Во втором случае родители ребёнка время от времени прикладывались к бутылке, допускали рукоприкладство и отправили мальчика к дяде именно за саке. Поэтому основной версией рассматривали побег. С особым пристрастием допрашивали дядю, который, рыдая и божась, утверждал, что племянник до него в тот день так и не дошел. Рыскали по друзьям и одноклассникам. Подозревали даже учительницу музыки, которая, по словам директора и других учителей, была к мальчику крайне добра. Сама учительница твердила следующее: «Вы бы слышали, как он поет! Да с такой ангельской внешностью он мог бы стать суперзвездой! Но приютить его у себя я никак не могла: наша квартира слишком мала для меня, мужа и наших двойняшек». Копали и в сторону всяких прослушиваний, айдолов, телевидения… Пока через два с лишним месяца не пропал третий мальчик.

Тогда всем стало очевидно, что это серия, но мотив, даже спустя два следующих исчезновения в течение полугода, так и не был разгадан. По одной из версий – детей отправляли на продажу за рубеж. Это объясняло плюс-минус одинаковую периодичность исчезновений и давало шанс, что мальчики ещё живы, поскольку тела или останки обнаружить не удалось.

Всё это я подняла по старым связям и архивам, поскольку ко мне за помощью обратилась мама того самого третьего мальчика, после исчезновения которого вся страна стояла на ушах, а фотографии пропавших печатали все кому не лень, невзирая на запрет. Полицейских же заставляли денно и нощно штудировать улицы. Я тогда как раз исполняла обязанности патрульной в префектуре Канагава и дежурила возле моста, который вёл к буддийскому храму. По нему постоянно сновали верующие, а ты отвечай на их дурацкие однотипные вопросы. Поэтому я позволяла себе сбегать на обед в ресторанчик, где готовили отменные лепёшки окономияки, и болтала с симпатичным коллегой, курирующим этот район.

Впрочем, все предпринятые тогда меры оказались напрасными, и теперь мне предлагали крупную сумму за возобновление старого дела. Пожалуй, было немного стыдно. Мать-одиночка, Кураива Мохико, души в сыне не чаяла. Он был её единственной радостью в жизни. Именно поэтому для Кураивы стало идеей фикс найти своего Реми, живого или мертвого, чего бы ей это ни стоило.

– Не сочтите меня сумасшедшей, Рензо Торияма-сан, я давно слышу о себе, что помешалась. И все же… Я не могу ошибаться. – Кураива смотрела на меня ясным взором, женщина с посеревшей кожей и острыми скулами. Волосы её были собраны в небрежный хвост, но рубашка и брюки были тщательно отглажены. – Эта находка… В корне всё меняет!

Кураива сжимала в тонких пальцах «раскладушку», и я догадалась, что именно там сокрыта таинственная деталь, которая побудила отчаявшуюся мать обратиться за помощью к частному сыску. Сама судьба свела нас. Кураива приехала в Киото, чтобы поклониться в местном храме статуе Джиджо, покровителю и защитнику детей. А по дороге обратно на воротах увидела табличку «Частный детектив Рензо Торияма» и решила, что это знак от божества, которому она возносила мольбы.

Я ждала и подбадривала Кураиву дежурной улыбкой. Она покосилась на зашторенное окно, сильнее стиснула «раскладушку» и, выпучив глаза, выпалила:

– В Иокогаме я увидела куклу с лицом моего сына!

– Что вы хотите этим сказать?

– Смотрите!

Как я и ожидала, Кураива распахнула «раскладушку» и защелкала кнопками. У меня была похожая модель, всё ещё добротно работающая, хотя и давно устаревшая для современного мира. Кураива развернула ко мне бликующий экран, тыча фотографией. Я вежливо попросила у неё телефон, чтобы иметь возможность хоть что-то рассмотреть. На фотографии была метровая кукла в пышном платье и кокетливой шляпке, из-под которой струились локоны.

– Листайте вправо.

Со следующей фотографии на меня жадно смотрел мальчуган, похоже, чем-то удивлённый. В волосах у него торчали тычинки одуванчиков. Я листнула обратно и снова влево. И так несколько раз. Особого сходства я не находила.

– Извините, не понимаю. – Я вернула «раскладушку» владелице, и она поджала губы и понурила плечи.

