Однажды, когда я отрабатывал удары на боксерской груше, в ожидании опаздывающего тренера, прапорщик принялся в очередной раз доставать меня, и после очередного молчаливого отказа громко обозвал меня бабой, которая ни на что не годится, разве, что лечь под настоящего мужика, конечно, под настоящим мужиком он имел в виду себя.
– Я ищу сегодня на вечер телку, давай, приходи ко мне домой, а жил прапорщик в офицерском общежитии здесь же, на территории части, и я тебя… и он похабными движениями под смех своих приятелей показал, что он будет делать со мной. Я, не мигая, смотрел в лицо гримасничающего Колеса, на этот раз злость овладела мной, и я кивком головы показал ему на ринг и первым пролез под канаты. По залу прошла волна оживления, все потянулись к рингу. Большинство было уверено в победе Колеса. Один из спортсменов-боксеров взял на себя функции рефери. Мы с Колесом заняли места в противоположных углах ринга. Зрители шумели и подбадривали прапорщика. Вместо гонга рефери хлопнул в ладоши, и спортсмены стали сходиться. Я прошел на середину ринга и встал в стойку, не сводя глаз с противника. Колесо прыгал, играя мышцами и нанося демонстрационные удары по воздуху, тешил публику. Нужно сказать, прапорщик умел показать себя и внешне это напоминало красивый танец. В этом плане я ему уступал, стоял и внимательно следил за движениями противника. Продолжалась увертюра недолго, внезапно Колесо нанес правой рукой удар мне в корпус, и этот удар был бы очень болезненным, если бы достиг цели. Для меня этот выпад не был неожиданным, я легко увернулся, а Колесо на мгновение потерял равновесие и оставил открытой правую сторону своего корпуса. Уйдя от удара, я нанес ответный левой рукой в открывшееся место. Наверное, от охватившей меня злости, удар получился сильным и для Колеса, несмотря на накачанный пресс, еще и очень болезненным, поэтому инстинктивно на доли секунды задержал возврат руки в защитную позицию и на эту долю секунды его голова оказалась недостаточно защищена, я нанес удар правой рукой в образовавшуюся брешь. Эту классическую связку мы с тренером отрабатывали на каждой тренировке и ее исполнение довели до автоматизма. Судя по всему, удар получился очень сильным, ноги прапорщика оторвались от пола и, казалось, он пролетел по воздуху и с грохотом упал в угол ринга. Все произошло очень быстро. В только что шумящем, кричащем зале наступила тишина. Я бросился к Колесу, на ходу срывая с рук перчатки, затем подложил их под голову прапорщика и стал легонько хлопать его по щекам, приводя в чувство. Все опешили от неожиданности.
– Воды, дайте кто-нибудь воды, – прохрипел я. Кто-то подал бутылку, и я вылил воду на голову прапорщика. Веки задрожали, прапорщик открыл глаза и посмотрел на меня. От его нахрапистости не осталось и следа, это был взгляд ребенка, который внезапно серьезно заболел и теперь, придя в себя, смотрел умоляюще на окружающих взрослых, не понимая, что происходит и зачем это с ним сделали. В этом беспомощном взгляде была вера в справедливость, вера в то, что все пройдет, ему помогут, иначе и быть не может, ведь всегда помогали. Колесо устало закрыл глаза.
– Что тут происходит? – Разорвал тишину громкий голос пришедшего тренера. Подойдя к рингу, он сразу все понял и, обращаясь ко мне, объявил пять суток «губы» за несоблюдение дисциплины.
Пять суток одиночки. За это время я многое передумал и понял, что, обладая врождённой высокой скоростью реакции и хорошей физической подготовкой меня на ринге очень трудно победить и в этом нет никакой моей заслуги, таким родился, и поэтому не имею права участвовать в спортивных поединках – это нечестно и несправедливо по отношению к соперникам. Как мог, я потом объяснил это тренеру. Он вначале возмутился, а затем успокоился, похлопал меня по плечу и с сожалением сказал.
– Наверное, ты прав. Мне в голову тоже приходили такие мысли, но я их гнал, очень хотелось победить.
