О боже, у меня есть 20 минут, но я больше не могу заниматься корректурой. С каким же удовольствием я нырну в художественную прозу и свободу, когда все это закончится! Тут же пришел какой-то американец и предложил мне писать статьи за большие деньги. Я вчера вечером (говорю шепотом) послала Нессе чек на £100, а Леонард дал матери и Филиппу572 по £50. Полагаю, £100 – сейчас самая надежная вещь в жизни Нессы, и они, надеюсь, избавят ее от всяких хлопот; Клайв говорит, что им надо сократить расходы на £600 в год. Роджеру завтра предстоит операция, говорят, неопасная. Уставший до смерти Адриан чуть было не упал в обморок на улице, но все равно зашел к Нессе, попросил воды и скоротал у нее вечер из-за капризов своей Дорис [Чепмен]. Фрэнсис как в воду глядел, назвав ее девушкой сомнительной репутации; как по мне, она похожа на треску. Мы едем в Монкс-хаус, а там блохи, тараканы и, говорят, мыши.
11 июля, понедельник.
Беру новую ручку и начинаю с чистого листа; хочу зафиксировать неоспоримый факт, что я перевязала зеленой резинкой рукопись книги «Обыкновенный читатель. Серия 2», и вот она лежит перед мной, готовая к печати, а на часах без десяти минут час. Есть лишь ощущение тяжести проделанной работы, но не славы. Рискну заявить, что это довольно приятная для чтения книга, но все же вряд ли я напишу еще одну такую. Надо найти более быстрый способ формирования сборников из статей. К счастью, делать это придется не сейчас. Теперь я возьму отпуск. Но что же я буду писать потом? Надо сесть и подумать.
13 июля, среда.
Мне снился многообещающий роман. Возможно, так и надо сочинять [во сне]. Сегодня чертовски жаркий день, а Клайва попросили отвезти Мэри Бейкер в «Claridge’s» [отель].
– О, не сочтите меня легкомысленным… Кстати, позволь узнать, кто приезжал на ужин…
– Какая-то юная леди, а еще Морган, и Л. понравилось.
Кажется, это был последний наш званый ужин573.
Я уже по привычке размышляю о том, как поднять себе настроение, и начну с прогулки в одиночестве по Риджентс-парку сегодня днем. Зачем, спрашивается, делать то, чего не хочется, – например, покупать шляпу или читать книгу? Старик Джозеф Райт574 и Лиззи575 – вот кого я действительно уважаю. В любом случае я надеюсь, что второй том придет сегодня утром. Райт – составитель словаря диалектов, живший ребенком в работном доме, поскольку его мать работала поденщицей. Он женился на мисс Лиззи, дочери священника. И я только что с уважением прочла их любовную переписку. Он говорил: «Всегда угождай себе, тогда хотя бы один из нас будет счастлив». А она говорила: «Скрепляй детали в одно целое и соблюдай пропорции», – размышляя о браке с Джо. Странно, как редко встречаются люди, которые говорят то, что могли бы сказать мы сами. Их отношение к жизни во многом совпадает с нашим собственным. Джо – плотный крепкий мужчина. «В некоторых отношениях я неповторим», – говорил он. «Мы должны оставить потомкам хоть что-то о Джо и Лиззи». Он привез свою старую работящую мать в Оксфорд; она считала, что из Всех Душ576 получится неплохое сообщество. У нее была тяжелая рука, и она била мальчишек. Он пишет об учебе. Иногда мне самой хочется иметь образование. Изучать звуки и диалекты. Но какой в этом толк? Я хочу сказать, что с таким разумом, как у него, можно было бы создать нечто прекрасное. Да, и ведь есть еще достижения науки, которые останутся в истории навсегда. Сейчас все знают о диалектах, и это благодаря его словарю. Он – грубый и крепкий вариант Сидни Вебба и Уолтера Лифа577; носатый, волосатый, но более юморной и напористый, чем они. Мог работать всю ночь, помыться и просидеть за работой еще целый день. Мисс Вайс578, наставница Тови579, свела их вместе, заставив Лиззи бросить ухаживать за цветами в доме священника и уехать в Оксфорд. Она женщина с характером. Не приняла предложение Джо о работе, ибо он заставлял ее чувствовать себя медведицей на цепи. Но замуж за него вышла. В 1896 году они заблудились в лесу возле деревни Вирджиния-Уотер [Суррей]; сидели целый час и вели мучительные разговоры, после чего она приняла его предложение; встретили пекаря, сели в его телегу и вернулись к мисс Вайс. Захватывающая история. Джо все знал о слугах. Он сам научился читать в 14 лет и у себя в спальне учил грамоте мальчишек, работавших на мельнице, за 2 пенса в неделю; судя по всему, он был угрюмым, но очень чувствительным человеком. Доказательством того, что я хотела бы увидеться с Джо и Лиззи, является мое желание написать ей прямо сейчас. Представляю ее прекрасное лицо с большими яркими глазами. Интересно, что же будет во втором томе?
