Растворяюсь в его колючей ласке.

Инстинктивно подаюсь ближе к мужу всем телом, точнее, только верхней его частью, и осознание собственной неполноценности обухом бьет по голове, мгновенно отрезвляя меня и возвращая в жестокую реальность. Отшатываюсь, на секунду зависаю в неудобном положении и теряю равновесие. Мне тяжело без опоры, и я нахожу ее в Назаре. Ощущаю горячие руки на пояснице и между лопатками, впечатываюсь грудью в твердый торс, встречаю мутный, затуманенный взгляд с желтыми всполохами.

Назар сидит на краю постели полубоком, крепко держит меня в руках и внимательно изучает мое заплаканное, усталое лицо. Его брови мрачно сведены к переносице, а морщины кажутся глубже в грубом свете настенной лампы.

Флер прошлого спадает – и мы предстаем друг перед другом настоящими.

Он сильно изменился. Я тоже.

Мы оба перемолоты в жерновах времени.

– Вызывали, Назар Его…

Громкий женский голос влетает в палату вслед за грохотом распахнувшейся двери, стреляет Назару в спину, которой он прикрывает меня от посторонних глаз.

Не выпуская мое бракованное тело из рук, словно оно может рассыпаться без поддержки, Богданов возвращает себе строгий образ доктора и нехотя оглядывается.

На пороге – дежурная медсестра. Замерла в растерянности, схватившись за ручку двери.

– …Егорович, – сипло выдыхает, потупив взгляд. Делает вид, что ничего необычного не заметила. – Извините, – добавляет с нотками сожаления, шока и неуместного огорчения.

– Да, Рита, вызывал. Нужно вколоть успокоительное Богдановой, – отчеканив невозмутимо и сделав акцент на фамилии, Назар возвращает внимание ко мне.

Придерживая меня одной рукой за талию, вторую – протягивает к подушке, поворачивает ее ребром и прислоняет к изголовью кровати. Заботливо помогает мне устроиться удобнее, полусидя, накрывает одеялом ноги, берет за руку, пальцем нащупывая пульс на запястье.

Назар спокоен и холоден, ведет себя как врач, словно не было никакого поцелуя несколько секунд назад. Может, и это мне приснилось? Но истерзанные губы горят так, что сомнений не остается – все произошло наяву. Просто Богданов умеет отключать эмоции, когда это необходимо, а я так и не научилась.

– Сейчас подготовлю. Минутку, – Маргарита неловко топчется на входе и почему-то не спешит выполнять поручение. – Еще что-то?

– Утром пригласи Жданова, – приказывает он медсестре, а дальше поясняет уже мне: – Он наш штатный психолог… – предупреждая мой протест, говорит грозно: – Это не обсуждается, Надежда. Его консультация входит в курс и обязательна для всех пациентов центра… Рита, поторопитесь! – рявкает, не отвлекаясь от меня.

Зверь захлопывается, отсекая нас двоих от внешнего мира. Сцепившись взглядами, сидим некоторое время неподвижно. Я почти не дышу, Назар хмурится.

– Пульс зашкаливает, – недовольно бубнит минуту спустя. Вскользь проводит пальцем по моему запястью, будто погладив, и отпускает руку. – Когда мы жили вместе, ты не кричала во сне. Давно у тебя ухудшения?

– После аварии я… – прикусываю язык и подбираю самую безобидную формулировку, чтобы Назар не успел навесить на меня медицинских диагнозов, – стала хуже спать.

– Хуже спать? – скептически выгибает бровь. – Ты все крыло на уши подняла, не говоря уже… обо мне, – добавляет сквозь зубы, стиснув челюсть так, что желваки играют на скулах. На доли секунды прикрывает глаза, массирует переносицу, а затем, стряхнув с себя человеческие слабости, продолжает безэмоционально, как машина: – После аварии, значит… Видимо, сильный стресс в совокупности с травмой усугубили твое состояние. Куда врачи смотрели?

– Я в порядке, – лгу, чтобы усыпить его бдительность. – Всего лишь приснился кошмар.

– У тебя нервный срыв, Надя, и это не норма, – импульсивно хватает меня за плечи, впиваясь цепким взглядом в мое бледное лицо. – Я слышал, о чем ты кричала во сне… Я всего лишь хочу тебе помочь.

