– Где вы живете?

– Медзяная, десять, квартира номер четыре. Записали?

– Мы кого-нибудь пришлем.

– Вот спасибо. Как мило с вашей стороны! И прошу прощения, что помешала вам работать, вы же такой занятой человек.

– Это все?

– Да, все. У меня больше нет квартир, которые можно было бы обокрасть. До свидания.

Тут до меня наконец дошло, почему мне казалось, что преступник все еще здесь. Я унюхала отвратительный запах застоявшегося сигаретного дыма. Отчетливая вонь, какой в моей квартире никогда не было и быть не могло.

Я бросилась в гостиную. Преступник отыскал и разграбил обувную коробку, которую я прятала в шкафу с постельным бельем. Значит, не такой уж он дурак, раз ее нашел. Я поискала в книжках. Денег и след простыл. Ах ты черт. Я отложила неплохую сумму на будущее для внука, целых две тысячи двести злотых, и вот они исчезли. Сколько же этот головорез сможет всего себе накупить! Лучше не думать. За такие деньги можно и машину приобрести. Не новую, но все-таки. Документы Хенрика тоже исчезли. Это плохо. Я много лет в них не заглядывала, но все хотела привести в порядок.

До меня вдруг донеслись звуки шагов. Я замерла. За какую-то долю секунды в уме пронеслись все эти не особенно умные фильмы, в которых жертва, как дура, сама лезет под нож маньяка.

– Что тут произошло? – спросил сосед из квартиры напротив.

Я выдохнула. Фамилия соседа была Подгурский, но все называли его Голум. Видимо, это персонаж какого-то фильма. Наверняка молодежного, потому что молодежные-то я не смотрю, но вообще кино люблю, и мне нравится сравнивать людей с киногероями. Поэтому и я называла соседа Голум. По-моему, красивое имя. Я и сама похожа на одну актрису, Дануту Шафлярскую[2]. И не только я так считаю – мне это говорили еще два или даже три человека. К сожалению, она уже умерла. К сожалению − потому что, пока она была жива, я могла выдавать себя за нее. В клубе для пенсионеров, где у многих плохое зрение, я сходила за кинозвезду. Честно говоря, я выше и худее ее – в основном потому, что мало ем. Не то чтобы я заботилась о фигуре – просто пенсия не слишком большая. Сыну я в этом не признаюсь. Еще расстроится.

– С каких это пор можно входить без стука? – спросила я.

– Во-первых, я не вошел, а на пороге стою, а во-вторых, двери нет.

– Ну и что? Не ваше дело. У меня ремонт.

Голум пожал плечами и ушел.

Ну что мне делать? Можно было бы позвонить сыну, но у него всегда столько дел. Он бы стал за меня волноваться, а ему и так есть о чем подумать: ребенок, работа. Да и что я буду себя обманывать. Сын у меня – хер лысый. Как он мне поможет хотя бы дверь навесить, он же спортом не занимается. Растолстел, щекастый стал, живот висит. Ну да, стресс, слишком много обязанностей, я все понимаю, но когда я его попросила заменить кран в ванной, он три раза приезжал – и то у него нужного ключа нет, то он прокладку порвал, а мне сказал, что кран так просто не поменяешь. А в магазине, когда я его покупала, мне ясно сказали, что с этим краном любой дурак справится.

Вот черт. Мало того что какая-то сволочь меня обокрала, так еще и всю квартиру мне провоняла. Я открыла окно, потому что меня уже тошнило; пора и суп варить. Я так планировала. Потому и поехала в этот чертов магазин. Может, если бы я туда не поехала, сволочь бы меня и не обокрала. Тяжко, вот что я скажу. Но умирать от голода я не собиралась, а ела между тем в последний раз еще утром. Одно яйцо всмятку, как всегда. И еще – не особенно свежее печенье, оно вкусное и дешевое. Неудивительно, что я жутко проголодалась. А на голодный желудок и думается плохо. Так что я потащила проклятую тележку на кухню и стала доставать оттуда покупки. Мне удалось дешево купить много отличных овощей. Помидорчики с бочками, зато цена подходящая. Какая разница – все равно варить. Я поставила кастрюлю на огонь и принялась нарезать овощи.

– Помощь не требуется?

– О господи! Смерти моей хотите?

Меня снова напугал Голум.

– Вы что тут делаете? Будьте любезны уйти.

