Процессия добралась до высокого пограничного столба и остановилась. Ри спешился и со смехом приказал лорду:

– Ну, давай, пори скорее! Чтобы никто потом не говорил, что Лахлан Мак-Кьюинн не любит, когда ему напоминают о его обязанностях!

На нем были лишь килт и плед, а грудь оставалась обнаженной. Обращаясь к лорду, он стащил плед, и тот повис у него на поясе. На его плечах и руках не было живого места от красных ссадин.

Лорд нерешительно спешился.

– Вы уверены, Ваше Высочество? – спросил он с тревогой. – Прошло уже много лет с тех пор, как у нас в последний раз были Общие Скачки. Я не хотел бы выказывать неуважения…

– Порите, милорд, – весело велел Лахлан. – Если уж я собираюсь возродить все старые традиции и обычаи, то не могу не вернуть единственный, который задевает меня, а не ваши кошельки. У меня широкие плечи, клянусь, мне это нипочем.

Лорд печально улыбнулся.

– Как скажете, Ваше Высочество.

Он поднял кнут и трижды ударил по пограничному столбу, а потом с размаху опустил его на голые плечи Ри.

– Проклят будет любой, кто забывает границы страны, будь то раб, лорд или Ри, – закричал Лахлан. – Клянусь своей кровью, что всегда буду соблюдать права народа этого графства. С благодарностью принимая Ламмасскую десятину, обещаю охранять его как собственное дитя. Ибо я ваш Ри и ваш отец, обязанный уважать и защищать вас.

Толпа одобрительно заревела, и Лахлан отошел от пограничного столба. Три самых красивых девушки графства с цветами и колосьями, вплетенными в волосы, робко и гордо прошли через толпу. Одна несла воду и чистую ткань, чтобы вымыть его окровавленную спину, другая флягу с виски, чтобы он выпил, а третья – маленькую куколку, сделанную из колосьев и перевязанную цветами. Они промыли его рубцы и очень осторожно снова натянули плед на иссеченные плечи.

Мегэн торжественно спустилась из своей коляски и благословила хлеб, яблоки и озимую пшеницу, которые поднесли ей ребятишки, с грустной улыбкой сделав над их головами знак Эйя. Гита позволил им потрепать свою шелковистую коричневую шубку, а потом старая колдунья неуклюже забралась обратно в экипаж, тяжело опираясь на свой посох.

– Теперь в следующую деревню! – воскликнул Лахлан. – Да уж, хотелось бы мне, чтобы земли Мак-Кьюиннов не были столь обширными. Если я под конец не свалюсь с лошади от порки, то от всех стаканчиков, которые они подносят мне, точно свалюсь!

Прионнсы засмеялись.

– Ну, если у вас будет достаточно твердая рука, чтобы сегодня вечером подписать Пакт о Мире, нам нет до этого никакого дела! – выкрикнула Маделон Ник-Эйслин.

– Вам-то, может быть, и нет, а вот мне есть, – с улыбкой отозвалась Изолт. – Слишком много живительной воды, и он не сможет выполнить свои обязанности перед женой.

Все снова рассмеялись, и Энгус Мак-Рурах заметил:

– Ну, судя по вашему виду, Ваше Высочество, у вас нет причин жаловаться!

Черная волчица, сидевшая рядом с его лошадью, обнажила зубы в широкой ухмылке, как будто тоже поняла и оценила шутку.

Изолт с мечтательной улыбкой погладила свой уже заметный живот. Они поехали дальше, а следом загремела телега, доверху нагруженная десятиной Ри, поскольку Ламмас был не только праздником первого урожая, но и днем уплаты налогов и податей. Лахлан ехал по своей собственной земле, по холмам и лугам, окружающим Лукерсирей, и он ехал собирать свою десятину.

Дайд, держа в руках шляпу, поклонился толпе и запел:

Собираем мы сегодня

Урожай плодов!

Нет прекраснее награды

После всех трудов.

И землю мы пахали,

И сеяли зерно,

Косили мы и жали,

Ходили на гумно.

Благослови же Эйя

Очаг наш и наш дом,

И тех, кто этот праздник

Своим создал трудом!

Тени уже стали удлиняться, когда они наконец вернулись обратно в Лукерсирей, все изрядно навеселе от виски, которое фермеры и землевладельцы усердно подносили им до самого конца. Дворцовый парк был увешан фонарями, которые все разом по мановению руки Мегэн весело загорелись, когда процессия Ри въехала на длинную обсаженную деревьями аллею. По всей огромной площади были расставлены полосатые лотки, с которых раздавали ламмасские лепешки и ламмасский эль. Учеников Теургии угощали желе из бельфрута и печеными яблоками, а для тех, кто не придерживался вегетарианства, как члены Шабаша, на вертелах жарились кабаны.

