— Неужели в жизни все так сложно и даже дружить нужно с осторожностью?

— Нет, я хотел сказать, что тебе нужно внимательнее смотреть в людей, научиться отличать настоящих от поддельных и слушать свой внутренний голос. Не будь с каждым доверчивой, но и доверие к людям не теряй. А жизнь легче, чем порой кажется.

— Наш класс, кстати, едет в театр в осенние каникулы.

Папа улыбается.

Люди часто хотят сломать крылья

тем, кто не похож на них

В руках чашка какао, давно остывшего. Не знаю сколько времени я провела вот так, сидя в своей комнате на подоконнике, смотря на серые силуэты случайных прохожих. Они растворяются в длинной улице, исчезают за домами, чтобы больше никогда не появиться. Но ведь каждый из них — это целая история о любви, вере, счастье и несчастье, преодолениях и победах. Их так много, и я часть их. Часть чего-то очень большого и необъятного, того, что нельзя уместить ни на этой улице, ни на этой планете.

Может быть, кто-то из них, так же, как и я бывает одинок и не понят. Может быть, кому-то из них, так же, как и мне бывает страшно. Может быть, кто-то из них, так же, как и я все еще в поиске себя. Я почти уверена, что я не одна. Таких историй много, лишь бы, как и в сказке, они заканчивались счастливо.

Правда, у жизни свои правила, и чьим-то мечтам так и не суждено сбыться, кого-то она соединяет, кого-то, наоборот, заставляет пройти боль разлуки. Я вижу, что им больно, маме и папе. Но они стараются быть сильными, растворить свою боль в каждодневных делах, в заботе о нас с сестрой.

— Почему не пьёшь какао? — Мама нарушает ход моих мыслей, незаметно зайдя в комнату.

— Что-то не хочется. — Слезаю с подоконника, ставлю чашку на тумбочку с большим черным магнитофоном.

— Может что-то поешь? Я суп приготовила.

— Не хочу.

— Что с тобой?

— Почему вы до сих пор не вместе? — С лица мамы пропадает улыбка.

— Нам так лучше.

— Не правда, ты врешь и мне, и себе. — Мой голос начинает дрожать, срываясь на крик. Я больше не в силах держать свою боль внутри. — Бывает ты говоришь, что я странная. Да, я странная, не умею постоять за себя, слишком многого боюсь, часто остаюсь непонятой, живу в своих мыслях. Я просто другая, не такая, как ты, папа или Оля. Но я имею право быть такой. И знаешь, что? По крайней мере я не вру себе, как это делаете вы. Вы говорите, что вам лучше порознь, а сами задыхаетесь в своем одиночестве. Бывает, один разговор может многое поменять. Но вы, взрослые, еще большие трусы, чем я.

Я стою перед мамой в слезах.

— Алена, дочка, нам всем сейчас тяжело. — Мама совсем растерялась. — Не говори так о себе. Неужели ты думаешь, что я не вижу какая ты необыкновенная девочка, сколько тебе дано от рождения того, чего не хватает многим из нас. Я просто боюсь за тебя. Люди часто хотят сломать крылья тем, кто не похож на них. И я хочу уберечь тебя от этого. Я знала, что это будет непросто, особенно для тебя, но позволь нам самим сделать выбор.

Мама подходит ко мне, хочет обнять, но я делаю шаг назад.

— Ты опять не понимаешь меня.

— Я понимаю.

— Нет. — Я выбегаю из комнаты, быстро надеваю куртку, резиновые сапоги и, спотыкаясь о спящего у двери нашего кокера спаниеля, выбегаю в подъезд. Дверь за мной остается на распашку. Мамин голос эхом раздается у меня за спиной.

— Вернись немедленно.

Но я бегу вниз по ступенькам туда, где всегда была понята, несмотря ни на что.

Просто представь, что в целом

мире больше нет такого, как ты

— Бабуль, почему я не такая как все? У меня почти нет друзей, я так многого боюсь, вижу совсем необъяснимые сны, о которых мне страшно рассказать хоть кому-то, кроме тебя, от мамы слышу, что я странная, наверно, все, включая тебя так думают, — мокрые слезы катятся по моему лицу, создают густой туман в глазах.

Бабушка стирает их теплой рукой, кладет мою голову себе на грудь.

— Доченька, путь к счастью бывает очень тернистым, но начинается он всегда с принятия себя. Тебя создал Бог такой, какая ты есть. Люди часто пытаются переделать себя в угоду кому-то, тем самым теряют связь с собой и Богом.

— Бабуль, как ты не понимаешь, что мне больно от того, что я не могу быть такой как все.

