Очень опрометчиво идти близ леса. Лина знала это, но не стала разворачивать Нестора. Голодные собаки и рады были этому жертвоприношению.
…
Школа; кабинет медика; приезжий психиатр. Они тогда стояли гурьбой у этого кабинета, потирая руки и нервно дожидаясь своей очереди. А когда она дошла до Лины, то та волнительно зашла, будто бы надеясь на то, что ей тут помогут.
Но вместо добродушного вымышленного лица, она видит женщину средних лет, что одним своим внешним видом заставляла вжиматься в деревянный неудобный стул. Женщина что-то заполняла на бумажке, а потом подняла голову на Лину, грустно вздохнула и скрипящим, неприятным голосом лениво спросила:
— Жалобы на самочувствие, сон есть?
Лина смотрит на женщину, думает над ответом. Наверное, это единственный человек, который спросил у неё про её проблемы. Да и то делал он это из-за того, что профессия такая.
Лине очень хотелось прямо сейчас разрыдаться, излить душу, выговориться и получить помощь от врача. Но вряд-ли она её получит. Так эта помощь была близко, но Лина знала, что она была миражем. Ее просто дразнили, показывали, что она может в любой момент прийти куда-то, но на самом деле это было ложью. Эта женщина, которая хоть и была психиатром, не будет воспринимать слова Лины всерьёз. Она была маленькой девочкой. А какие проблемы могут быть у двенадцатилетнего ребёнка?
Сквозь зубы Лина говорит:
— Нет…
И последняя надежда исчезает, когда врач коротко пишет в строке с жалобами "отсутствуют".
Весь оставшийся день Лина просидела в туалете, изредка молча роняя слёзы. Если бы она честно сказала обо всем, что ее тревожит, то вряд-ли бы сохранили это в тайне, вряд-ли бы не рассказали её маме, которая точно не будет рада этой новости. Лина никого не волновало, до неё ни у кого не было дела, она жила сама по себе, жила в одиночку. Поглаживая себя по плечам, она пыталась перестать плакать. Нет, тут никто никогда ей не поможет, тут всем было всё равно на маленькую девочку, чья душа таила в себе огромную боль. Все эти осмотры, приёмы у врача были настолько показушными, что Лине хотелось никогда не знать, какого это, жить с горой на плечах, с которой и поделиться-то не с кем. Помощь была так близко, но Лина знала, что она была миражем… Все вокруг врали, притворялись. Всё вроде было для людей, как подушка безопасности, но стоит тебе довериться и упасть с высоты на эту подушку, как она за секунду растворится, и ты встретишься лицом к лицу с холодным асфальтом.
…
Нестор вдруг остановился. Поджал уши и всмотрелся в темноту впереди. Кто-то рыскал совсем рядом, скрипел снегом и принюхивался. Но как только собака хотела уж было развернуться, её заметили другие сородичи. Они внезапно залаяли, побежали к ним. Лина стояла, крепко сжимая поводок, и не шевелилась, смотря на приближающиеся черные силуэты.
Дикие собаки; настоящая смерть.
Нестор брыкался, пару раз пытался побежать от них, но Лина стояла на месте, не отпуская его. А когда черные силуэты превратились в собак, то Нестор заскулил, заметался и с большей силой попытался вырваться. Лай, громкий, звонкий и резкий, резал тишину, отдавался эхом и гулом. Они напали на него, но совершенно не тронули Лину, которая всё также крепко держала поводок, молча наблюдая за тем, как четыре собаки кусают Нестора. Он рвался, пищал и пытался сопротивляться, но ничего поделать не смог.
Укусы, оставленные тварями, сводили его с ума, он извивался и дёргал поводок, но Лина столбом стояла на месте. Самая большая собака вдруг кусает Нестора на ухо, вмиг отрывая кусочек.
Окончательно озверев от боли, Нестор срывается, ошейник просто соскальзывает с его шеи. Он немедленно бежит от стаи. Собаки побежали за ним, грозно лая и перегоняя друг друга. Нестор на ходу скулил, оборачивался и глядел украдкой на Лину, будто ожидая помощи, но она неподвижно стояла, наблюдая, как собака исчезает в темноте, оставляя капли крови на снегу. Он хрустел, кажется, настолько громко, что Лина онемела, не в силах что-то предпринять. Ну, а что она вообще может? Эти собаки загрызут и её, если она напомнит им о своем существовании, а на Нестора ей всё равно было безразлично. Да, эта тварь, живущая у них довольно продолжительное время, получила кличку и место в их квартире, но не заняла в сердце Лины никакого угла.
И пусть Нестора загрызут, пусть он погибнет от зубов своих сородичей, Лина просто не хотела ничего делать с этим. Наконец, все исчезли где-то в кромешной темноте, но всё ещё слышались лай и хруст снега под лапами собак, писк и вой Нестора.
