Давайте начнем с самого простого примера из возможных. Последовав примеру Бастиа[1], разберем случай с разбитым оконным стеклом.

Мальчишка бросает камень в окно пекарни. Выбегает разъяренный владелец, но парня уже не видать. Собирается толпа и с тихим удовлетворением глазеет на зияющую в окне дыру и осколки, разлетевшиеся по витринам с хлебом и пирогами. Через какое-то время у собравшихся возникает желание пофилософствовать. Несколько человек почти наверняка напомнят остальным или пекарю, что в конце концов у этого злоключения есть и положительная сторона. Разбитое окно даст работу стекольщику. Как только эта мысль приходит в голову, люди начинают ее развивать. Сколько стоит новое оконное стекло? Двести пятьдесят долларов? Это будет немалая сумма. Хотя если бы оконные стекла никогда не бились, то чем бы тогда занимались стекольщики? У стекольщика появятся дополнительные 250 долларов, которые он потом потратит, а продавец, который, в свою очередь, получит их, потом также что-то купит на них, и так до бесконечности. Получается, что разбитое окно будет способствовать обеспечению деньгами и занятостью постоянно расширяющийся круг участников экономического процесса. Если рассуждать таким образом, то можно прийти к логичному заключению, что мальчишка, разбивший стекло камнем, далек от того, чтобы быть угрозой обществу, а, напротив, выступает его благодетелем.

Теперь давайте посмотрим на это происшествие с другой стороны. По крайней мере, в первом своем выводе люди из собравшейся возле пекарни с разбитым окном толпы были правы. Этот мелкий акт вандализма, прежде всего, обеспечит работу стекольщику. Узнав об этом инциденте, он огорчится не больше, чем гробовщик, которому рассказали о чьей-то смерти. Но владелец пекарни лишится 250 долларов, отложенных, к примеру, на новый костюм. Ему придется отказать себе в покупке костюма (или какой-нибудь другой равноценной потребности или роскоши), поскольку ему нужно будет заменить стекло в окне. Вместо окна и 250 долларов у него теперь будет только окно. И если он собирался купить себе костюм в тот же день, то теперь вместо окна и нового костюма ему придется довольствоваться только окном, без костюма. Так как этот булочник – равноправный член общества, то можно сказать, что общество потеряло новый костюм, то есть стало на один костюм беднее.

Словом, работа для стекольщика равносильна в данном случае отсутствию работы для портного.

Они забыли о нем именно потому, что он не появился непосредственно в этой сцене. Через день или два они увидят новое окно. Но они уже никогда не увидят новый костюм на булочнике, потому что его никогда не сошьет портной. Обыватели видят лишь то, что видно невооруженным глазом.

Итак, метафора о разбитом окне экономически не состоятельна. Она ни что иное как заблуждение, которого, казалось бы, каждый мог избежать его, если немного поразмышлял. Но именно это заблуждение стало самым устойчивым в истории экономики. Сегодня оно угрожает обществу больше, чем когда-либо. Каждый день миф о благих экономических последствиях разрушения торжественно подтверждается промышленными магнатами, представителями торговых палат, лидерами профсоюзов, авторами первых газетных полос, обозревателями, комментаторами на радио и телевидении, профессорами экономики ведущих университетов мира, эрудированными аналитиками, использующими усовершенствованные методы. Все они, каждый по-своему, рассуждают о преимуществах разрушения.

Хотя для некоторых из них презрительно говорить о чистой прибыли от небольших актов разрушения, они видят практически бесконечные преимущества в разрушениях глобального масштаба. Например, они считают, что с экономической точки зрения пребывать в состоянии войны лучше, чем в состоянии мира. Они находят объяснение развязыванию войн как необходимое условие для достижения «чудес производительности». Они видят мир процветающим за счет «накопленного» или «усиленного» спроса. Это они радостно подсчитывали в Европе дома и целые города, сровненные после Второй мировой войны с землей, которые «нужно было заменить». В Америке они подсчитывали дома, которые не могли быть построены во время войны, нейлоновые чулки, которые не могли быть поставлены, изношенные автомобили и шины, устаревшие радиоприемники и холодильники. Они подсчитали громадные суммы.

Они имели дело со старым известным нам заблуждением о выгоде от разбитого окна, правда, уже в новом обличье, до неузнаваемости растолстевшем. На этот раз оно было подкреплено целым рядом родственных ему заблуждений.

Оно утверждает: чем разрушительнее война, чем больше она обедняет, тем выше послевоенная потребность. Несомненно. Но потребность и спрос не одно и то же. Эффективный экономический спрос предполагает не только потребность, но и соответствующую покупательную способность. Сегодня потребности Индии несравненно больше, чем потребности Америки. Но покупательная способность первой и, следовательно, возможности для развития «нового бизнеса» несравненно меньше.

Если не учитывать этот нюанс, есть вероятность попасть в ловушку еще одного заблуждения, за которое часто хватаются сторонники метафоры разбитого окна. Они думают о «покупательной способности» только с точки зрения денег. Сегодня можно производить деньги при помощи печатного станка[2]. Пока я пишу эти строки, центробанки государств печатают деньги. Фактически печатание денег стало крупнейшей в мире отраслью промышленности, если производимую продукцию оценивать с точки зрения денег. Однако, чем больше денежная масса, тем больше деньги обесцениваются. А чем больше дешевеют деньги, тем больше дорожают товары. Но так как человечество настолько непреклонно в своей привычке думать, что богатство и доход связаны только с деньгами, то люди действительно начинают считать себя богаче, когда денежная масса увеличивается, несмотря на то что они уже не могут позволить себе купить того же, что раньше.

Большинство «хороших» результатов в экономике, которые в свое время были оценены как последствия Второй мировой войны, на самом деле объясняются инфляцией военного времени. Таких же показателей можно добиться с помощью инфляции и в мирное время. Мы вернемся к теме денежной иллюзии позже, а пока обсудим заблуждение об «усиленном» спросе. Оно так же, как и заблуждение, связанное с разбитым окном, правдиво только наполовину. Разбитое окно обеспечило стекольщика работой. Разрушения, произошедшие во время войны, также обеспечили работой производителей определенной продукции. Строительные компании получили новую работу – начали восстанавливать разрушенные дома и города. Невозможность во время войны выпускать автомобили, радиоприемники и холодильники породила кумулятивный послевоенный спрос именно на эти товары.

Многим в обществе казалось, что это свидетельствует об увеличении общего спроса, как это отчасти было с обесценившимися долларами. А на самом деле это было отклонение спроса в сторону товаров, указанных выше. Европейцы строили особенно много домов, потому что должны были это делать. Но чем больше домов они строили, тем меньше рабочей силы и производственных возможностей у них оставалось на все остальное. Когда они покупали себе жилье, у них не оставалось денег на что-то еще. Если уровень производства рос в одной отрасли, то, соответственно, он снижался в другой (за исключением тех случаев, когда производственная энергия возникает из острой потребности).