— Совсем недолго. — Он целует кончик моего носа. — Мне нужно привести себя в порядок.

Неохотно, я поднимаюсь и откатываюсь от него, и мы оба вздыхаем от потери.

Парень садится на край кровати, берет салфетку и избавляется от презерватива, после чего забирается обратно в постель и обнимает меня. Мы лежим лицом друг к другу, и наши взгляды встречаются, но в этом нет ничего неловкого. Нет никаких неловких разговоров после оргазма, и, кажется, никто из нас не спешит одеваться. Мне неприятно это признавать, но я могу представить, как провожу недели, ничего не делая, кроме как оставаясь наедине обнаженной с этим мужчиной.

Он проводит большим пальцем между моих бровей.

— О чем ты думаешь?

Я отпускаю напряжение, не осознавая, что мои мысли были настолько очевидны.

— Ты, наверное, не хочешь знать.

Уголок его рта дергается.

— Теперь я должен знать.

— Я думаю о таких вещах, которые пугают большинство мужчин.

Парень поднимает бровь.

— Интересно. — Он глубоко заглядывает мне в глаза, словно читает мои мысли.

Я протягиваю руку и провожу пальцем по маленькой татуировке возле его глаза.

— Что ты видишь?

Он поворачивается и целует мой палец, затем снова поворачивается ко мне.

— Будущее.

Ухмылка, растягивающая мои губы, может сравниться только с его. А потом мы целуемся.

Когда Матео снова входит в меня, это очень похоже на занятие любовью.

«Пропитайтесь тем, что хотите сфотографировать, и камера сделает все остальное».

— Маргарет Бурк-Уайт

До того, как вчера выскочила из комнаты Матео, мы запланировали встретиться до восхода солнца, чтобы он мог отвезти меня на то, что он назвал «самым крутым пляжем на острове».

Он отказался сообщить подробности, только сказал, чтобы я взяла с собой купальник и надела обувь, в которой можно ходить в походы.

Идея найти новое место для фотосъемки уже сама по себе возбуждает меня. Но бабочки в моем животе, когда я проснулась, были связаны с предвкушением того, что я останусь наедине с Матео.

Я сообщила Куинн, куда иду, и выскользнула из спальни, чтобы застать Матео на кухне с рюкзаком. То, как засветилась его улыбка, когда парень увидел меня, заставило меня задуматься, не думал ли он, что я не приду.

Час езды вдоль побережья с опущенными окнами и соленым бризом на нашей коже. Когда джип сворачивает на грунтовую дорогу, я хватаюсь за ручку и хихикаю, когда мы наезжаем на кочку, и я подпрыгиваю на сиденье.

— Ты в порядке? — спрашивает Матео громко, перекрывая звук внедорожных шин, наезжающих на камни и упавшие ветки.

— Да!

Он ухмыляется и качает головой.

— Держись. — Он нажимает на газ и ведет машину через заросли джунглей, которые заставляют меня задуматься, как давно по этой дороге не ездила машина.

Мы приезжаем на поляну, достаточно большую, чтобы его джип мог развернуться, и Матео глушит двигатель.

— Это здесь? — спрашиваю я, наклоняясь вперед, чтобы заглянуть сквозь деревья и попытаться увидеть океан.

— Почти. — Он берется за ручку двери и хватает свой рюкзак. — Пойдем.

Я перекидываю ремень сумки с фотоаппаратом через грудь и встречаюсь с ним у капота джипа, ожидая, что он поведет меня за собой, но парень удивляет меня, беря за руку.

— Придется немного пройтись, — говорит он, его глаза горят от возбуждения. — Но оно того стоит.

Я откидываю голову назад, чтобы увидеть возвышающиеся деревья, их стволы покрыты вьющимися лианами с листьями размером с мою голову.

— Что это за место? Как ты его нашел?

— Однажды в детстве отец взял меня сюда в поход. — Он смотрит на пространство всего в футе перед своими ногами, стиснув челюсти. — Ты когда-нибудь слышала о марширующих в ночи?

— Нет.

— На гавайском они называются хуакаипо.

Мне нравится, когда Матео рассказывает старые легенды коренных жителей, и я жалею, что мы не стоим на месте, что бы я могла сосредоточиться на нем, а не пытаться удержаться на ногах в скользкой грязи.

