7 февраля, суббота.

Сейчас, в оставшиеся несколько минут, я должна констатировать, хвала небесам, что «Волны» закончены. Я написала финальные слова «о Смерть!» 15 минут назад, а последние десять страниц накатала с таким рвением и опьянением, что казалось, будто я бегу и спотыкаюсь о собственный голос, и слышу только его, словно некоего оратора (как тогда в безумии). Я пришла в ужас, вспомнив голоса, которые раньше роились вокруг меня. Как бы то ни было, дело сделано, и я минут пятнадцать просидела в состоянии блаженства, покоя и даже немного всплакнула, думая о Тоби43 и о том, не написать ли мне на первой странице «Посвящается Джулиану Тоби Стивену (1881–1906)». Думаю, нет. Физические ощущения триумфа и облегчения! Хорошо это или плохо, но дело сделано и, как я почувствовала в конце, не просто сделано, а завешено, закончено, воплощено – да, пускай поспешно и очень фрагментарно, но я как будто поймала рыбу с крупным плавником, закинув сеть в волны, которые привиделись мне над пустошами Родмелла, когда я дописывала «На маяк» и поглядывала в окно44.

Что меня особенно удивило на заключительном этапе, так это свобода и смелость, с которой мое воображение подхватило, использовало и отбросило все заготовленные образы и символы. Я уверена, что их надо использовать именно так: не в качестве связующих элементов, как я пыталась сначала, а просто как образы, не функциональные, а намекающие. Таким образом, я надеюсь, что шум моря, птицы, рассвет и сад чувствуются интуитивно и подспудно выполняют свою функцию.

14 февраля, суббота.

Два дня назад я сделала завивку и, когда Несса45 высказала неодобрение, едва не впала в отчаяние. «Брошу миру вызов с кудрями», – отважно сказала я себе в шесть утра. Люблю свою тягу к экспериментам.

Вчера приходила Джанет Кейс46, сморщенная, похудевшая, потускневшая, постаревшая и явно очень бедная. Я обратила внимание на ее дешевые туфли и старую грязную бархатную шляпу. Наверное, ей уже за 70, но мне всегда кажется, что 45. Джанет цепляется за молодость. «Но мы вообще не видимся с молодежью», зато она читает Т.С. Элиота и т.д. Джанет не теряет рассудка, но боже мой – как грустно, когда наши учителя становятся нашими же учениками! Полагаю, у нее была гораздо более тяжелая жизнь, чем мне казалось: болезнь, нищета и в целом стесненность; все время наедине с Эмфи47; никакой роскоши и одна только мысль – это лишь догадка – бросить ей Эмфи или нет. Она жила у 91-летнего старика. Странное, цепкое, тревожное чувство вызывает подобная старость; лицо ее заострилось, побледнело, осунулось; глаза те же. Как я раньше ждала наших уроков, а потом еще были споры, переживания. Она сказала, что мы начали заниматься, когда мне исполнилось 17 лет. Она чувствовала себя неудачницей.

17 февраля, вторник.

Я чувствую, что мы, по сравнению с Олдосом48 и Марией49, неудачливы. Они сегодня уезжают на шахты и фабрики, в «черную страну50»; приехав сюда, они отправились в доки; хотят посмотреть Англию; собираются в Москву на Конгресс51, посвященный сексу; были в Индии; поедут в Америку; говорят по-французски; посещают знаменитостей, а я все сижу как жук в банке. Туман сгущается. У меня сломалась электрическая лампа (приходится жечь свечи). Господи, как мало я видела, делала, жила, чувствовала и думала по сравнению с Хаксли, по сравнению с кем угодно. Из года в год мы тут трудимся, читаем и пишем. Ни приключений, ни путешествий. Туман все гуще. Мы будто привязаны какой-то невидимой веревкой. Добавьте к этому мою гиперчувствительность к родственным узам. К Нессе, например. Думаю, она гордится собой; думаю, она самодостаточна; думаю, ее красоту восхваляют; думаю, что я ей не нужна; я думаю миллион вещей в минуту. Мое хвастовство мне же и вредит. Но я двигаюсь дальше – по «Волнам». Мое судно плывет вперед; качается на волнах среди пустых бутылок и клочков туалетной бумаги. Ох, а еще эти слуги: Лотти, миссис М. [поденщица]. Нелли устроилась с комфортом до конца жизни.

Мне надо написать сразу шесть статей, но о чем? И рассказ52. А он о чем? Мне нравится только моя способность чувствовать. Не будь я так несчастна, я бы и счастлива не была. Хаксли уже, наверное, подъезжают к Честерфилду [Дербишир], где возьмут интервью у менеджеров. Олдос берет жизнь в свои руки. Он «современный», невероятно спортивный и предприимчивый. Он сможет сказать, что не растратил молодость впустую. Небольшое раздражение – стимул для него. Смерть уже близко; все бессмысленно; надо хотя бы увидеть и прочесть все, что можно. Думаю, ни одна вещь не доставляет ему такого удовольствия, как мне. Лучшего утешения я найти не могу.

9 марта, понедельник.

В начале марта, уже больше недели назад, я отправилась к леди Розбери – пустой затхлый зал, буфет, пожилые дворецкие и пэры. Леди Р.53 молодая и короткостриженая. Лорд Ревелсток54 – образцовый джентльмен. Икра. Леди Оксфорд55. Любопытный свирепый взгляд, сильный и скованный. «Я знала вашего отца, вашу мать» и т.д. и т.п. Придет на чай. Хочет, чтобы я написала о ней книгу. Ощущение барабанного боя, грохота; скрежетания безжалостных клыков Этель; ее непреодолимого тщеславия и какой-то боли, будто бы детской тяги к празднику – «как безвкусно, как ничтожно» – она переживает провал «Тюрьмы»; у нее отчаянное, истерическое веселье; всего один подаренный букет; ее старая голова в потрепанном парике. Какими смешанными были мои чувства и какой измученной, замерзшей и разочарованной была я сама; в ушах звенело; ни тепла, ни уюта, ни легкости – сплошные усилия, напряжение и ощущение тщетности происходящего.

16 марта, понедельник.

Эти немногочисленные и довольно резкие записи, демонстрируют, как мне кажется, оборотную сторону «Волн», их откат. По утрам я пишу небольшие статьи, а сегодня должна была делать наброски «Великих домов56», но у меня нет материала. Днем постараюсь взглянуть на дома Карлайла57 и Китса58. Завтра я обедаю с Джорджем59 и Маргарет, чтобы познакомиться с Ротенштейнами60. Мисс Холтби61 пишет обо мне книгу. Так и живем в ожидании, что выглянет солнце и запоют птицы, а мы, очень надеюсь, завершим этот круговорот трехнедельным отпуском. Я очень его жду. Никогда еще, кажется, я не работала так усердно, как в этом году. В эмоциональном плане я постоянно вынуждена проявлять некоторую сдержанность в отношениях с Нелли; и всего одна только яркая вспышка – вечеринка62 леди Розбери с Этель, с этой доблестной и суровой, старой как мир женщиной. С ней очень приятно иметь дело. И я уважаю ее способность игнорировать меня. Она сказала, что начала читать декана Инджа63, когда поняла по моему измученному, холодному и грубоватому тону, что «все кончено». Сила собственных чувств дарует ей власть над людьми и толкает вперед, но также на безрассудства. Пресса улюлюкает, освистывает ее. Неважно. У Этель уже новые планы. Интересно, что она сама думает о своей музыке?! Она опускается до объяснений в «Time & Tide64», и это выглядит жалко. Нет, не могу я писать сегодня утром.