— А у меня скейтборд! — похвалился Олег, глядя на её красные туфельки. — Вчера мне на день рождения дядя подарил.
— А у меня самокат! Вот. — Бабушка говорит, что самокат лучше. — У тебя нет руля. Только синяя доска.
— Я ногами рулю. А он сам едет. — Подал он ей синюю доску на колесиках. — На! Катайся. Мне не жалко.
Вот опять появилась белка.
Эта рыжая обыкновенная белка, с черными глазами, похожая на Олю, жила в парке, что рядом с заповедником. Оля звала её «белочка-Людочка», как свою новую подружку по классу. Оля приносила рыжей попрыгунье Людочке угощение. И белка поджидала её, спускалась по веткам солнечной сосны. А Оля подходила совсем близко и фотографировала. Её белочка не боялась, потому что пальцы у девочки были тёплые, и ладонь всегда ждала, пока белочка заберёт все орешки.
Оля достала орешки из красной сумочки и, наблюдая за белкой, присела, протянула ладонь, на которой красовались настоящие кедровые орешки.
— Привет, белочка-Людочка! Ты скучала? Вот я пришла.
«Цвик-цвик. У моей подружки подросли бельчата».
— Сколько их? — протягивала девочка орешки на ладони.
«Три. Цвик, цвик, цвик. Эти орешки я бельчатам отнесу».
— Чудненько! А орешки непростые, всё скорлупки золотые, Ядра чистый изумруд, — напевала Оля на свой лад и думала: «Какая-то белка необычная, домашняя что ли? Не дикая, людей не боится. Прискакала за орешками, всё понимает, ждёт, вот хитрулька».
«Цвик-цвик. В парке в дереве мой дом, мне уютно очень в нём. Хочешь, я расскажу тебе, как я превратилась в белочку? Гуляла я в лесу. Была я девочкой. И заблудилась. Села, опустила голову и заплакала. Прискакала большая белка и дала мне волшебный орешек. И я уснула. Проснулась я, а у меня хвостик беличий, ушки-кисточки, глазки-бусинки. Теперь здесь в дереве мой дом».
— Я тебе ещё принесу, подожди меня, возьму у бабушки, — сказала Оля и подумала: «Есть сказка про маленького Мука, когда он, съев яблоки с волшебной яблони, стал вдруг летать, как воробей. А это вот про белочку».
Оля крикнула:
— Иди сюда, бабушка! Скорее!
Любовь Александровна поднялась со скамейки и идёт к ней, поглаживая ногу:
— Оля, вернёмся домой?
— Ещё полчасика, бабулечка. Ладно? Дай, пожалуйста, орешки.
Оля возвратилась к белочке. Белка медленно спустилась ниже, ближе. Но как только девочка шагнула к ней, белочка опять оказалась на ветке. Потом девочка застыла, и белочка застыла, замерла.
Бабушка улыбалась, наблюдая за игрой зверят и ребят. Дети разговаривают с белочкой — чудеса. Любовь Александровна угостила детей печеньями и орехами, она жалела Олега, он рос без отца. А в пятом классе Олег читал медленно, не мог овладеть дробями. Ей кажется, что он не глуп, но избалован и поэтому ленив. Она тридцать лет отработала в школе и детей понимала.
Эта игра Оле так понравилась, она удивлялась, как белка неслышно проскакивала сквозь ветки, рыжая, как солнечный шар. И девочка терпеливо ждала пушистого зверя, пока и он к ней привыкнет и перестанет бояться.
Чудно, как лесная белочка всё понимает. Белочка прыгнула раз, прыгнула два и оказалась рядом. Маленькими лапками она поспешно схватила кедровый орешек. Вдруг исчезла со своей ношей. Возвращалась, подпрыгивала к ладони, цап орешек — и за дерево.
Олег наблюдал, как Оля, играя, подружилась с белочкой, и ему захотелось потрогать зверька. Он бросил свой скейтборд. Роликовая доска покатилась сама по себе. Он догнал, перевернул, глядя на алюминиевый трак со стальными прутьями, посмотрел, подумал, какое крепление у четырёх колес. И, бросив свою машину, подошёл к сосне, где была белочка, присел. Белочка взмахнула рыжим хвостом и парашютом спустилась на землю. И застыла, недоверчиво и пытливо глядя ему прямо в глаза. Он, обрадовавшись, протянул ладонь к белке. Она заглянула в его ладонь:
«Цвик-щёлк!» — Белка пристально, не моргая, смотрела на него.
— На! Бери орех! На! Мне не жалко, парашютистка! — Угощал Олег. — Я шершня даже мёдом кормил.