Лахлан улыбнулся при виде ребятишек, бежавших за лошадьми и звавших его и Изолт. Порывшись в своем спорране, он бросил им пригоршню золотых монет, и дети с криками бросились подбирать их.

Томас вместе с Джоанной уже ждали Ри у входной двери, но Лахлан замахал на них руками, сказав:

– Зачем разрешать им пороть меня, если я по приезде домой со всех ног брошусь к лекарям? Нет, это почетные раны. Я должен терпеть их спокойно.

Он спешился, слегка поморщившись, и сказал Изолт:

– Единственная, от кого я приму заботу, это ты, леаннан . Пойдем, помоги мне переодеться, а то до чего же болят эти ссадины!

Изолт подождала лишь, пока к ним не подъехала коляска с колдунами.

– Доннкан, малыш! – позвала она. – Иди к маме. Сегодня вечером я сама покормлю и искупаю тебя. Пусть бедняжка Сьюки отдохнет на празднике.

– Ох, благодарю вас, Ваше Высочество! – воскликнула Сьюки. – Это точно? Я вполне могу сначала уложить Доннкана…

– Нет, иди, – сказала Изолт. Она подхватила малыша и взъерошила его огненно-рыжие кудряшки. – Пойдем, маленький негодник! Думаешь, я не видела, что ты опять пытался улететь от Сьюки? Ты очень непослушный мальчик!

Перед пиром должен был состояться Ламмасский Собор, поэтому, вымывшись и переодевшись, Изолт и Лахлан отправились в главный зал, где уже собрались все прионнсы. В зале стоял тихий гул разговоров, мгновенно смолкнувший при появлении Ри и Банри, и серебристо-голубая комната огласилась приветственными возгласами и хлопками.

– Да здравствует Ри! Да здравствует Банри!

– Слант матир!

– За мир и счастье!

Этот Ламмасский Собор был самым мирным и согласным за много лет, и самым необычным. Вместе с прионнсами и лордами за столами сидели представители всех основных рас волшебных существ, за исключением Фэйргов.

Здесь была Облачная Тень вместе со своим дедом, Звездочетом. Корриганка Санн представляла свой народ, а рощица древяников стала настоящей головной болью для слуг, постоянно выметавших прутья и листья, которыми те усыпали весь коридор. В углу реяли нимфы месмердов, и их фасетчатые глаза передавали все происходящее их старшим, остававшимся на болотах.

Сиили приехал к дворцовым воротам на коне-угре и теперь настаивал на том, чтобы его пропустили внутрь, невзирая на слизистые лужицы, которые он оставлял за собой. Хобгоблины, болотники и брауни играли в прятки среди мебели, а клюриконы развлекали собравшихся импровизированным музыкальным представлением. Нисс пришлось выгнать на улицу после того, как они своими проказами устроили настоящий переполох. Теперь они бесчинствовали на ярмарке, устроенной в парке, переворачивая кувшины с бельфрутовым соком, таская ламмасские лепешки и выхватывая цветки из причесок дам. В зале осталась одна Элала, качавшаяся на волосах Лиланте и отпускавшая насмешливые комментарии о запахе, волосатости и уродливости собравшихся там мужчин и женщин. Хотя, кроме Лиланте и Ниалла, маленькую ниссу все равно никто не понимал, древяница заливалась краской и пыталась утихомирить ее.

Среди присутствующих была даже предводительница сатирикорнов с буйной гривой волос, единственным острым, как шпага, рогом и ожерельем из зубов и костей, свисающим между тремя парами ее грудей. Утром она до отвала наелась мяса с кровью, а потом очень смутила солдат, с легкостью заняв первое место в ежегодном турнире борцов.

Переговоры о подписании Пакта о Мире шли уже долгие месяцы, так что сегодняшнее собрание было заключительной формальностью. Тем не менее герольд зачитал длинный список условий, часть которых толпа приветствовала громкими криками, а по поводу других отпускала сатирические замечания. Были пересмотрены границы всех земель, а Брангин Ник-Шан, племянница Гвинет, была объявлена единоличной правительницей Шантана. С благословения Энгуса Мак-Рураха Двойной Престол разделили. Мелисса Ник-Танах нехотя позволила своей тетке, Маделон Ник-Эйслин, снова принять на себя ответственность за Эслинн, признав, что ее дед не имел никакого права владеть краем лесов лишь потому, что женился на одной из Ник-Эйслин и женил своего сына на другой. Поскольку этот вопрос давно был камнем преткновения в семье, такое решение было встречено с огромной радостью и облегчением.