Кардинал Пачелли председательствует в Апостольской палате, февраль 1939 г.
На другой день, за 48 часов до начала конклава, два посла снова встретились, чтобы, так сказать, сверить часы. Берген рассказал о своих встречах с немецкими кардиналами, которые заверили его, что займут «примирительную» позицию. Один из них уже трижды встречался с Пачелли, который выражал и желание наладить отношения между Ватиканом и Германским рейхом, и заинтересованность в том, чтобы стать понтификом. Пиньятти сообщал: «Теперь мне очевидно, что его избранию будут противиться именно итальянские кардиналы, среди которых он не пользуется особой симпатией»[50].
В дни накануне конклава кардинал Пачелли также встретился с французским кардиналом Альфредом Бодрийяром. Преодолев некоторое замешательство, Пачелли откровенно заявил о своих шансах. «В конечном счете он станет примирителем», – записал Бодрийяр в дневнике. Единственной помехой на этом пути среди французских кардиналов-избирателей оставался самый молодой из них – 54-летний Эжен Тиссеран, единственный кардинал Римской курии с явно антифашистскими настроениями и к тому же единственный неитальянский кардинал в центральном аппарате католической церкви. Этот могучий пышнобородый иерарх заявил французскому послу, что у Пачелли, несомненно, есть достоинства, ибо это человек немалой культуры, обладающий неплохими дипломатическими способностями, но он слишком слаб, его слишком легко запугать и сломить. Французский посол считал, что Тиссеран – «до некоторой степени enfant terrible[51] в группе наших кардиналов, поскольку он утомляет своими остротами и внезапным высказыванием непререкаемых суждений», причем дипломату казалось, что Тиссеран испытывает «личную неприязнь к государственному секретарю»[52].
В былые времена конклавы проводились в течение нескольких дней после смерти папы, поэтому неитальянские кардиналы зачастую прибывали слишком поздно и не успевали проголосовать. На сей раз, чтобы им было удобно, был установлен довольно длительный период между кончиной Пия XI и созывом конклава (более двух с половиной недель). Конклав должен был начаться 1 марта. Впрочем, не всем нравилась такая отсрочка: бесконечные политические интриги вокруг избрания нового папы многие воспринимали с неодобрением. Это в значительной степени касалось череды полусекретных закулисных встреч зарубежных дипломатов с теми кардиналами, которые принадлежали к числу их соотечественников. «Надо затворить кардиналов в какой-нибудь келье, едва они прибудут на конклав, и заставить их с утра до вечера читать молитвы», – шутил папский нунций в Лиссабоне[53].
Церемония открытия конклава началась с утренней мессы в капелле Паолина, расположенной в Апостольском дворце[54]. Здесь, среди массивных стен, украшенных фресками, в том числе двумя шедеврами Микеланджело, секретарь службы латинских писем, обычно отвечающий за подготовку латиноязычной корреспонденции папы, ледяным монотонным голосом прочел проповедь, показавшуюся слушателям бесконечной. Днем кардиналы (каждый в сопровождении того или иного римского аристократа в качестве почетного эскорта) проследовали в Сикстинскую капеллу. Там вдоль каждой стороны знаменитого святилища капеллы (также украшенного фресками) были заранее установлены снабженные балдахинами столики для 62 выборщиков. (В последнюю минуту в помещение ворвался бостонский кардинал Уильям О'Коннелл.) На каждом столике имелись чернильница, ручка, чистые бюллетени, палочка красного сургуча, спички и свеча[55].
Собственно голосование началось на следующее утро. Для избрания нового папы требовалось большинство в две трети голосов. В ходе первого раунда голосования кардинал Пачелли набрал 32 голоса; за ним с большим отрывом следовали Элиа Далла Коста, архиепископ Флорентийский (девять голосов), и Луиджи Мальоне, бывший папский нунций во Франции (семь голосов). Пачелли завоевал поддержку значительного большинства выборщиков-неитальянцев, однако за него проголосовало меньшинство его соотечественников. Посол Франции считал: если Пачелли не получит необходимые две трети голосов в одном из первых двух раундов, его кандидатура отойдет на задний план и выберут какого-то другого кардинала. И вот начали вскрывать и оглашать бюллетени во втором раунде. Имя Пачелли произнесли 40 раз. Но ему все равно не хватало двух голосов. Несмотря на предсказание посла, Пачелли слишком близко подошел к заветному рубежу, чтобы его кандидатуру отклонили. В середине того же дня, уже в третьем раунде голосования, в 17:00, 48 кардиналов обмакнули перо в чернильницу, чтобы вывести на бюллетене имя Пачелли.
Затем по традиции к Пачелли приблизился кардинал-дьякон с вопросом о том, согласен ли тот служить. По наблюдениям кардинала Бодрийяра, тот дал свое согласие «серьезно, достойно и благочестиво, однако не мог сделать вид, будто он, пусть и с трепетом, не желал этого уже долгое время». Снаружи, на площади, толпа, видя, как из трубы Апостольского дворца поднимается белый дым, радостно кричала: «Il Papa è fatto!» («Папа избран!»). Полчаса спустя кардинал-дьякон в сопровождении служителей в черном одеянии вышел на балкон над громадной парадной дверью собора, обращенной к безбрежной площади. Звучным голосом (усиленным громкоговорителями) он произнес традиционные слова «Habemus Papam!» («У нас есть папа!»). Он на латыни возвестил толпе собравшихся, что кардиналы избрали папой Эудженио Пачелли, который выбрал себе имя Пий XII. Затем на балкон вышел высокий, худощавый человек, уже облаченный в белую мантию. Перед ним шел прелат, несущий огромный крест. Вокруг теснились другие кардиналы, а также швейцарские гвардейцы. Десятки тысяч верующих, столпившихся на площади Святого Петра, опустились на колени, а новый понтифик простер над ними руку, осеняя их своим благословением[56].
К моменту избрания нового папы та подчеркнуто-подчиненная роль, которую он играл при Пие XI, и примиренчество заставляли многих воспринимать его как фигуру слабую. Еще примерно за два года до этого конклава испанский посол в Ватикане отмечал: «Пачелли не является реальным противовесом Пию XI, так как совершенно лишен воли и характера. Он даже не обладает таким уж острым умом». В свою очередь, поверенный в делах британского посольства, характеризуя кардинала как «человека хорошего, благочестивого, не лишенного интеллекта», добавлял, что «его основная функция, в сущности, заключается в том, чтобы подчиняться приказам». Сходное мнение высказывал пожилой французский кардинал Бодрийяр, признавшийся в дневнике в 1938 г., что «Пачелли, невзирая на свои выдающиеся достоинства, похоже, не наделен ни особенно сильным умом, ни особенно сильной волей»[57].
Перед своим избранием Пачелли девять лет прослужил государственным секретарем и потому во многом отождествлялся с его предшественником на папском престоле. Но эти два человека весьма отличались друг от друга и по биографии, и по характеру. Пий XI родился в скромной североитальянской семье: его отец был управляющим на текстильной фабрике. Пачелли же происходил из так называемой черной аристократии – римской элиты, прочно связанной с папами еще с тех времен, когда они руководили Папской областью (небольшими раздробленными государствами на территории будущей объединенной Италии) в качестве королей-пап. Его дед по отцовской линии в 1848 г. бежал из Рима вместе с Пием IX, когда римская революция вынудила папу отправиться в изгнание, а затем, после их возвращения, он помогал создавать ватиканскую ежедневную газету L'Osservatore Romano. Отец Пачелли, глава коллегии ватиканских адвокатов, два десятка лет был членом городского совета Рима, представляя его консервативное католическое крыло.
