– Да ерунда, придумаем сейчас что-нибудь! – Сандра лихо махнула рукой. – Партию для ударных можно вставить куда угодно.
– И в колыбельную? – Белка перестала хмуриться, но начала ехидно улыбаться.
– Куда угодно. Спорим?
– Упаси меня предки! – засмеялась пилот. – Ладно, а что ты с длиной хочешь делать? – настаивала Катерина.
– Ничего, это даже лучше, что короткая – сейчас все эстрадные песни такие. Один куплет повторим, а проигрыш в середине надставим!
– Собираетесь идти скользким путем эстрады? – хмыкнула Людоедка.
– А, где наша не пропадала! – победно улыбнулась Сандра, почувствовав, что остальные настроились на нужный лад. – И кончайте упаднические разговоры: эта песня не подойдет – какую-нибудь еще переложим, не все же нам «пиратскими» промышлять.
Она имела в виду песни «Веселая пиратская» и «Грустная пиратская», которые в кают-компании играли чаще всего.
Сашка спрятал улыбку: чаще всего они играли эти песни как раз потому, что Санька их очень любила.
Сандра тем временем достала нотные листы и принялась соображать. Людоедка и Бэла присоединились к ней, заглядывая через плечо и поправляя. Обе знали нотную грамоту и обе имели собственное мнение о том, как и что лучше всего сделать. Сандра ругалась по-норвежски, но прислушивалась.
Катерина в спор не вступала, но с интересом прислушивалась, перебирая струны гитары.
Сашка незаметно для себя прикончил последнюю ложку каши и пошел к горшку положить еще. Им овладела задумчивость. Сандра не позвала его разбираться с нотами вместе, а самому присоединиться ему показалось неловким.
Еще один аспект капитанства? Невидимая, неосязаемая стена между ним и друзьями?
Или дело просто в усталости?
– Саныч! Сколько можно мучить несчастную кашу? – воскликнула Сандра. – Ты над этой тарелкой уже минут десять сидишь! Давай сюда, поможешь мне придумать партию для альта!
Сашка отставил миску и с облегчением пересел к обеденному столу.
«Как хорошо, что у нас есть музыка! – подумал он. – Раз-два – и ни сомнений, ни неловкости!»
Краем глаза он заметил, как захлопнулся люк в рубку.
И вспомнил: Крестоносец же ни на чем не играет. Ну, или, по крайней мере, не играл, когда они учились в Академии.
* * *
Жизнь на борту «Блика» понемногу входила в свою колею. Очень помогали спевки и сыгровки: добавить барабанную партию к «Невесте ветра» Саньке все же не удалось (точнее, удалось, но общим голосованием было постановлено немедленно забыть эту версию как страшный сон), однако Бэла предложила вместо этого включить туда перкуссию в виде треугольника. Вышло неожиданно мило.
Они переделали под себя еще несколько песен, обкатали до полного автоматизма репертуар, который играли и записывали для фестиваля – в общем, развлекались вовсю. Все, кроме Володьки.
Он иногда захаживал в кают-компанию во время общих спевок, но сидел в углу. А во время своих вахт люк больше не открывал.
Сашке это не нравилось.
Однажды вечером, после ужина, он заглянул в каюту к Крестоносцу – ту самую, которую раньше занимал сам.
Володька сидел на полу и что-то рисовал на разложенных перед ним бумажных листах, но встал, когда Сашка вежливо постучал в дверь и перешагнул порог. Вежливость эфирника – как же, капитан заглянул на огонек.
– Привет, – сказал Сашка. – Неужели удобно так?
Перед Володькой лежали явно черновики: куча карандашных линий, тушью ничего не обведено, а потому разобрать, что на них происходило, очень сложно. Но Сашка готов был поклясться, что это опять комикс про Белобрысого.
«М-да, – промелькнуло в голове, – запретить я ему не могу, но надо постараться, чтобы свободного времени у Крестоносца оставалось поменьше…»
– Не очень, – отозвался Володька. – А что делать?
– Рисовать в кают-компании, например, – предложил Сашка. – Для того она и нужна, чтобы каждый своим хобби занимался.
