Княгиня изящно сошла с трона и знаком предложила мне присесть за стол напротив нее.
– Ах, дорогая гостья, не серчай за скромную трапезу. Разве могла я знать, что вместе с дурными холопами мои славные дружинники приведут могучую чародейку?
Я едва лепешкой не подавилась от такого заявления, но предпочла промолчать. Пока меня здесь опасаются, мне самой бояться нечего. Я почти не сомневалась, что столь странным обхождением была обязана своему спутнику. Или волки в лесу – зверь редкий, или не сопровождают по доброй воле путников.
Волк, словно угадав, что мысли мои о нем, поднял голову и насторожил уши. Еду он даже нюхать не стал, отвернулся демонстративно, как от редкостных помоев.
– Я и сама предположить не могла, что здесь окажусь, – вежливо кивнула я, с трудом проглотив пресную лепешку. По чуть изменившемуся выражению лица княгини поняла, что ляпнула что-то не то и поспешила исправиться: – Да пленницей, а не долгожданной гостьей.
Княгиня расслабилась.
– О, дружинники всего лишь воины, не королевичи, воспитанием похвастать не могут. Разве придет к ним мысль, что усталой путнице надо своего коня уступить? Прошу, не серчай на моих воинов, не их вина, что учили их не благородным девам угождать, а мечами махать.
Я только вежливо улыбнулась, впиваясь зубами в птичье крыло. Похоже, предвидение здесь почитается самой простой ступенью колдовства и не владеют ею лишь те, кто магией совсем обделен. Как моя собеседница, например. Вряд ли бы она стала передо мной лебезить, если б знала, насколько я сама далека от всего колдовского и волшебного.
Проглотив очередной кусочек мяса, я задумчиво провела кончиком языка по зубам. Что-то было не так, но я не могла ни понять, ни почувствовать, что именно. Свежее, ароматное мясо, сочные овощи, холодная вода. Разве что вино кислило безбожно, но его я отставила, едва пригубив. Княгиня же что ела, что пила жадно, не скрывая неумолимого, алчного голода, по-змеиному заглатывая крупные куски.
– Зачем же ты отправила своих воинов деревню жечь?
– А они ее сожгли? – наигранно удивилась княгиня, прикрывая рот рукой. – Ах, как же они безжалостны! Я ведь попросила новых работников мне найти, девиц юных с умелыми руками, чтобы ковры ткали да платья мне вышивали. Опять о моей жестокости слухи пойдут! – пригорюнилась женщина, но в ее интонациях мне почудилось такое самодовольство, что я едва удержалась, чтобы не скривиться.
Княгиня нравилась мне все меньше и меньше. Надо бы потихоньку выбираться отсюда, не дай бог решит меня придворной чародейкой сделать!
Или отравить. Я наконец поняла, что же меня так беспокоило, словно глубоко ушедшая заноза, что мешало насладиться едой. Ее привкус. Едва ощутимый, оседающий на кончике языка привкус меди и крови – одинаковый и у воды, и у мяса, словно я, нервничая, изгрызла щеки изнутри.
– Селяне молили меня о заступничестве перед тобой. Работать они и так готовы, зачем же убивать их было? Да еще и самых работоспособных мужчин?
– Селяне грубы и жестки, – поджала губы княгиня, заглотив очередной крупный кусок темного мяса. – Жилы и кости, просмердевшие потом. Девицы нежнее, и руки их тоньше, и кожа их мягче, – мечтательно улыбнулась она, слизывая с губ жирную подливу. – Зачем же грызть мясо жесткое, как подошва, когда есть такое сочное лакомство!
И она отправила в рот очередной кусок.
Тошнота подкатила к горлу. Тяжело сглотнув, я отодвинула тарелку, хоть на ней и лежали только тоненькие птичьи косточки. Нервно схватилась за кубок с вином и в два глотка ополовинила, не чувствуя кислого вкуса.
Меня мутило.
– Ответь мне, княгиня, – медленно начала я, подбирая слова, – знаешь ли ты, в каких краях можно отыскать Финиста Ясного Сокола?
– Финиста? – резко побледнела женщина, пряча глаза и нервно потирая кольца. – Ох, нет, не ведомо мне. Над всем лесом летает, горе приносит, скот похищает. Уж сколько богатырей славных ходили его изничтожить, да не вернулся ни один!
Чем дальше она рассказывала, тем сильнее было мое удивление. Как-то не вязались злодейства Финиста с его образом в сказках.
– А невест он себе похищает? Или, может, очаровывает девиц юных, а они потом по всему белу свету за ним рыщут?