– Я вижу, у вас квартиру взломали.

– Какой вы наблюдательный. Вам бы на телевикторину.

– Вы в полицию звонили?

Я, прищурившись, смотрела на Голума. Нож мелькал, кроша овощи.

– Я посмотрю, что можно сделать с дверью.

– Ну так за работу. Чего стоите, языком треплете?

– А?

– Я говорю – вот спасибо за помощь. Или вроде того…

– Всегда рад. – Голум, не двигаясь с места, смотрел на меня.

– Хватит любезностей. Дело само не сделается. А пустая болтовня уж точно не поможет.

Голум ушел, и через минуту до меня донеслись громкие стоны. Я прервалась и выглянула в прихожую. Голум раскорячился у стены, придавленный дверью, которую он поднял с очевидным намерением вернуть на место.

– Вы мне не поможете? – с трудом проговорил он.

Стоя с картофелиной в одной руке и ножом в другой, я смотрела, как Голум безуспешно пытается выбраться из-под двери.

– Сделайте что-нибудь, вы же задохнетесь, – констатировала я. – Ногой толкните – и высвободите голову.

– Вы так думаете? – слабеющим голосом проговорил Голум.

– Конечно. Смелее! А я вам буду говорить, получается у вас или нет.

– А может, вы тоже немножко… – Голум внезапно замолчал. Он уже еле дышал.

– Что-что? Громче, вас не слышно… И не копайтесь там, иначе дверь вас совсем раздавит.

Голум собрался с силами и толкнул дверь ногой. Дверь сдвинулась на несколько сантиметров – не много, но она явно перестала давить на Голума: его лицо приобрело нормальный цвет, Голум с шумом втягивал в себя воздух.

– Ну, раз вы уже выбрались, то я вернусь к своим занятиям, – с этими словами я отступила на кухню. – Если что – зовите. Я помогу.

Во что превратились мужчины? Предлагают помочь, а потом им самим оказывается нужна помощь. Не будь я прямо сейчас занята, я сама навесила бы дверь. Безо всякой жалости к себе. Позорище.

Я снова занялась приготовлением супа. Вода уже закипела. Я бросила в кастрюлю бульонный кубик (курицы же мне не досталось) и продолжила резать овощи.

БАБАХ! – донеслось из прихожей.

– Ой-ой-ой! – взвыл Голум.

– Вы чем там занимаетесь? – осведомилась я. – Решили окончательно доломать дверь?

Голум не ответил. Как невежливо. Я занялась супом и вышла к Голуму, лишь когда услышала, что он с кем-то препирается. Оказалось – с полицейским. Соизволили появиться.

– Это я звонила. Приехали наконец. Сколько можно ждать?

– Очень приятно. Оперуполномоченный Михал Собещанский. – И полицейский протянул мне руку.

Досадно, но ни на одного актера он не был похож, а такое сложное имя мне и не запомнить – я его забыла, как только услышала. Я решила дать полицейскому шанс и назвала его Боревич, хотя он ни капли не походил на того умного и красивого детектива[3].

Рукопожатие у него оказалось вялым. Не люблю таких.

– Так вы, будьте добры, принимайтесь за дело – мне надо как можно скорее отыскать свои вещи. Неплохо было бы арестовать преступника, и я бы уже заперла общую дверь – сами видите, мне придется покупать новые замки.

– Должен вам сообщить, – как-то неуверенно начал Боревич, – что раскрываемость подобных дел, к сожалению, невысока. Мы, конечно, сделаем все, что в наших силах…

– Что значит «невысока»? Какая еще раскрываемость? Вы что хотите сказать?

– Ну, так я пойду, – решил Голум. – Дверь худо-бедно, но держится.

– Держится? – Я критически оглядела плоды его трудов. – Дерьмо, а не работа. Еще хуже, чем было. Определенно хуже.

И я схватила Голума за рукав рубашки. Голум испуганно вытаращился на меня.

– Никуда вы не пойдете. Будете свидетелем, – прибавила я.

– На первый взгляд такие дела кажутся простыми, но это не так. У нас их много, а людей мало, ну и есть еще приоритеты… – продолжал полицейский.

– Меня это не интересует. Зачем вы мне вообще об этом говорите? Я хочу вернуть свои вещи. Вызовите, пожалуйста, этих, как их там… экспертов, собаку, прокурора – и ищите, вынюхивайте, выслеживайте!