– Может я ногами?

Спрашиваю больше из вежливости. Может я и не такая лёгкая как о себе думаю. Хотя готова температурить чаще, если он будет брать меня на ручки.

– Ага, в тапочках?! Пика–пика?

И ничего я не сумасшедшая… разве что чуть–чуть.

– Ладно, неси меня… раз тебе охота таскать тяжести. – поправляю сумку и опускаю голову ему на плечо. Он выходит в коридор. – А ты не замерзнешь в рубашке? Давай отдам твой пиджак?

Хочу поднять голову, но слабость в мышцах не даёт и поэтому носом утыкаюсь ему в шею.

– Ты кипятковая. Не переживай, я не успею! – Ромка смеётся и отворяет тяжёлую дверь чёрного хода.

Я не чувствую мороза в его куртке, но чувствую, как холодеет его рубашка на спине и машинально растираю еë насколько могу достать.

– Не надо… щекотно! А то вместе распластаемся.

Ну и ладно! Не хочешь, как хочешь…

Мог бы и воспользоваться моей слабостью, потому что это первый и последний раз, когда я такое могу себе такое позволить.

Он подходит к тарахтящей машине, снимает сигнализацию, открывает пассажирскую дверь и ставит меня на ноги.

– Садись и не забудь пристегнуться. – я слушаюсь, и Ромка хлопает дверью.

Мои вещи он кладет на заднее сидение, а сам садится за руль.

Бросив на меня короткий взгляд, Ромка трогается с места.

– Можешь вздремнуть пять минут, пока едем.

– Хочу… но не хочу. – обвожу взглядом его правильный профиль. – Ты надолго вернулся?

– Насовсем. – отвечает сухо и следит за пустой дорогой. – А что?

– А я, наоборот, хочу уехать отсюда.

– Куда? В столицу?

– В Италию! – произношу с гордостью за свою мечту. – Там всегда тепло, море и солнечные парни.

Он смеётся и поглядывает на меня, но внимательно следит за дорогой.

– И что манит больше? Море или парни?

– Солнце, краски.

– Ну этого у нас тоже полно! Летом.

– Всего лишь три месяца в году… а там почти круглый год! – мечтательно говорю и вижу наш серый двухэтажный барак.

Мечты сразу лопаются, как мыльные пузыри, и остаётся пресное ощущение большого звездеца.

Ромка паркуется на обочине напротив нашего подъезда и с сочувствием мне улыбается:

– Пошли, проигрывать бой? Выше нос Пикачу! – Я тяжело вздыхаю и открываю дверь, поднимаю взгляд на наши окна.

В спальне родителей горит ночник и вижу, как мамин тёмный силуэт подходит к окну. Лучше бы это был папа. Он не такой страшный в гневе, как мама и Карина. Поворчит, а потом обнимает и, вроде, и не ругал совсем. Мама же может несколько дней распиливать осуждающим взглядом.

Санта Клеопатра, пошли мне побольше мужества и пофигизма!

– Подожди, я тебя до подъезда донесу. – Ромка открывает свою дверь.

– Я сама… Там мама шпионит в окне.

– А–а. Ну ладно. Но провожу всё равно.

– Если не сложно, – шепчу в ответ. – При тебе она не будет на меня кричать. Ну, может разве что, подзатыльник прилепить.

Ромка смеётся:

– Весело у вас.

– Угу… обхохочешься!

Сосед забирает мои вещи с заднего сидения и помогает выйти из машины. Мышцы ломит, слабость в теле.

Придерживая меня за локоть, он помогает доковылять до подъезда. Я подглядываю за нашим окном: силуэт мамы исчез – наверное, уже возле двери караулит!

Мы заходим в подъезд и поднимаемся по нашей кошмарной лестнице и тут у меня начинается приступ истерического смеха. Похоже, это нервы или чувство безысходности сковырнуло пробку печали.

С каждой ступенькой я вспоминаю своë грандиозное падение на Ромку. Его испуганное лицо и свои душераздирающие вопли.

– Тише! Ты чего? – Ромка не понимает, что со мной происходит и сам заражается смехом. – Ты сейчас всех разбудишь!

Мы подходим к нашей двери, а я никак не могу успокоиться, но вдруг открывается дверь и веселье исчезает. Вот, как корова слизала!

Я просто сжимаю губы и виновато смотрю на маму, которая почему–то терзает взглядом не меня, а Ромку.

