея и остальных еще один повод лучше ко мне относиться.

Сашку я нашел около вокзала, как и ожидал. Подросток лузгал семечки, притулившись у стенки здания, и зорко следил не только за приезжими, но и за тем, где ходит патрульный городовой. Поэтому меня он заметил сразу. Поманив его рукой, я сам присел на лавочку, что стояла на небольшой площади перед вокзалом.

– Здравствуйте, Григорий Мстиславович, – улыбнулся Сашка и после моего кивка на лавку плюхнулся рядом. – Как ваше здоровье? Ух и кровищи из вас вытекло тогда! Я уж испужался, что не дотянете вы до лекаря!

– Как видишь, уже все зажило.

– Магия? – тут же деловито и со скрытой завистью уточнил подросток.