– Я… объясню. Видите ли, я очень люблю живопись. Даже думала о карьере мангаки, но эта работа не позволила бы мне много зарабатывать и уделять время Реми. Но всё-таки я не забросила рисование. Основной моделью стал мой мальчик. Поэтому я знаю его черты наизусть! Я наблюдала и зарисовывала, как он менялся с возрастом. И могу предположить, каким бы Реми был сейчас… – Кураива вздохнула и ненадолго отвернулась, смахивая ладонью непрошенную слезу, но в следующий миг уже яростно сверкала глазами. – Поэтому я утверждаю прямо и полностью отдаю отчет своим словам: у этой куклы, – она вновь распахнула «раскладушку» и стала грозно ей трясти, – лицо моего сына! Но при этом я чувствую, что мой мальчик всё ещё жив!

– Хотите сказать, ваш сын послужил моделью для этой куклы?

– Я не знаю! Лицо этой куклы слишком… реалистично. – Кураива обхватила свои плечи ладонями и мелко затряслась.

– Хорошо, хорошо. Успокойтесь. – Я непроизвольно подняла вверх ладони и дирижировала ими в такт вдохам и выдыхам пару минут. – Кто владелец магазинчика, в витрине которого вы увидели эту куклу?

– Пожилая семейная пара Чиибата. Не так давно они переехали в Иокогаму с Окинавы. Захотели на старости лет пожить поближе к столице. – Кураива подергала себя за ворот рубашки, явно припоминания подробности. А я вновь про себя усмехнулась причудливости судьбы: буквально пару месяцев назад я ездила на Окинаву, чтобы навестить родителей. – Они продают ткани и шьют костюмы по меркам, а куклу поставили для привлечения внимания.

– Кукла сделана на заказ?

– Да. Мастер, сделавший куклу, как раз родом из Иокогамы, и Чиибате было бы за честь встретиться с ним снова. Тем более у них сохранились авторская бирка и конверт с благодарностью за оказанное доверие.

– А вы зря времени не теряли, – я улыбнулась, почти готовая к тому, что сейчас на мой стол лягут подписанные фотографии и названные предметы, но этого, на счастье, не произошло. Иначе пришлось бы уступать место детектива клиентке! – Как вы вообще наткнулись на этот магазинчик?

– По случайности. В Иокогаме находится головной офис компании, где я работаю. Нужно было поставить несколько печатей на документы. А потом я привыкла гулять по городу, поскольку этот день у меня командировочный. Реми раньше я тоже с собой брала…

– Мне жаль, – я не знала, что ещё сказать.

Кураива помотала головой:

– Постарайтесь максимально использовать эту зацепку с куклой, прошу вас. Чиибата – очень милая общительная пара. Хотя не знаю, так ли они благообразны, как хотят показаться.

– Что вы хотите этим сказать? – я подалась вперед, ожидая интересных подробностей. И в достатке их получила!

– С кукольником они встретились и познакомились в деревне Нагоро, известной тем, что…

– Уехавших или умерших жителей там запечатлевают в виде кукол!

– Верно. – Кураива сглотнула и схватилась за сердце, глубоко дыша. Однако только я налила ей из графина воды и хотела поинтересоваться, всё ли в порядке, как она продолжила: – Извините, просто от одних мыслей становится не по себе. Этой кукле в витрине почти двадцать лет и год изготовления совпадает с тем, когда пропал мой мальчик вместе с другими.

– Имя кукольника?

– Микаши Ори. – Кураива залпом опустошила стакан и нашла, чем ещё меня удивить: – Никакой информации о нём я не нашла. А здания, где находилась мастерская, больше нет. Куклу чете Чиибата привез друг этого Микаши. Имени его старички не знают.

– Будьте добры, запишите сюда известные имена и адреса. – Я протянула Кураиве ручку с блокнотом, и она сразу склонилась, выводя чёткие иероглифы. – Вы рассказали всю известную вам информацию?

– Нет. – Кураива дописала строчку и только тогда оторвалась от блокнота, вновь пронзая меня взглядом. – Я совсем недавно вспомнила: мы с сыном проходили мимо этой мастерской. В витрине тогда стоял ангел неземной красоты, и мы с моим Реми долго его обсуждали… – Она прикрыла глаза и потрясла головой, губы её исказились волной. – Мой ребёнок никогда не видел ничего подобного, да и мне выставленные в витрине куклы показались великолепными. Мы словно ненадолго погрузились в сказку. Только кто же тогда знал, насколько эта сказка окажется злой.