– Теть Свет, вы не подумайте, она не пьяная, я за этим следил. Но у неё, кажется, высокая температура.

Я спешно снимаю с себя его вещи и сую ему в руки, забираю при этом свои, и взглядом показываю, что это бесполезно.

Звездюлей мне не избежать!

– Спасибо! – мама грозно отвечает Ромке и запускает меня, в квартиру. – Спокойной ночи, Роман!

Она захлопывает перед ним дверь. Совсем не вежливо! Могла бы ему чай предложить за моё спасение.

Удивленно смотрю на ма, а она в своём репертуаре – руки в бока и взгляд суперженщины, испепеляющий в одно мгновенье.

Ну, нет, так нет!

Смиренно вешаю пальто, стараясь избегать молний из ее глаз и, прихрамывая, спешу в свою комнату.

– А с ногой что?

– Ничего… Просто подвернула.

Опускаю голову и захожу в темноту и, не включая ночник, переодеваюсь в тёплую пижаму. Мама стоит в проёме, как статуя Мадонны, еë силуэт с подсветкой.

– Ладно, утром поговорим! Ложись спать.

Она говорит сердитым тоном и уходит на кухню. Я же залезаю в свою небольшую кровать у шкафа и стены напротив окна, под тонкое, но тёплое ватное одеяло.

Карина дрыхнет на диване.

Наконец, я дома!

Хорошо, что мама решила сейчас меня не мучить. Но от таблетки и ласковых поглаживаний по голове я бы не отказалась. Меня всё ещё трясёт, но стараюсь не шуметь, не доставлять больших хлопот. Поэтому поворачиваюсь к стене и взглядом обвожу рисунки на обоях, они видны при лунном свете.

Мысли о своей никчемности и ненужности борются со сном и слабостью в теле. До меня внезапно доходит понимание, что Карина может и не врать. Зачем ей это? Неправда не может убить, причинить боль, а правда вполне. Особенно, если есть подтверждение!

А какое подтверждение еë правды? Что я не похожа на родителей? Но на папу же чуть–чуть.

Чуть–чуть не считается – так всегда говорит Ромка!

Я рисую пальцем узор на стене. Фотографии! Раньше я как–то не задумывалась об этом, но… у меня нет фотографий с родителями, где я совсем младенец. У Каринки есть, а у меня нет! Только те, где мне три года, а ей уже четыре.

Значит она могла помнить тот момент, если меня действительно забрали из детдома.

А зачем им я? Разве они не могли родить второго?

Не понимаю и не хочу понимать!

Слышу мамины шаги в коридоре, идёт в свою комнату и закрывает дверь.

Она меня даже не поцеловала перед сном! Наверное, сильно злится. И слова Ромки про температуру не приняла всерьез.

Значит, ей всë равно!

Всем всë равно. Если заболею и умру, наверное, все будут счастливы, прыгать от радости вместо слëз!

Каринка, что всë внимание будет ей. Родители – одним ртом меньше и в два раз меньше вещей покупать. Никита возрадуется, что сама природа мне отомстила, а Ромка… не знаю почему он будет счастлив. Но верю, что будет! Особенно, когда узнаёт, что это я пустила слух, что он гей.

Всем будет хорошо, если меня не станет.

Боже, опять я себя жалею и превращаюсь в нытика Никитоса!

Надо выпить аспирин и заснуть, наконец, а завтра прямо в лоб спросить, родная или нет? Не мучать себя сомнениями.

И если родная, пусть Каринку грызут муки совести, а если нет, – мне же лучше! Сбегу, не оборачиваясь, в свою Италию!

Не будь я – Верóника, где мой девиз: «Если спряталось солнце – свети сам себе приятный!»

Вот и буду!

Тем более, что на носу экзамены и поступление в театральный, а там сомнения только мешают!

Глава 5

Моё утро началось в обед. Ночью мама пару раз сбивала мне температуру и столько же раз я переодевалась, потому что одежда становилась мокрой, хоть отжимай.

 Я собиралась спросить еë прямо, но так и не решилась. Мама так переживала за меня, когда градусник показал больше тридцати девяти. Носилась со мной и с чаем, а я смотрела на неё и хотелось просто прижаться, как можно ближе.

Карина специально ходит туда–сюда и гремит всем, чем можно, чтобы я поскорее проснулась. А я уже, пятнадцать минут назад и лежу, отвернувшись к стене.