– С чего бы? – так искренне удивилась княгиня, что я даже не усомнилась, что она впервые об этом слышит. – Финист – птица хищная, зачем ему невесты бескрылые? А что, – она жадно подалась вперед, в глазах разгорелся хищный огонек, – стал он и девиц похищать?
– Стал. Пока в отъезде была, сестру мою юную похитил. Теперь странствую, ищу ее.
Княгиня сочувственно покивала, всячески выражая свои неискренние соболезнования, и предложила воспользоваться ее гостеприимством, пока я не восстановлю силы для дальней дороги. От неискренних улыбок разболелись губы, велеречивая вязь слов утомляла, а от голодных глаз княгини, в глубине которых тлели угольки страха и зависти, холод щипал спину.
За стенами уже взошел месяц, темнота стояла, хоть глаз выколи, поэтому я благодарно приняла предложение княгини и позволила служанкам проводить себя в светлицу. Волка сначала попытались отправить спать во двор, но после того, как он показал свой впечатляющий набор клыков, возражать против его присутствия перестали.
В комнатке, которую мне выделила княгиня, с трудом помещалась узкая кровать под узким окном, сундук и табурет с тазом. Выпроводив услужливых провожатых, я поспешила закрыть за ними дверь и задвинуть засов. Меня не покидало ощущение опасности – слишком гладко, слишком легко все шло. После леса, где опасность поджидала на каждом шагу, а любая встреченная тварь первым делом пыталась тебя съесть, а уже потом заговорить, доброта княгини вызывала много вопросов. Такие долго в правителях не держатся, особенно посреди леса. Перед ней же – трепетали.
Возможно, вся загвоздка действительно была только в том, что она приняла меня за могучую чародейку, с которой ей не тягаться. Такую и в самом деле злить опасно, мало ли, превратит мановением руки в жабу! Но тогда она должна меня бояться, бояться, что я этим самым мановением руки отниму ее власть. Хорошо, что я прямо сказала, что сестру ищу – теперь она знает, что скоро я двинусь дальше и до ее крошечного княжества мне дела нет. А раз я опасности не представляю, то зачем со мною ссориться?
Рациональная часть разума разложила ситуацию по полочкам, всячески меня убеждая, что мне ничего не грозит, но интуиция не желала успокаиваться. Я огляделась в нервном возбуждении, примерилась к сундуку. Из темного дерева, с медными заклепками и уголками, он выглядел достаточно тяжелым. Я попыталась вытянуть его на середину комнаты, чтобы подпереть дверь, но едва сдвинула с места на пару сантиметров.
– Я помогу, – шепнул волк, успев превратиться в человека. – Тоже считаешь, что дело нечисто?
– Да не то слово!
Вдвоем, пыхтя сквозь зубы и постоянно прислушиваясь к звукам из коридора, мы все-таки придвинули сундук к двери. В процессе так умаялись, что рухнули, где стояли. Я предложила волку по-братски разделить мягкую постель, но он отмахнулся и зверем свернулся на полу, чутко насторожив уши.
Сил раздеваться уже не было, я заставила себя скинуть хотя бы грязный плащ и сапоги и с удовольствием зарылась под одеяло.
Всю ночь мне снилось, как слуги княгини носятся по двору, выполняя какие-то странные, фантасмагорические поручения, а сама княгиня, бледная и встревоженная, следит за их действиями с крыльца. Время от времени на перила перед ней садятся полупрозрачные, отливающие перламутром голуби, и она нервно читает записки с их лапок, хмурится и, закусив губу, спешно пишет ответы своей же кровью, пробив острым кончиком пера вену на запястье.
Даже интересно было, что же такое намечается, что приготовления ведутся среди ночи? Но, как часто бывает во снах, я оставалась всего лишь наблюдателем и смысл происходящего от меня ускользал.
Проснулась я перед рассветом от ужасной жажды. Привкус во рту стал невыносимым, словно своей же кровью захлебывалась. Даже воздух оказался пропитан тяжелым и терпким запахом. Тихонько нашарив среди вещей бурдюк и стараясь не разбудить волка, жадно напилась, смывая медный привкус с языка, и снова откинулась на подушки, наслаждаясь теплым одеялом и мягкой периной. Мысль о грядущих ночевках в лесу повергала меня в ужас, с которым не мог сравниться даже страх перед Финистом. Я нежилась в постели, бездумно глядя на снующих за окном белесых, полупрозрачных голубей, и незаметно для себя погрузилась в глубокую дремоту.
