Нисон пошел греметь чем-то в коридоре. А она же всё оставалась на месте, боясь открыть глаза. Не видя мир, он ей казался очень враждебным и страшным, казался ещё больше и печальнее. Вскоре Нисон ушёл, громко хлопнув дверью, и Лина поняла, что не может избавиться от его слов. Они почему-то крутились, сталкивались между собой и били её изнутри. Лина чувствовала себя паршиво после слов Нисона. Неужели правда она хочет находится в таком состоянии? Но Лина чувствует себя настолько плохо, что хотелось исчезнуть. Это не была обычная грусть или разочарование, это было хроническое чувство тоски. Тоски по чему-то такому, что заставило бы её жить. По чему-то такому, что она ждала всю жизнь, но ждала безрезультатно.

Она вновь открыла глаза, вглядываясь куда-то в пустоту. Руки почему-то похолодели, немного побелели, а в горле опять встал ком. Сейчас жить очень тяжело, она прикладывала огромные усилия, чтобы просто дышать. Конечности она не чувствовала, она вообще больше не ощущала свое тело, Лина сейчас существовала только в своём черепе.

Любовь

Домой Нисон вернулся только утром, никак не объяснил свою временную пропажу, лишь быстро кинул "прости" Лине и ушел на кухню.

Лина ничего не ответила, да и ей было некому отвечать: Нисон закрыл дверь и сидел там. Он, кажется, пил алкоголь, так как Лина даже сквозь закрытые двери ощущала спиртовой запах водки. Да, она была уверена, что Нисон пил водку, ведь в холодильнике стояла только она, слепо напоминая ей об отце. Наверное, раз десять она слышала, как стукается рюмка об стол, когда Нисон ставил её, чтобы через несколько минут опять побулькать бутылкой и наполнить стопку прозрачной жидкостью.

Нисон так и не вышел, вновь остался ночевать там. По дому к вечеру уже по всюду разносился запах спиртного, неприятно забиваясь в нос. Впрочем, Лина прекрасно знала, что Нисон не станет буянить после выпитой водки — он никогда не сможет ударить её, а тем более убить. Может быть, и он понимал это, потому что Лина иногда слышала, как Нисон разговаривал сам с собой, шептал что-то, а потом переходил на крик, мямлил что-то, говорил чересчур медленно, а потом быстро. Его голос иногда выдёргивал Лину из сна, заставляя подскакивать от неожиданности.

После этого инцидента Нисон больше не пил. На следующий день пошел на работу, а когда пришел домой, то сразу же лёг спать и проспал так до самого утра. Но Лина уснуть уже не могла. Бессонница разрешала спать только раз в несколько дней, а она спала недавно.

Как и просила Лина, Нисон выбросил всё, что связано было с Нестором. Точнее, бросил это на балкон к игрушкам, словно откладывая на потом. Когда это потом настанет — Лина не знала. Собак, да и детей тоже, у нее в доме не будет никогда.

Она чрезвычайно полюбила прогулки, часто уходила с утра до вечера, иногда даже возвращалась домой в приподнятом настроении, которое сразу же замечал Нисон и пытался разговорить её. Иногда это получалось, и они могли на несколько часов окунуться в прежние времена, когда Нисона успокаивал монотонный и спокойный голос Лины, который рассказывал о каких-то нелепых вещах.

По какому-то негласному обычаю, она собиралась вечером во вторник прогуляться, заодно зайти в магазин, чтобы купить продукты. Хоть однообразная рутина убивала её, Лина понимала, что хотя бы Нисону нужно было питаться. Нет, она не заботилась о нём, разве что отплачивала ему так за её содержание. Должна же быть от неё хоть какая-то польза, так?

Нисон не особо обратил внимания на щёлкнувшую дверь, не особо переживал, куда пошла Лина. Скоро должна наступить весна, мороз потихоньку отступал, а в воздухе наконец запахло чем-то иным. Вот и ей уже двадцать. Так медленно текло время, сводя её с ума.

День рождения прошло, Нисон даже не вспомнил о нём. Так и прошел праздник у Лины в углу кровати. А её ребёнку бы исполнился уже год незадолго за дня рождения Лины.

Иногда она воображала, будто бы у неё есть ребенок, и они весело бы втроём отпраздновали их дни рождения. Маленький ребенок вряд-ли что-то понимал бы, но точно бы веселился вместе с мамой и папой.

Но стоит Лине открыть глаза, и она понимает, что ничего такого никогда не будет. И тогда приходится лишь уходить на улицу, в глупой надежде, что там что-то изменится.