К концу службы я по некоторым видам был спортсменом-разрядником, а по штанге выполнил норматив кандидата в мастера спорта. Боксом больше не занимался. Команда боксеров части в очередной раз проиграла первенство округа. Колесо подтвердил звание чемпиона части, но стал уже не таким заносчивым, встреч со мной избегал, а тот короткий поединок объяснял, тем что у него вдруг разболелась голова, а Вуйко этим воспользовался, а теперь, боясь расправы, ушел из бокса. Служба в армии для меня не была обременительной, практически это была работа строителя, которую я еще до армии неплохо освоил. Отношения с сослуживцами были ровными, чему способствовало, конечно, происшествие на ринге. В армейской среде, как и в жизни вообще, силу уважают, а еще я к концу первого года службы овладел русским языком в достаточной степени, разговаривал с едва заметным акцентом, научился по-русски читать и более того, пристрастился к чтению. В части пьянство было широко распространено, но я не пил вовсе. На втором году службы командование части предложило мне пройти обучение в школе сержантов, я отказался, не мое это – командовать людьми. Особо не стремясь, я окончил службу в звании ефрейтора с пачкой почетных грамот и несколькими знаками отличия.
Поезд, замедляя ход, подошел к перрону и остановился. Упитанная проводница, выдыхая ощутимый перегар, самогона с луком, открыла дверь и с трудом выбралась на перрон. Все, приехали!
На шахте меня прежде всего поселили в общежитие, затем несколько дней обучали азам профессии забойщика, по правильному ГРОЗ, горнорабочий очистного забоя. Когда в отделе кадров мне предложили на выбор несколько шахтерских профессий, объяснили, чем они отличаются, я, прежде чем сделать выбор, поинтересовался, где больше платят. Оказалось, что забойщикам платят больше всех, это и определило мой выбор. Работа оказалась физически очень тяжелой. Первое время, смыв угольную пыль в шахтерской бане и плотно поев в шахтерской столовой, я, будучи хорошо физически тренированным, можно сказать, тяжелоатлетом, еле добирался до кровати и падал, как подкошенный, голова опускалась на подушку уже спящей. Сон был тяжелый, без сновидений. Трудно сказать, сколько часов я смог бы проспать, если бы не будильник. Не раз ловил себя на мысли бросить все к чертовой матери и уехать отсюда куда подальше, но молодой, здоровый и сильный организм быстро адаптировался к новым условиям и через несколько недель я уже не спешил после работы в общагу на кровать. Конечно, уставал, но восстанавливался довольно быстро. Появилось время зайти в ленинскую комнату, посмотреть телевизор, полистать газеты или даже сходить в кино, благо, шахтный клуб с кинотеатром находился недалеко. Вскоре получил первую зарплату, таких денег я никогда не держал в руках, тут же пошел на почту и половину отослал родителям. Оставалось еще много. Хранить их в тумбочке не хотелось, мало ли что! Я зашел в местный универмаг, купил необходимую одежду, у меня кроме форменной армейской ничего не было, потом в сберкассе оформил вклад, часть денег оставил на текущие расходы, остальные положил себе на сберкнижку. Нужно сказать, что день получки – день выплаты зарплаты на шахте, это особый день – день обще шахтной пьянки. Большинство шахтеров в другие дни пили мало и, если пили, то в основном пиво – восстанавливали водный баланс, но в день получки, а иногда плюс несколько последующих дней это большинство, как правило, пило безостановочно. Это был массовый психоз, порожденный спецификой шахтерской жизни. Семейным было проще, вместе с шахтерами получать зарплату приходили их жены и прямо у кассы забирали деньги, но не все, небольшая часть, чтобы не разгуляться, оставлялась мужьям на пропой. У холостых такой возможности не было, и они со всеми своими получками участвовали в пьянке и очень часто заработанные нелегким трудом деньги в два-три дня пропивались полностью, иногда дело доходило до того, что пропивались даже личные вещи, в том числе и одежда. В моей семье пьянство не приветствовалось, не то, чтобы все поголовно были трезвенниками, нет, в праздники или в значимые дни типа прихода родни или похода в гости могли понемногу выпить, но, чтобы напиваться до беспамятства, этого не было. По-настоящему пьяных людей я до армии вообще не видел, поэтому на предложения товарищей по работе или по общежитию выпить всегда спокойно, но категорично отказывался. Со временем за мной закрепился статус трезвенника и ко мне перестали приставать с предложениями.