«Цвик-щёлк! Мальчик не жадный», — прощелкала белка, но орех не взяла.
— Ах ты! Рыжая, конопатая, хитрая зверушка! Тебе золотой орех нужен? — Обиженно отдёрнул руку он. — Хвост рыжий, конопатый. Мой дед охотник! Он тебя поймает! — погрозил Олег кулаком.
Белка взмахнула хвостом раз-два и вдруг прыгнула на скейтборд и покатилась.
— Смотрите! Смотрите! Белка на скейтборде! — от радости Олег запрыгал на месте. — Ловите!
— Стой! — крикнула Оля. — Я фоткаю.
— Кого?
Скейтборд ехал-ехал и уперся в сосну. Белка взметнулась вверх по стволу. И вот она уже на большой лапе сосновой качается.
Оля успела сфотографировать белку на скейтборде, на дереве, на земле.
«Цвик-щёлк! По доскам прыгаете, а по веткам прыгать не умеете. Смешно». — Белка прыг на ветку и спряталась. Упала сосновая шишка, подпрыгнула как мячик.
Отчаянно прыгнув на скейтборд, Олег помчался. Но доска вильнула. Перевернулась. И он упал.
Оля подбежала к Олегу:
— Зачем ты хочешь поймать мою белку? Она тебе мешает! — брови её опустились, глаза почти закрылись, словно это в неё был брошен камень. И вдруг увидела у него кровь на ободранной ладони. — Тебе больно?
— Я не девчонка! Я ничего не боюсь! Мне не больно! — крикнул он, однако, не вставая.
Вдруг подлетел большеглазый чёрно-жёлтый шершень.
— Я даже шершня поймал! Хочешь, поймаю!? А ты знаешь, как кричит шершень? «У-у-у!» Как труба. Он у меня жил в трёхлитровой банке. Он был такой большой! Вот, как мой палец.
— Ты его сфоткал?
— Мой телефон не снимает, — Олег дул на поцарапанную руку и думал: «Почему с ней белка дружит, а со мной нет?»
— А куда ты шершня дел? — удивилась Оля.
— Съел.
— Олег — ты слон! Нет, ты бельчонок в посудной лавке! — не вытерпела, засмеялась Оля, глядя на его клетчатую, как у клоуна, футболку. — Он же кусается, как пчела!
— Шершень сильнее пчелы в десять раз! Отпустил я его. А в банку посадил хомячка. Он всё ест, даже колбасу «докторскую».
Подошла Любовь Александровна в вязанной бежевой безрукавке и спросила:
— Как будет по-русски, если белочка — это мальчик?
— Белок, бельчак, бельчук.
— Бельчонок.
— А если он вырос?
Дети переглянулись и пожали плечами.
— «…Милый дедушка, а когда у господ будет ёлка, возьми мне золоченый орех и в зелёный сундучок спрячь». — И вдруг, хитро прищурившись, спросила: — Кто сочинил?
— Ванька! Мы это уже проходили, читали, — радостно крикнул Олег, поднимаясь. — Он адрес написал «На деревню дедушке».
Солнце высветило царапину. Бабушка Люба наклеивала на ранку пластырь и говорила:
— Ванька в рассказе «Ванька» писал письмо дедушке на деревню. Антон Павлович написал больше 60 рассказов. И еще Чехов писал: «… Почитайте старших не потому, что за непочтение угощают берёзовой кашей, а потому, что этого требует справедливость».
— Мой скейтборд самый быстрый!
— Как по-русски «скейтборд»? — Спросила учительским тоном бабушка и сама ответила: — Борд — это просто доска. Скейт, значит, скользить, кататься.
— Летающая доска! Доска — скороход.
— А белку ловить — только ножки отбить. Пусть живёт на свободе. Угощайся орешками, охотник.
Оля кружилась, глядя на верхушки деревьев, и пела: «Пушистым хвостиком взмахну — тепло своё вам подарю. А может быть, станцую и спою».
Олег вскочил на свою доску с колёсами, поехал и опять чуть не упал, но вовремя спрыгнул и думает: «Как подружиться с белкой? Я ей тоже орехи даю, а она не берёт у меня. Эта белка, наверное, девчонка. Девчонки всегда между собой дружат. Может ей песню спеть?»
Бабушка любовалась тем, как дети радовались. И ей казалось, что мир между детьми налажен, и она думала: «Есть заповедные места, где дети и белки не боятся друг друга, и где дружба дороже золотого орешка».
В сентябре Оля в школе показала фотографию Людочке «Белка на скейтборде» и так её удивила, что она тоже стала фотографировать зверят.