Всеми способами он пытается достучаться до меня, но я только сильнее закрываюсь. Отчетливо помню первые месяцы после потери дочери – тогда Назар в панике затаскал меня по врачам. Лучшие и самые дорогие специалисты в один голос твердили, что у меня послеродовая депрессия и галлюцинации, выписывали транквилизаторы, от которых я медленно превращалась в овощ. Мне ничего не оставалось, как покорно согласиться со всеми вокруг – и замолчать. Лучше хранить переживания глубоко в душе, чем угодить в психиатрическую больницу.

Страх, что мне опять никто не поверит, выставив неадекватной, возвращается.

– Я не сумасшедшая, – испуганно выдыхаю Назару в лицо.

– Я не называл тебя так, – опомнившись, отпускает меня и отодвигается. Обреченно роняет голову, устремив взгляд в пол. – Я тебе не враг, Надя, и мне бы не помешала хотя бы крупица твоего доверия, – шепчет едва различимо.

– Я верю тебе… – касаюсь его опущенного плеча и поспешно уточняю: – как врачу. Просто боюсь, что после случившегося ты передумаешь и не будешь отпускать меня домой к сыну. Хотя ты обещал, Назар! – повышаю голос, призывая его сдержать слово.

– Хм… Наоборот, тебе бы не помешала смена обстановки, – окидывает задумчивым взглядом помещение. – Стены лечебного учреждения давят, палата чужая и некомфортная, а одиночество дает пищу для деструктивных мыслей. Так у нас ничего не выйдет. Для успешного лечения необходимы позитивные эмоции и здоровый фон. Как раз сын может тебе это дать. Я заметил сегодня, как ты оживала и сияла рядом с ним.

Легкая улыбка трогает его жесткие губы, и я не могу не отреагировать – мягко усмехаюсь в ответ, испытывая приятное умиротворение. Назар прав: даже упоминание о ребенке успокаивает и вдохновляет меня, придает сил жить дальше и бороться. В то же время, присутствие его сурового отца вселяет надежду.

Онемевшие пальцы машинально сжимаются на мужском плече, сминают стерильную белую ткань рукава.

Богданов садится вполоборота, накрывает мою руку своей, согревает, хочет сказать что-то еще, но медсестра опять врывается без стука. Мне приходится вспомнить о том, что я здесь пациентка.

Назар уступает ей место, молча наблюдает, как она ставит мне укол, измеряет давление и пульс. Бросает пару фраз, после чего Маргарита приносит какую-то таблетку и стакан воды. Покосившись на бывшего мужа и получив его одобрение, послушно выпиваю лекарство.

– Попробуй уснуть, завтра тебе пригодятся силы, – сдержанно дает мне рекомендации Назар и выходит из палаты вслед за медсестрой.

Падаю на подушки, некоторое время лежу неподвижно, невольно прислушиваясь к шорохам в коридоре. Не верится, что Богданов оставил меня одну. Просто ушел, прикрыв за собой дверь.

Разумеется, он поступил правильно. Как врач.

Почему же тогда в моей груди зияет дыра, а по венам разливается холодная пустота?

Тревога возвращается. Не могу сомкнуть глаз. Лежу, уставившись невидящим взглядом в потолок, и нервно тереблю пальцами край одеяла.

Хочется позвать Назара, но разве я имею на это право? Как я объясню свой порыв? Только опять взбудоражу и его, и весь персонал.

Здравый смысл побеждает в тяжелой борьбе с чувствами. Заставляю себя закрыть глаза, но тут же широко распахиваю их, когда в палату проникает тонкая полоска света. Тихие, осторожные шаги приближаются ко мне, резко затихают возле постели – и уходят куда-то в сторону.

В полумраке различаю очертания мощной фигуры. Опускается на неудобный стул в углу, вальяжно закинув ногу на ногу, ставит ноутбук на колени, открывает его – и свет от экрана ложится на волевое мужское лицо.

– Назар? – недоверчиво уточняю, думая, что он мне снится. Поворачивает голову, вопросительно вздергивает подбородок. – Что ты делаешь?

– Я поработаю немного, Надя, – небрежно сообщает, уткнувшись в монитор. – Надеюсь, свет от ноутбука не будет тебе мешать? Иначе я не успею до утра закончить твой график и выписать все назначения.

– Ты мог бы сделать это в своем кабинете, – чуть приподнимаюсь на локте и неуклюже перекатываюсь на бок. Наблюдаю, с каким важным видом Назар набирает какой-то текст.