Литмир - Электронная Библиотека

Только состоятельные люди могли позволить себе посещать это элитное заведение, однако не все клиенты были утонченными дамами и господами. Группа молодых людей, явно богатых и пьяных, подошла к Хеди и, бросив какое-то непристойное замечание, спросила, зачем ей «этот старик». Фриц медленно отодвинул свой стул, пристально вглядываясь в парней. Почти сразу же появились двое из его телохранителей, но Фриц жестом остановил их, приблизился к юноше, задававшему тон, и шепнул ему что-то на ухо. Молодой человек кисло улыбнулся и попытался положить руку на плечо Хеди.

Удар Фрица был молниеносным и разящим; парень рухнул навзничь. Фриц взял Хеди под руку, пробормотал извинения своим спутникам, и они спокойно покинули «Кабаретт Симпл».

Фриц вел «Мерседес»; пережитый эпизод ничуть не повлиял на его настроение. Он привык осмотрительно решать любые проблемы. Сидевшая рядом с ним Хеди постепенно успокоилась: присутствие Фрица внушало уверенность. Когда они остановились перед ее домом, он открыл дверцу со стороны Хеди, чтобы помочь ей выйти. Приблизившись к ней, Фриц почувствовал внутреннее кипение, его дыхание участилось, но он постарался это скрыть. Фриц коснулся щеки Хеди тыльной стороной пальцев: ее мягкая кожа походила на шелк; ее взгляд был странным и загадочным, а зеленые глаза – чересчур зелеными. Уличное освещение позволило заметить красивые, стройные и желанные ноги под юбкой. Он слегка погладил Хеди по спине, надеясь, что она не заметит его дрожи, и попрощался, нежно поцеловав ее в губы.

На обратном пути в свой особняк он остановил машину на обочине дороги; его сердце колотилось. Никогда еще он не чувствовал себя так из-за женщины или по какой-то другой причине.

8

Знания человека не могут выходить за рамки его опыта.

Джон Локк

Вена, июль 1933 г.

Обнаженная, она томно возлежала на кровати; жара душного лета давала о себе знать, пот увлажнял скомканные простыни, которые липли к отдельным частям ее тела, приклеиваясь к коже и приоткрывая взору вкрадчивые детали ее форм.

Хеди глядела в потолок, расчерченный тенями от ставней. Дрожание веточек папоротника на подоконнике изображало на стене движение взад-вперед. Была суббота, и ее родители проводили утро дома. Она слышала их голоса за закрытой дверью своей спальни. Ей предстояло принять решение, она должна была определиться со своим будущим.

Хеди устала от родителей, от жесткости отца, от равнодушия и самодовольства матери. Хеди считала себя вполне независимой, ей с самого детства было комфортно со старшими друзьями. Опережая ровесников в учебе, она не испытывала проблем в общении со своими новыми одноклассниками, которые были значительно старше нее. И теперь она захотела уйти, ей нужно было покинуть этот дом, а Фриц Мандль, вероятно, хороший выбор: он очень богат и кажется добрым и заботливым. Она станет хозяйкой дворца и сможет иметь все что только пожелает. Но Хеди стремилась продолжить учебу, ей не хотелось терять увлечение, позволявшее погружаться в числа и формулы, получать удовольствие от магнетизма, который таил для нее этот воображаемый алгебраический мир.

Должно быть, Фриц хороший любовник, к тому же не исключено, что она сможет сохранить некоторые из своих дружеских сексуальных привязанностей и, видимо, продолжит сниматься в кино. Ее будоражили не только вспышки фотокамер. Она сознавала себя победительницей, но у нее не было покровителя, а венское общество 1930-х годов уступало женщинам неохотно. Хеди попытается узнать Фрица поближе и выяснить, что ждет ее в этих отношениях. Она попытается представить, каким может стать ее будущее с этим мужчиной. Ведь всегда существует возможность расставания, если все пойдет не так, как хотелось бы, а развод сможет ей даже благоприятствовать.

Она вскочила с кровати и начала одеваться, чтобы навестить своего друга и соседа Карла.

– Итальянец ждет вас, – сказал Лукас своим монотонным голосом.

– Впусти его.