14 июля, четверг.
«Невосприимчивость», – сказала я себе полчаса назад, откинувшись в кресле. Вот в каком состоянии я нахожусь (или находилась). Это святое спокойное приятное безупречное чувство – быть невосприимчивой к ударам, потрясениям, страданиям; быть вне зоны поражения; иметь достаточно средств и возможностей для существования, чтобы не прибегать к лести и не эксплуатировать успех; не принимать приглашений; не обращать внимания на похвалу других людей; чувствовать, что мне вполне достаточно сидеть и дышать в одиночестве за своей ширмой; быть сильной, удовлетворенной; позволить Нессе и Дункану уехать в Париж и не завидовать; чувствовать, что никому до меня нет дела, что я добилась определенных вещей и теперь могу успокоиться; быть хозяйкой своего времени; ощущать невосприимчивость ко всем высказываниям обо мне и претензиям в мой адрес; радоваться обеду наедине с Леонардом; иметь свободное время в середине дня; читать письма Кольриджа580. Невосприимчивость – это возвышенное состояние, которого я бы могла достигать гораздо чаще, чем сейчас.
16 июля, суббота.
Стелла Бенсон581 вчера вечером – все такая же тихая, сдержанная, бледная, напряженная, как обычно, и такая же глухая; с пристальным честным взглядом; она сказала, что была на многих вечеринках. «Я обычно просто молчу. Чувствую, что никто из этих людей не имеет значения. Они говорят, как им понравилась моя книга… Меня наградили медалью. Пожилой джентльмен не смог вспомнить, за что именно. Просто приколол ее к лацкану. Обе мои собаки умерли. Мне нравилось, как одна из них прыгала, но это был лишь симптом болезни Стэннарда [?]. В августе я возвращаюсь на Линлон (или как-то так), грязевой остров [?]. Ненавижу Гонконг. Там играют в игры. В резиденции губернатора выдают список игр, и нужно поставить галочку напротив той, в которую играешь. Но можно и не участвовать. Именно так мы с Джеймсом582 и поступили, поэтому и сидели вместе без дела». У нее манера говорить очень тихим, но настойчивым голосом; потом она откашлялась и продолжила – мягко, но терпеливо и настойчиво. Она вся поблекла, даже ее голубые глаза бесцветны. В то же время она практична, реалистична; говорила, разумеется, о «Пирни» [Нэнси Р. Пирн] – с неприязнью – и о зарабатывании на жизнь рассказами, и о «Harpers583», и о много чем еще; говорила по делу, как женщина из рабочего класса. Потом улыбнулась своей очаровательной уверенной улыбкой. В гостиной стемнело, и она сидела, откинувшись на спинку кресла, и, не переставая, рассказывала нам очень тихим тоном о работорговле в Гонконге; о Джеймсе и его маленьком китайском эсминце, на котором служат бывшие английские офицеры; о том, как они преследуют парусные суда, которым ни за что не скрыться от погони; они выбрасывают тюки с хлопком и фланелью, и те не тонут; Джеймс поднимается на борт и обнаруживает, что палуба завалена опиумом, героином; мужчина кричит: «Эта маленькая посылка для моего отца. Отдайте». Тогда все остальные мужчины говорят, что цемент и прочее – это подарки тетушкам. Постоянно происходят столкновения. Китайские самолеты пролетают очень низко. Стрельба из револьверов. Она сидит у себя на кухне. Все жители толпятся вокруг, считая, что англичане не представляют угрозы, предлагают купить яйца. Китайские генералы приходят пообедать и ставят винтовки по обе стороны от стульев; посылают на кухню солдат проверить, что еда не отравлена. Она много пишет. Сказала, что должна мчаться домой в своем маленьком «Morris Cowley584» и написать 8 страниц ежемесячных заметок для «Time & Tide585». «Зачем?» – спрашиваю я. За это хорошо платят. Она купила дом в Кенсингтоне. Вернется на два года с Джеймсом, который станет просто О’Горманом. Вся такая серьезная, усталая, целеустремленная. Она мне нравится, и я была рада подписать ее экземпляр «Волн».