Тут он говорил чистую правду: эфирные перелеты – скучные, каюты тесные. Именно в кают-компаниях на большинстве кораблей экипаж занимался тем, что кому больше всего по нраву: вышивал, плел, шил. У большей части эфирников хобби рукодельные, поскольку такие занятия не требуют много места, материалы для них легкие, а результаты труда можно использовать в хозяйстве. Это на «Блике» так совпало – или, скорее, Балл так подгадала, – что все играли на музыкальных инструментах. Но Володька в эту славную когорту не вписывался.
– Там ведь все время музицируют, – подтвердил Володька то, что Сашка и так подозревал. – И поют. Что я там забыл?
– Что, так плохо играют? Мешать тебе будут?
– И я им, и они мне. Будут в мои рисунки заглядывать – я этого терпеть не могу.
«Было бы куда заглядывать», – подумал Сашка, но вслух не сказал.
– Слушай, не надо мне тут иголки топорщить, – Сашка сел на пол (сесть на кровать другого эфирника без разрешения – жутчайшее нарушение этикета, будь ты хоть трижды капитан). Чтобы не смотреть на него сверху вниз, Володьке тоже пришлось усесться. Он тут же сгорбился, снова напомнив Сашке нахохленную птицу. – Ты вливаться в экипаж собираешься или нет? До Земли путь долгий, – он начал загибать пальцы. – Недели две на Жасмине, там нам нужно как следует подзаправиться. Потом два месяца или даже больше до Порт-Суглата, и оттуда еще месяц до Земли. И на самом Порт-Суглате минимум неделю. Итого, как минимум, четыре месяца. Что, все это время сычом просидишь? А если авария или другая срочная фигня?
Володька скукожился еще сильнее. Вскинул на Сашку отчаянные глаза.
– Понимаешь, мне сложно…
Сашка еще как понимал. Даже в Академии Володька был нелюдимым, вечно сидел в углу. Если бы не Улька, наверное, вообще бы никуда не ходил. И никто бы не знал даже, как его зовут.
– Всем сложно, – сочувственно сказал Сашка. – Но надо бороться с собой, мужик. Вон какой ты путь проделал – неужели все зря? Знаешь, ничего не говорю, мы тебя с оплатой не кинем, если не накосячишь, но… если бы ты нормально пообтерся с экипажами, в которых раньше служил, может быть, и они бы не кинули? Я не в том смысле, что ты в этом виноват! – тут же торопливо добавил Сашка. – А просто если к людям подстраиваться немного, то проще жить будет. Серьезно.
Володька сгорбился еще сильнее, потом поднял голову. Серьезно поглядел на Сашку:
– Я играть не умею. В смысле… с вами.
Сашке показалось, что он имел в виду не только и не столько игру.
– Научим, – сурово сказал Сашка, поднимаясь на ноги. – Я с Людоедкой… в смысле, со старпомом Берг договорился, она тебе одолжит губную гармошку. И потренирует.
– А, так это ее вы называете Людоедкой! – удивился Володька. – Милейшая ведь женщина!
– Ну-ну, – в свою очередь удивился Сашка, но больше ничего вслух не сказал.
* * *
Володька действительно начал чаще появляться в кают-компании и даже рисовал, разложив бумагу на столе. Сперва он держался настороженно, но Сашка заранее поговорил с остальными, так что никто не заглядывал ему через плечо и не просил посмотреть рисунки, и постепенно Володька начал расслабляться. Даже посмеялся пару раз над шутками Катерины – небывалый прогресс!
А вот Сашка, наоборот, напрягался все больше и больше. Не по поводу Володьки – нет, на его счет Сашка скорее успокоился: теперь, решил он, если случится какая-то внештатка, Крестоносец скорее найдет общий язык с остальными.
А вот в целом ситуация с Княгиней не давала ему покоя тем сильнее, чем больше он вертел ее в голове.
Для разговора с Сандрой он выбрал характерное для них время: собачья вахта под утро, когда оба пилота – Бэла и Катерина – спали, а Сашка вел корабль на своем парусе.
Санька на это время снизила активность кристаллов до минимума, но все равно вставала раз в несколько часов проверять.
Однажды, когда хрустальный шар в очередной раз вспыхнул, и Санькин голос спросил оттуда, все ли в порядке, Сашка не отделался дежурным «все системы в норме» или шутейным «нет, ты бредишь, корабль давно развалился на части». Он сказал:
