– Ох, не сомневайтесь, я отблагодарю! И ягодок сладких отсыплю, и без помощи не оставлю, на большую дорогу выведу, и в селе хлебом-солью угощу! Только не оставьте в беде, отыщите мое лукошко!

Слух царапнуло всего одно слово, и жалость к старику мигом испарилась. Я усмехнулась и резко ответила:

– Нет, дед, ни свою помощь не предложим, ни твою не примем. Иди куда шел!

Глаза у дедушки сразу вспыхнули красными огоньками, совсем такими же, как ягодки у него в сморщенных ладонях. Он раздосадованно клацнул зубами и испарился.

Осинник постепенно переходил в сосновый бор, снова запахло хвоей и мхом, под ногами стали попадаться шишки. Тревога, сжимавшая нутро в ледяной когтистой руке, таяла и исчезала. Чем дальше мы уходили в темный недружелюбный лес, тем спокойнее становилось на душе. Тут опасность была очевидной, мы знали о ней и были готовы встретить ее лицом к лицу.

Когда последние золотистые осины остались позади, мы остановились перевести дух. Я сделала несколько крупных глотков из бурдюка, едва удержавшись, чтобы не выхлебать все запасы, смывая сонную одурь. Волк отвел глаза, не желая дразнить себя невозможным.

– Нужно бы ручей поискать, – вздохнула я, убирая полегчавший бурдюк в сумку.

– Найдем, – спокойно пообещал волк, принюхиваясь. – Тут сыро, где-то рядом пруд или болото.

– Как бы снова с болотником не встретиться, – поежилась я, вспомнив жабу-переростка.

– Сбежим, – усмехнулся волк и протянул руку. – Дай-ка мне лук и стрелы, пусть у меня будут.

Он не заметил секундного промедления, я же успела проклясть себя – и за сомнения, и за доверие. Но все-таки с облегчением отдала оружие волку – колчан, прикрепленный к поясу, цеплялся за все подряд, путался в ногах, оставляя синяки. От лука неудобств было не меньше. Волк легко натянул тетиву, тронул ее пальцем, убедившись, что она не провисает. Прицелился на пробу, оттянув до щеки, довольно хмыкнул.

– Хороший лук, – одобрил он. – Натянуть легко. Вряд ли попаду, если стрелять буду, но, надеюсь, не дойдет до этого.

– Как думаешь, – я задумчиво потерла щеку, что все еще чесалась после удара, – меня княгиня чем-то опоила или я под чары алтаря попала, пока его очищала?

– Вот уж не могу сказать. Зачем княгине было тебе вредить, когда ты и так ее владения покинула?

Я пожала плечами.

– Мне всю ночь снилось, как ее слуги носятся, к чему-то готовятся, а сама княгиня нервничает и письма рассылает.

– Ничего не слышал, – признался волк, снимая тетиву и возвращая мне лук. На мой недоумевающий взгляд пояснил: – Мне лучше волком быть, когда к серебряной княгине пойдем. Похоже, они потому тебя чародейкой и посчитали, что тебя большой зверь слушался!

Я помрачнела:

– Главное, чтобы не заставили доказывать. Чародейка из меня – одно название!

– Как и из меня – шаман.

На этом беседа заглохла. Волк перекинулся в зверя и потрусил впереди, постоянно принюхиваясь к дороге. Мне почему-то казалось, что княжество второй сестры тоже будет на землях, расчищенных от леса, окруженное просекой, но огромный терем из почерневшего от времени дерева прятался за плотным рядом синих елей с огромными раскидистыми лапами. Если бы не волк, заметивший неприметную тропку между деревьев, мы бы так и прошли мимо.

У ворот мы остановились, пару минут разглядывали частокол из оструганных бревен.

– Только черепов сверху не хватает, верно? – мрачно пошутила я и едва лишь собралась постучать в ворота, как они совершенно бесшумно растворились передо мной.

Нас ждали. Явно не могли решить, встречать нас как дорогих гостей или как злейших врагов: впереди стояла и тряслась девочка-подросток с караваем на полотенце, а у частокола выстроились лучники, держащие нас на прицеле.

Честно говоря, меня такое гостеприимство тоже не особо радовало – если бы не подступающие сумерки, я бы малодушно попятилась обратно в лес.