— А разве в этом есть необходимость? Доченька, мы все разные и не должны быть похожи друг на друга. Когда ты сможешь разглядеть в себе ту красоту, которая до сих пор остается невидимой для тебя, тогда в твоей жизни начнут происходить чудеса.

— В чем же моя красота?

— В твоей душе, родная. Настоящая красота всегда скрыта внутри, она будто сокровище хранится в твоей душе. Когда ты принимаешь себя, в тебе разгорается особая сила, способная менять всё вокруг. Нет ничего прекраснее, чем быть собой, тогда в твою жизнь приходят твои люди и случаются самые удивительные события.

— Но у меня не получается.

— Разве? Дай себе чуть больше времени. Всё происходит в свое время, ни раньше ни позже. Пойми, Аленушка, ты, как и любой другой человек на планете, состоишь из множества частей, одни тебе могут нравиться, другие совсем нет. Но принятие в том и заключается, чтобы признать каждую из своих частей, страх, боль, трусость, злость, желание спрятаться от всего мира, и в то же время доброту, любовь, бережность. Частей много, стоит только внимательнее к себе присмотреться.

— С чего мне начать, бабуль?

— Просто представь, что в целом мире больше нет такой девочки, как ты. Одна лишь эта мысль способна многое начать менять. Поверь, пока мы с чем — то боремся, не соглашаемся, в нас нет достаточной силы, чтобы принять себя. Верь, доченька. Когда веришь, все получится.

Все обретается вновь

В соседней комнате вдруг громко зазвонил телефон. От неожиданности мы с бабушкой вздрагиваем. Она ласково целует меня в макушку и спешит к телефону. Я слышу, как она взволнованным голосом разговаривает с кем-то. Через минуту понимаю, что с мамой. Бабушка успокаивает ее, говорит, что всё в порядке. Еще через пять минут она кладет трубку и возвращается ко мне.

— Мама звонила, беспокоится.

— Я обидела ее?

— Вовсе нет. У твоей мамы чуткое сердце, она всё понимает.

— Бабуль, ты говорила про веру, а если мне пока трудно верить?

— Значит, рядом должен быть тот, кто верит в тебя, даже сильнее, чем ты.

— А ты веришь в меня?

— Всегда, родная.

— Значит мне повезло.

Я вновь кладу голову на ее грудь. Слышу стук ее беспокойного сердца, любящего и доброго.

— А если я буду верить, что мама и папа снова будут вместе, это случится?

— Верить нужно всегда. Если веришь, то многое становится возможным.

— Мама говорит, разбитого не склеить.

— Все обретается вновь и разбитое можно склеить, лишь бы были не потеряны все кусочки целого, с которыми оно заново возможно.

— Бабуль, когда ты рядом, я могу быть собой.

Она гладит меня своими теплыми ладонями, прижимает к себе еще крепче. Рядом с нами, свернувшись в пушистый клубок, спит ее кот. На часах почти одиннадцать ночи. Время бывает куда-то очень торопится.

— Родная, не теряй себя настоящую, такую как сейчас, а если потеряешь, обязательно отыщи вновь и держи крепче.

Вера самым волшебным образом

делает невозможное возможным

Смотрю на свои замерзшие ноги, я босиком на ледяном полу. Вокруг очень холодно, стены комнаты давят, а полумрак вокруг внушает страх. Я снова там, куда никогда не хочу возвращаться. Передо мной мужчина, уже не молодой, но все еще полный сил. У него черные волосы, крупные темные глаза. Наверно, в его роду были цыгане. Точно были. Мои мысли прерывают его слова. Он ведь давно о чем-то мне рассказывает, но я, как будто не слышу его. На его мизинце аккуратный серебряный перстень, волнуясь, он непрерывно крутит его пальцами другой руки.

Он не то, чтобы разочаровался в любви, он просто — напросто никогда в нее не верил. Не верил, потому что никогда не знал этого чувства. Обладая логическим складом ума, он не мог поверить в то, чего не испытал сам. Конечно, он читал про настоящую любовь в романах, коротая долгие вечера в одиночестве. Нет, он не любил романы, просто это были единственные книги, которые он находил на полке соседа в общежитии. Читать он любил, а на новые книги в студенческие годы денег не хватало. Поначалу он даже верил тем текстам и ждал, что и с ним когда-нибудь случится что-то подобное. Но в жизни ему не выпало такого шанса. Тогда он решил, что его обманули. Его короткие отношения с женщинами, концом которых всегда были боль и разочарование, лишь укрепили его неверие. И вот ему уже сорок три, и он совсем один.