Она идёт между зданий, неспешно устремляясь домой. Улицу окутал синий туман приближающейся ночи, но в окнах все ещё горел свет. Людей практически не было на улице: все сидели по домам. Лина не любила сидеть дома, там на неё давили стены, убивая её своей теснотой. Тёплый ветер гладил Лину, колыхал пряди её лёгкие пряди волос. Он шла, шурша пакетом, и заглядывала в окна к незнакомым людям. Лине было интересно посмотреть за жизнью, никаким образом несвязанную с ней.

Люди выглядели живыми, когда сидели с семьёй за столом или смотрели телевизор вместе. Ей нравилось наблюдать за милыми бабушками, что гладили кошек, рассказывая внукам о чем-то, нравилось видеть, как люди в обнимку сидели и молчали, словно слова были лишними. Она очень любила смотреть на людей, которые даже не подозревают, как сильно она завидует им. Они могут радоваться этому вечеру, не думать о нелюбимой работе, о недосыпание, они могли просто жить. Лина бы отдала всё, чтобы узнать секрет такой жизни, но люди упорно молчали, сохраняя тайну.

Жёлтый свет окна вдруг привлек внимание Лины. В той квартире жила ее соседка, которая работала в школе учителем. Лине всегда нравилась она: женщина была среднего роста, имела широкие бедра, носила очки с желтоватыми линзами и всегда выбирала смешную обувь со всякими побрякушками, которые, звеня, всегда сообщали Лине о нахождении её рядом. Женщина имела красивые короткие блондинистые волосы и любила закалывать одну сторону волос заколками. Лина всегда считала её какой-то родной, хотя проучилась у неё всего несколько лет. Да и отношения между ними складывались дружеские, хотя, конечно, разница в возрасте была большой.

Она замедлилась, подходя к её дому. Два темных силуэта были видны на жёлтой кухне. Женщина стояла около подоконника, а её собеседник находился на другом конце кухни. Лина поняла, что это, скорее всего, её муж: силуэт был большим и высоким, словно громоздкая большая статуя, которая в любой момент может обрушиться на макушку всеми своими тоннами. Среднестатистическая семья: мама, папа и сын. Сын повзрослел и уехал, отец работает на заводе, мать пыталась сделать вид, что не хочет плакать, когда оглядывается на свою жизнь. Муж её, приходя с завода, любил выпить дешёвый алкоголь. Когда растил сына, он часто бил его, изменял своей жене. Но она терпела, потому что любила и понимала, что одна она не справится с этой тоской. Пусть лучше рядом будет кто-то, пусть даже тот, кто не любил никогда.

Внезапно он подлетает к жене, пугая Лину своим приближением к окну, и замахивается. Он не ударяет жену, но та рефлекторно прикрывает голову руками, съеживается. Мужчина грубо хватает её за плечо. Она жмется, подгибает колени и становится ещё меньше, по сравнению с его большим, гордым и высоким силуэтом. Лина не слышит, что он ей говорит, но она прекрасно представляет гавкающий грубый голос мужчины. Наконец он толкает её, женщина отлетает, но удерживается на ногах. Мужчина уходит, оставив её, ничтожную, рыдать на кухне. Силуэт содрогался, она не смела отойти от окна. Лина все стояла, внимательно смотря на неё.

Неужели ей приходится терпеть издевательства от мужа? Она не понимала, как можно было простить столько побоев и оскорблений, жить с этим человеком бок о бок, воспитывать детей. Они живут в браке практически всю жизнь, вырастили уже ребёнка, но в их семье всегда и всё решалось силой.

Женщина ушла, а Лина все смотрела в то, уже темное, окно. Он бил её, но она всегда была на вид очень счастливой и доброй, а про мужа ничего плохого не говорила, любила очень. Завтра она замажет синяки на плече и вновь будет улыбаться при встрече Лине. Так принято, так везде.

Бьёт — значит любит? Лина никогда это не понимала, но так и правда жили многие женщины. Но ведь Лину Нисон не бьёт — он любит её, готов делать всё ради нее, никогда руку не поднимет, не оскорбит. Он приносил деньги в семью, поддерживал Лину, не пил, понимающе относился к ней. И она просто не могла понять, почему она была так несчастна с ним. Видя ужасы в других семьях, полное одиночество и вдов, она всё не могла сказать, что любит мужа. А о таком муже мечтают все, лучше Лине и не найти. Да, он был тем, кто и правду ей нужен, но только для того, чтобы завести ребенка, создать семью…