– Отведайте хлеба да соли, гости дорогие, – скривив губы в жалкой улыбке, пропищала девочка. Руки у нее ходуном ходили – то ли каравай был слишком тяжелым, то ли боялась она нас до дрожи в коленях. Я пожала плечами и спокойно отломила себе кусок хлеба и макнула в солонку. Жевать под жадными и испытующими взглядами десятка людей было неприятно, кусок того и гляди не в то горло пойдет. Да и хлеб был сыроват, словно пекли его наспех, а крупная соль скрипела на зубах. Покопавшись в памяти, я вспомнила, что солью проверяли незнакомцев на принадлежность к нечисти: мол, нечисть не может соль есть. Вот интересно, а сами они, жители Навьего царства, к ней разве не относятся? Или нечисть – это твари из леса, а люди здесь самые обычные?

Когда я с трудом проглотила угощение, девочка перевела дух и чуть смелее продолжила:

– Госпожа чародейка, княгиня уже почивать изволит, завтра тебя примет. Велела, когда ты пожалуешь, накормить сытно да баньку растопить, если пожелаешь.

– Пожелаю, – с улыбкой кивнула я, предвкушая сон на мягкой постели. – Выходит, княгиня заранее знала, что я приду?

– Так затемно еще голубь от сестрицы ее младшей прилетел, – охотно ответила девочка. – Вот мы и готовились.

– А раз знали, что я приду, то зачем хлебом-солью проверяли?

Девочка побледнела и затряслась так, что едва каравай в грязь не уронила.

– Так по лесу твари ходят, многие нутро выесть могут и личину надеть, чтобы в жилье пробраться. Княгиня велела всех проверять, кто из леса приходит, даже дружинников, как с охоты вернутся.

Я ободряюще улыбнулась девочке и похвалила премудрость княгини. Она, похоже, хорошо осведомлена о тварях и их привычках, может, и о Финисте что-то знает.

Девочка привела меня в небольшую темную баньку, жарко натопленную, приятно пахнущую смолой. Пожелала мне легкого пара и поспешила убежать. Вспомнив, как мылась у Яги, я стремительно начала стаскивать с себя одежду, стремясь быстрее смыть с себя и пот, и пыль, и гнилую воду. Волк, не пожелавший ждать меня во дворе, стыдливо уселся носом в стену, сгорбившись и прижав уши. Я предложила и ему помыться, но он только головой мотнул.

Плеснув воды на каменку и поддав пара, я вбежала в парилку и принялась с наслаждением плескаться в глубокой лохани. Казалось, горячая чистая вода и усталость смывает, а не только грязь.

Я так увлеклась банными процедурами, что совершенно не обратила внимания ни на странный треск в каменке, ни на стук из-под потолка. Только отжав и откинув вымытые волосы, увидела огромное волосатое чудовище в углу бани.

Первым побуждением было завизжать и попытаться хоть как-то прикрыться лоханью, но стыд сменился злостью – совсем нечисть обнаглела, до подсматривания докатилась! – и я выпрямилась, уперев руки в боки.

– Приветствую, – спокойно поздоровалась я, с демонстративным интересом разглядывая визитера. Он выглядел почти как человек – если бы человек мог до такой степени обрасти густыми черными волосами, что кожи не было бы видно. Длинные, до колен, руки заканчивались железными когтями.

Не дождавшись от меня визга, чудовище фыркнуло, шагнуло вперед, разом уменьшившись до длиннобородого старичка с крепкими руками.

– Вот девки пошли, – широко ухмыльнулся дед. – Ни стыда ни совести, даже прикрыться не пытается!

– А чего это мне стыдно должно быть? – Я скопировала его ухмылку. – Так тебе стыдиться надо, что бороду отрастил, а за девками до сих пор подглядываешь!

Старичок довольно расхохотался.

– А положено мне, банник я, за всеми парящимися слежу.

– И чего тебе от меня надо?

Он мигом посерьезнел, поманил к себе, чтобы нагнулась, и жарко зашептал в ухо:

– Берегись княгини нашей, не выпустит она тебя за ворота! Все силу свою пытается увеличить, а сила у нее дурная, кровью вспоенная! Зверь твой ей нужен, самой-то дикого духа не подманить, не приручить, а вот чужого украсть да зачаровать ей вполне по силам! Сразу из терема не беги, и в лесу ночью жутко, и княгиня не спит, заметит, погоню пустит, колдовством одолеет. Глаз не смыкай, за небом следи: как сереть начнет да первый луч солнца облака прорежет, беги прочь – в рассветный час силы княгини на исходе, глубокий сон ее одолевает.