— На некоторых тропах на закате под звуки барабанов и гудение раковин следует армия призрачных воинов. Иногда их сопровождает бог или богиня и… Осторожно! — Он протягивает мне вторую руку, чтобы помочь спуститься по крутому уступу с поросшими мхом камнями, прежде чем продолжить. — Воины настолько священны и настолько святы, что на них нельзя смотреть. Поэтому, когда слышишь барабаны и раковины, то должен лечь на живот и закрыть глаза, пока они не пройдут.

Я неуклюже перешагиваю через поваленное дерево.

— А что будет, если на них смотреть?

— Если будешь смотреть на них, то услышишь, как один из них крикнет: «О-иа!» за секунду до того, как получишь копьем в живот.

— А если не смотреть?

— Тогда выживешь.

Я останавливаюсь, чтобы полюбоваться скоплением красных грибов, растущих на гнилом стволе дерева, и делаю пометку сфотографировать их на обратном пути.

— И это одна из тех троп, на которых видели марширующих воинов?

Матео кивает.

— Звучит, как очень странное место, чтобы взять ребенка для общения отца с сыном, — говорю я, пока он ведет меня через особенно узкий участок тропы.

У меня не самые теплые чувства к донору спермы Матео. Хотя, по правде говоря, я вообще плохо отношусь к родителям, основываясь на моем собственном блестящем примере.

— Да. Он сказал, что хуакаипо смогут доказать, что я биологически его.

Я перестаю идти, заставляя парня остановиться.

— Он сомневался в том, что ты его?

Его выражение лица жесткое, и я знаю, что гнев направлен не на меня, но, тем не менее, нахожу его пугающим.

— Он был не самого лучшего мнения о моей маме.

— Это нехорошо, — бормочу я про себя, и мы продолжаем путь.

— Легенда гласит, что марширующие в ночи не тронут живого потомка их рода. Мой отец утверждает, что он происходит из рода древнего вождя, так что теоретически призрачная армия узнала бы меня и двинулась дальше.

— Я должна спросить, твой отец действительно верил в это? Или использовал эту историю с призраками, чтобы проверить тебя?

Он смеется.

— Это точно была проверка. Он даже заставил своих братьев спрятаться, дуть в раковины и играть на барабанах. Наверное, он хотел посмотреть, заплачу ли я.

Я поднимаю бровь.

— И?

— Ни в коем случае. — Его челюсть пульсирует. — Он никогда не дал бы мне забыть об этом, если я проявил бы слабость.

Мы идем в тишине вдоль небольшого ручья, пока разноцветные птицы поют в кронах деревьев над головой.

— Осторожно здесь каменисто. — Он ведет меня вниз по ряду черных лавовых скал, и пока сосредотачиваюсь на том, чтобы не упасть, я представляю себе подростка Матео здесь, до смерти напуганного тем, что его происхождение будет раскрыто смертью от копья.

— Твой отец, похоже, тот еще мудак.

— Ты даже не представляешь, — рассеянно говорит он.

— Так что случилось? Ты прошел тест?

Матео кивает и задерживает скопление заросших ветвей, пока я прохожу.

— Если марширующие в ночи признают в тебе свою родню, они будут кричать: «Нау!». Один из моих дядей выкрикнул это слово, отец похлопал меня по спине, и все. Я прошел проверку.

— Что означает «Нау»?

— Мы на месте. — Он выводит меня из-под навеса деревьев и… Вау! Вид как из фильма.

Небольшая бухта с пляжем из белого песка, кристально чистой водой и заметным рифом находится под защитой лавовых скал и высоких пальм.

Когда мне удается перевести взгляд на него, Матео смотрит на меня с такой сосредоточенностью, что у меня перехватывает дыхание.

— Мой. «Нау» — значит мой.

Я хочу, чтобы он был моим. Хочу быть его. Я уже собираюсь сказать об этом, когда парень спрыгивает с камней и протягивает мне руку.

Я снимаю обувь, как только мои ноги ступают на мягкую землю.

— Это невероятно. Похоже на открытку. — Я уже роюсь в своей сумке, чтобы достать фотоаппарат.