И Лина всё стояла, смотря в пустоту. Но пустота не посмотрела ей в ответ. Тогда она, решив, что нагулялась, повернулась и пошла домой. В руках у неё всё ещё оставался поводок с ошейником, а на нем куски шерсти Нестора. Но она несла его с собой, словно напоминание о том, что случилось. Словно она хотела предоставить доказательства Нисону, чтобы тот понял, что Лина не могла ничего поделать.
Как в тумане она приползла домой. Перед глазами всё мелькали собаки, грызущие Нестора. Ей было жаль. Жаль, что они настолько голодные, что не прочь отведать собачатины.
Бесшумно зайдя домой, Лина каким-то образом привлекла Нисона, словно он знал что она придет сейчас. Он вышел практически сразу, улыбаясь ей, уже готовый расспросить о прогулке и предложить посмотреть кино. Но этого не произошло. Он увидел висящий поводок в руках Лины. Она была бледной и дрожала, но то было лишь из-за мороза.
— Где нестор? — Нисон выглядит испуганным, когда смотрел на поводок. — Что произошло?
— На него напали собаки, — Лина опустила глаза, она говорила тихо, даже не была уверена в том, что Нисон её слышит, — он сорвался, убежал.
— О, Господи, — Нисон схватился за свою кудрявую голову, в горле встал ком, то ли от страха, то ли от жалости к собаке, — ты как сама? Тебя не тронули? — Нисон схватил её за руку, ожидая, что Лина заплачет, начнет говорить о собаке или просто скажет, что ей очень жаль Нестора. Но она смотрела на него уставшими глазами, иногда провалилась куда-то в свой мир. По её выражению лица и не скажешь, что только что она потеряла любимого питомца.
— Нет. Выкинь всё, что связано с псиной, — Лина дернула руку, что схватил Нисон и разделась. Поводок она кинула куда-то на пол, совсем не обращая на него внимания, — она изначально занимала неоправданно уж слишком много места, пусть хоть сейчас она накормит кого-то, будет толк от неё, — Нисон стоял, пытаясь понять, что чувствует Лина. — Она — ничто, по сравнению с теми собаками, — её голос не выражал ничего, кроме усталости. Она говорила безразлично, ни одна эмоция не проскальзывала между строчек.
— Тебе вообще всё равно? — он нервно усмехнулся, проводив уходящую в комнату Лину взглядом, — это же наша собака, — он сделал акцент на слове "наша", но она всё не проявляла сочувствие к Нестору.
— На него мне всё равно. Нисон, это ты собак ненавидишь, но решил купить её. Так почему мне её должно было жаль? Это не уличная брошенная собака, голодная и холодная, это домашняя псина, мясо для уличных. Псина лицемерная и ненастоящая. Ты думаешь, она такая же, как те? Нет, Нисон, ты ошибаешься. Она не видела ужас, тоску, смерть и одиночество своими глазами. Эта сука лишь прикидывалась собакой… Нисон, это не наша собака. Она только твоя, — Лина наконец повернулась на него. Нисон стоял с широко распахнутыми глазами, его руки подрагивали от злости. Он захлёбывался в своем гневе, и это так отчётливо чувствовала Лина.
— Ты издеваешься? Почему я должен терпеть все твои психи? — Нисона трясло, голос дрожал, его глаза покраснели, а вены на шее вздулись, — В чем ты меня обвиняешь, а?! — слюни летели в разные стороны, он дышал глубоко, — я делаю всё, чтобы ты почувствовала себя наконец-то нормально, но ты только и делаешь, что ноешь и обвиняешь других, ты эгоистична и просто невыносима, — наконец его ярость начала постепенно спадать, по мере того, как он высказывал ей всё, что думает. Лина же стояла, разглядывая пол, пытаясь пропускать мимо ушей все слова мужа, — сколько ещё ты будешь жить на моей шее и ни черта не делать, Лина? Мне надоело приходить и видеть твою грустную рожу, ты сидишь весь день дома, ты даже поговорить со мной не можешь, мать твою, — Нисон не кричал, а скорее гавкал на неё, словно бешеная собака. Его слова, громкие и отрывистые, заставляли её сжиматься, ощущая себя еще меньше, — эту собаку я купил тебе, чтобы поддержать тебя, чтобы ты наконец забыла о ребенке и начала жить для нас, но нет, ты хочешь продолжать думать о мертвом младенце, ты хочешь чувствовать себя такой бедной и несчастной, — он был таким злым, что Лина закрыла глаза. В голове что-то пульсировало, заставляя ее сходить с ума все больше и больше. — и знаешь, что я скажу? Ты заслуживаешь смерти этого несчастного ребенка! Ему было с тобой очень плохо, потому что ты, Лина, никогда не будешь кого-то по-настоящему любить. Давай, продолжай делать вид, что тебя настолько печалит смерть младенца, давай! — не увидев ответа он тихо сказал "сука", адресуя это, конечно, Лине. И только в этом, наверное, он был прав.