Вошел мужчина со стопкой круглых алюминиевых коробок. Лацканы его белого пиджака были в пятнах, наполовину завязанный галстук болтался на пропотевшей, застиранной рубашке.

– Вот все копии фильма, что были на рынке, – доложил он, демонстрируя в улыбке ряд неровных зубов.

– Положите их на стол. – Фриц даже не предложил ему присесть.

Фриц занимался поиском и скупкой всех копий киноленты «Экстаз». Мир кино был не настолько велик, чтобы он не смог их достать, но обнаружилось, что этот фильм перекочевал на порнографический рынок, поэтому Фрицу пришлось обратиться к нескольким мерзким торговцам порнографией. Зная об этом, посетитель-итальянец явился к нему с несколькими копиями.

– Это все, что оставалось, Бьянкини?

– Возможно, еще несколько штук переходят из рук в руки, но не беспокойтесь, я смогу достать их за небольшую сумму, господин Мандль, вы очень щедры, – ответил он, чрезмерно жестикулируя.

Когда субъект удалился, Фриц вызвал Лукаса.

– Навести-ка этого Бьянкини, он плодит копии фильма, чтобы продавать мне. Отними оригинал, который у него в логове, и разберись с ним.

– Будет сделано, господин Мандль.

– И продолжай отслеживать ситуацию, Лукас. Я не желаю, чтобы хоть один сантиметр этого целлулоида ходил по рукам.

9

Каждый видит, каким ты кажешься, но мало кто чувствует, каков ты есть.

Макиавелли

Вена, июль 1933 г.

Шофер вел машину плавно; тихо звучала музыка Иоганна Штрауса. Фриц достал бокал из дорожного бара напротив задних сидений и налил Хеди содовой, а сам смаковал виски с двумя кубиками льда. Он ощущал рядом с собой ее тревожащее присутствие, что-то, исходящее от этого тела, вызывало в нем странную смесь желания, влечения и слабости, а также страстный порыв отдаться ей.

По пути из Вены в Мельк они пересекли сосновые и дубовые леса, поля, покрытые разноцветными цветами, а на лугах заметили нескольких оленей и косуль. В Мельке посетили внушительное здание аббатства на вершине скалистого мыса, окаймленного Дунаем. В поселке Штайр прогулялись по средневековым улочкам. Затем приехали в Гальштат, где отобедали в живописном деревенском ресторанчике, причем Фриц забронировал все столики. В роще с видом на озеро и панораму заснеженных альпийских вершин они насладились австрийскими блинчиками с творогом – палатшинкен. Там их бокалы с белым вином соприкоснулись, издав музыкальный звон.

Он почувствовал себя потерянным, безвольным; пытался совладать с собой, чтобы не наброситься на нее в любую минуту, пока наблюдал за ней и слушал ее. Страстное желание вызывало его злость на самого себя; ему было трудно держать себя в руках, и это сбивало с толку. Он исследовал глазами каждую частичку ее тела, изучил ее позы, свежий аромат, такие чувственные движения, выражение ее лица. Он восхищался шелковистыми темными волосами, ласкавшими ее шею; угадывавшейся под прозрачной блузкой грудью; юбкой со смелым разрезом, зазывавшим представить себе форму ее ног и подчеркивающим бедра. Он старался не показывать волнение, которое вызывало ее легкое прикосновение, или свое смущение, когда они шли под руку. Было очевидно, что его восприятие окружающего и рассуждения, всегда такие логичные, рушились в присутствии Хеди Кислер. Он сдерживался изо всех сил, чтобы не обнимать ее, не целовать и не прижимать к себе.

Выходя из своего дома, Хеди, как всегда, не обращала внимания на любопытные взгляды некоторых соседок, которые проводили целые дни за занавесками на окнах, созерцая привычную уличную жизнь. Ей понравились красные розы, подаренные Фрицем. Букет был перевязан лентой с надписью, и она узнала фразу поэта Петера Альтенберга: «Искусство – это жизнь, жизнь – это жизнь, но прожить жизнь творчески – это искусство». Очень тонко со стороны Фрица – никаких намеков на любовь или романтику.

8
{"b":"901468","o":1}